а приводила в пример свою собственную, самую крупную в Норвегии газету. Статью так и не напечатали. «Потому что она слишком длинная», – сказал редактор и отправил ее к редактору воскресного приложения. «Потому что так называемые критические издания не выносят критики в свой адрес», – объяснил дружелюбно настроенный коллега. Но Мона подозревала, что редактор воскресного приложения попала в точку, сказав: «Но, Мона, в твоей статье не цитируется ни одной знаменитости».
Мона подошла к окну и посмотрела на Фрогнер-парк. Небо затянуло тучами, и, за исключением освещенных пешеходных дорожек, парк окутывала тяжелая, почти осязаемая темнота. Осенью всегда бывало так, до того как с деревьев опадет листва, и через их ветви будет далеко видно, и город снова станет жестким и холодным. Но с конца августа до конца сентября Осло был мягким и теплым медвежонком, которого ей постоянно хотелось тискать.
– Я вся внимание, Нора.
– Речь о вампиристе.
– Тебе поручили пригласить его в качестве гостя? Думаешь, он участвует в ток-шоу?
– Последний раз повторяю: «Воскресный журнал» – это дискуссионная программа, Мона. Я звонила Харри Холе, но он вежливо отказался и сказал, что расследованием руководит эта дамочка, Катрина Братт.
– А чем она плоха? Ты постоянно жалуешься на то, как трудно найти интересных гостей женского пола.
– Да, но Харри Холе вроде как наш самый известный следователь. Помнишь ту передачу, на которую он пришел пьяным? Скандал, конечно, но людям это нравится!
– Ты ему об этом сказала?
– Нет, но я намекнула, что телевидению нужны знаменитости и что знакомое лицо привлечет больше внимания к работе, которую ведет полиция в этом городе.
– Ловко. Но он не купился?
– Он сказал, что, если я приглашу его в качестве представителя полиции на шоу «Танцы со звездами», он в то же утро начнет репетировать фокстрот. Но в нашем случае речь идет о серьезном убийстве, у Катрины Братт больше информации и больше полномочий давать комментарии.
Мона рассмеялась.
– Что?
– Нет, ничего, просто представила себе Харри Холе в «Танцах со звездами».
– Что? Ты думаешь, он говорил серьезно?
Мона захохотала еще громче.
– Я звоню, потому что ты все время варишься в этом котле и я хочу узнать твое мнение о Катрине Братт.
Мона взяла с подставки пару легких гантелей и сделала несколько упражнений на бицепсы, чтобы не останавливать циркуляцию крови и вывести шлаки из мускулатуры.
– Братт умная. И хорошо говорит. Может, немного строгая.
– Как ты думаешь, она сможет говорить с экрана? На записях с пресс-конференций она кажется немного…
– Серой? Да, но она может быть красавицей, если захочет. Некоторые парни из криминальной редакции считают ее самой сексуальной в Полицейском управлении. Но она из тех, кто приглушает это, чтобы выглядеть профессионалом.
– Я чувствую, что уже слегка ненавижу ее. А как насчет Халлстейна Смита?
– Вот он – потенциальный ключевой гость. В меру эксцентричный, в меру разговорчивый, но умный. Действуй.
– Хорошо, спасибо. Sisters are doing it for themselves[18], верно?
– Разве мы не договаривались больше не произносить эту фразу?
– Да, но теперь я говорю это с иронией.
– Ах вот как, ха-ха.
– Сама ты «ха-ха». Слушай-ка…
– Да?
– Он все еще на свободе.
– Я знаю.
– Я имею в виду, буквально. От Ховсетера до Фрогнер-парка не так уж далеко.
– О чем это ты?
– Ой, ты еще не слышала? Он снова нанес удар.
– Проклятье! – закричала Мона и краем глаза заметила, как парень за стойкой поднял взгляд. – Эта чертова дежурная обещала позвонить мне. Она отдала историю кому-то другому. Пока, Нора.
Мона прошла в гардероб, запихала верхнюю одежду в сумку и сбежала по лестнице на улицу. Она зашагала по направлению к зданию «ВГ», высматривая по дороге свободное такси. Ей повезло, и она поймала машину на красном сигнале светофора. Мона плюхнулась на заднее сиденье, достала мобильный телефон и набрала номер Трульса Бернтсена. После двух звонков она услышала странный хрюкающий смех.
– Что? – спросила она.
– Мне просто было интересно, сколько времени тебе потребуется, – ответил Трульс Бернтсен.
Глава 13Суббота, поздний вечер
– Она потеряла больше полутора литров крови, прежде чем ее доставили сюда, – сообщил врач, который вел Харри и Катрину по коридору больницы «Уллевол». – Если бы он прокусил артерию на бедре чуть повыше, где она толще, вопроса о спасении жизни не стояло бы. Обычно мы не позволяем полиции опрашивать пациентов в ее состоянии, но если жизни других людей грозит опасность…
– Спасибо, – сказала Катрина. – Мы не будем спрашивать ни о чем, кроме самого необходимого.
Врач открыл дверь, и они с Харри остановились на пороге, а Катрина подошла к кровати и сидящей около нее сиделке.
– Это впечатляет, – сказал врач. – Вы так не думаете, Харри?
Харри повернулся к нему, приподняв бровь.
– Вы ведь не возражаете, что я обращаюсь к вам по имени? – произнес врач. – Осло – маленький город, а я лечу вашу жену, видите ли.
– Правда? Я не знал, что тот прием у врача был в больнице «Уллевол».
– Я понял это, когда она заполняла один из наших бланков и указала вас в качестве ближайшего родственника. А ваше имя я помню из газет.
– Значит, у вас хорошая память… – Харри посмотрел на именной бедж на белом халате, – главный врач Джон Д. Стеффенс, потому что мое имя упоминалось в них довольно давно. Что вас так впечатлило?
– То, что человек способен прокусить бедро вот таким образом. Многие считают, что у современного человека слабая сила укуса, но по сравнению с большинством млекопитающих у нас довольно сильный укус, вы знали?
– Нет.
– Как вы думаете, с какой силой мы кусаем, Харри?
Через несколько секунд Харри сообразил, что Стеффенс действительно ожидает ответа.
– Ну, криминалист сказал, семьдесят килограммов.
– В таком случае, Харри, вам известно, что у нас большая сила укуса.
Харри пожал плечами:
– Эта цифра ни о чем мне не говорит. Если бы мне сказали, что эта сила составляет сто пятьдесят килограммов, я бы удивился не больше. Кстати, о цифрах: откуда вам известно, что Пенелопа Раш потеряла именно полтора литра крови? Я думал, что пульс и кровяное давление не слишком точные показатели.
– Я получил фотографии с места преступления, – объяснил Стеффенс. – Я покупаю и продаю кровь, у меня необычайно хороший глазомер.
Харри хотел поинтересоваться, что он имеет в виду, но в этот момент Катрина махнула ему рукой.
Харри вошел в палату и встал рядом с Катриной.
Лицо Пенелопы Раш было таким же белым, как наволочка на подушке. Глаза были открыты, но взгляд затуманен.
– Мы не будем вас долго мучить, Пенелопа, – сказала Катрина. – Мы поговорили с полицейским, который беседовал с вами на месте преступления, и мы знаем, что вы встречались с преступником ранее тем же вечером в городе, что он напал на вас в подъезде и что он пользовался железными челюстями, когда кусал вас. Но можете ли вы рассказать нам подробнее о том, кто он? Он называл какое-нибудь имя, кроме Видара? Он говорил, где живет, где работает?
– Видар Хансен. Я не спрашивала, где он живет, – ответила Пенелопа. Ее голос навел Харри на мысли о тонком фарфоре. – Он говорил, что он художник, но работает охранником.
– Вы верите ему?
– Не знаю. Он вполне мог бы быть охранником. Во всяком случае, тем, кому дают ключи, потому что он бывал в моей квартире.
– Что?
С невероятным усилием она вынула левую руку из-под одеяла и подняла вверх:
– Помолвочное кольцо, которое мне подарил Руар. Преступник взял его из моего комода.
Катрина недоверчиво посмотрела на матовое золотое кольцо:
– Вы хотите сказать… он надел его на вас в подъезде?
Пенелопа кивнула и снова плотно зажмурила глаза:
– Последнее, что он сказал…
– Да?
– Он не такой, как другие мужчины, он вернется, чтобы жениться на мне. – Она всхлипнула.
Харри заметил, что Катрину это потрясло, но она оставалась сосредоточенной.
– Как он выглядит, Пенелопа?
Пенелопа открыла рот и снова закрыла. Она с отчаянием смотрела на них.
– Я не помню. Я… я, наверное, забыла. Как… – Она закусила нижнюю губу, и глаза ее налились слезами.
– Все в порядке, – сказала Катрина. – В вашем положении это вполне нормально, вы вспомните позже. Помните, во что он был одет?
– В костюм. И рубашку. Он расстегнул ее. У него… – Она замолчала.
– Да?
– Татуировка на груди.
Харри увидел, как Катрина хватает ртом воздух.
– Что за татуировка, Пенелопа?
– Лицо.
– Как будто демон пытается вырваться наружу?
Пенелопа кивнула. Одинокая слеза сбежала по ее щеке. Как будто на две слезы не хватило жидкости, подумал Харри.
– И казалось, что он… – Пенелопа всхлипнула. – Что он хочет ему меня показать.
Харри закрыл глаза.
– Теперь ей нужно отдохнуть, – сказала сиделка.
Катрина кивнула и положила ладонь на белую как молоко руку Пенелопы:
– Спасибо, Пенелопа, вы нам очень помогли.
Харри с Катриной были уже у выхода из палаты, как вдруг их окликнула сиделка. Они вернулись к кровати.
– Я помню еще одну вещь, – прошептала Пенелопа. – Казалось, что у него прооперировано лицо. И меня кое-что заинтересовало…
– Да? – сказала Катрина и наклонилась, чтобы разобрать почти неслышный голос.
– Почему он меня не убил?
Катрина взглянула на Харри в поисках поддержки. Он сделал вдох, кивнул ей и склонился к Пенелопе.
– Потому что не смог, – ответил он. – Потому что вы ему не позволили.
– Теперь мы полностью уверены, что это он, – сказала Катрина, когда они шли по коридору к выходу.
– Мм… Но он изменил свой метод. И предпочтения.
– И что ты чувствуешь в этой связи?