Для того чтобы отыскать дорогу, Мона пользовалась прихваченным с собой фонариком. Нарисованные на асфальте цифры и буквы указывали ей путь. Она надела черные лосины и черную спортивную куртку. В одном кармане у нее был перцовый спрей и навесной замок, в другом – пистолет, девятимиллиметровый «вальтер», который она без спроса одолжила у отца. После окончания медицинского факультета он год прослужил лейтенантом санитарной службы и так и не вернул пистолет после увольнения.
А под всем этим, под тонким шерстяным бельем, под поясом-пульсометром, ее сердце колотилось все быстрее и быстрее.
Участок Н23 располагался между двумя рядами контейнеров высотой в три контейнера.
Там действительно находилась клетка.
Ее размер свидетельствовал о том, что клетку использовали для перевозки чего-то крупного. Слона, жирафа или бегемота. Вся короткая сторона клетки открывалась, но она была заперта на огромный, коричневый от ржавчины навесной замок. Однако посередине длинной стороны клетки имелась маленькая незапертая дверца, предназначенная, по-видимому, для тех, кто кормил зверя и убирал за ним.
Когда Мона схватилась за прут решетки и потянула дверцу, петли заскрипели. Она в последний раз огляделась. Наверняка он уже здесь, прячется в тени или позади одного из контейнеров, чтобы проследить, пришла ли она одна, как договаривались.
Но теперь больше не было места сомнениям и промедлению. Мона сделала то, что делала перед поднятием тяжести во время соревнований: сказала себе, что решение принято, что все будет просто, что время думать уже миновало и осталось только время действовать. Она вошла внутрь, достала из кармана принесенный с собой навесной замок и зацепила его за дверь и один из прутьев, заперла и убрала ключ в карман.
В клетке пахло мочой, то ли звериной, то ли человеческой. Мона встала посреди клетки.
Он мог подойти справа или слева, с одной из коротких сторон. Мона подняла глаза. Или же он мог забраться на штабель контейнеров и разговаривать с ней сверху. Мона включила диктофон в телефоне и положила его на вонючий железный пол. Потом она задрала рукав куртки на левой руке и посмотрела на часы. 19:59. Она задрала рукав на правой руке. Пульсометр показывал 128.
– Привет, Катрина, это я.
– Хорошо, что ты позвонил, Харри, я пыталась тебя найти, ты не получал сообщения? Ты где?
– Дома.
– Пенелопа Раш умерла.
– Осложнения. Я читал в сетевом выпуске «ВГ».
– И?..
– Мне надо было думать о других вещах.
– Вот как? И о чем же?
– Ракель положили в «Уллевол».
– Ох… Что-то серьезное?
– Да.
– Господи, Харри, серьезное – это значит…
– Мы не знаем. Но я больше не могу участвовать в следствии. Я пока буду находиться в больнице.
Пауза.
– Катрина?
– Да? Да, конечно. Прости, но слишком много информации сразу. Я, конечно, полностью тебя понимаю и сочувствую. Но, господи, Харри, там есть кто-нибудь, с кем ты можешь поговорить? Хочешь, чтобы я приехала?..
– Спасибо, Катрина, но тебе надо ловить одного мужчину. Я распускаю группу, и тебе придется работать с тем, что есть. Используй Смита. У него, конечно, социальные антенны еще короче моих, но он ничего не боится и осмеливается мыслить, выходя за рамки привычного. И Андерс Виллер интересен. Дай ему уже сейчас больше ответственности и посмотри, что из этого выйдет.
– Я думала над этим. Звони, если что случится, что угодно.
– Ага.
Они закончили разговор, и Харри встал и подошел к кофеварке, прислушиваясь к звуку собственных шагов. Он раньше не шаркал, никогда. Стоя с кофейником в руке, он оглядел пустую кухню. Куда делась кофейная чашка? Харри отставил кофейник, уселся за кухонный стол и набрал номер Микаэля Бельмана. Автоответчик. Ничего страшного, он не собирался много говорить.
– Это Холе. Жена заболела, и я ухожу. Решение окончательное.
Он сидел и смотрел в окно на огни города.
Он думал о водяном буйволе весом в одну тонну, на шее у которого повис одинокий лев. Рана буйвола кровоточит, но крови в нем еще достаточно, и если ему удастся стряхнуть с себя льва, он легко сумеет затоптать хищника до смерти своими копытами и насадить его на рога. Но надо торопиться, трахея пережата, а ему требуется воздух. Другие львы на подходе, стая почуяла запах крови.
Харри видел огни, но думал, что никогда они не были так далеки.
Помолвочное кольцо. Валентин дал ей кольцо и вернулся. Совсем как Жених. Проклятье. Харри отогнал от себя эту мысль. Настала пора отрубить голову. Погасить свет, запереть и пойти домой.
Вот так, да.
Часы показывали 20:14, когда Мона услышала звук. Он донесся из темноты, которая, пока она сидела в клетке, постепенно становилась плотнее. Мона заметила движение. Что-то направлялось в ее сторону. Она повторила несколько подготовленных вопросов и задумалась, чего она боится больше: того, что он придет, или того, что он не придет. Но теперь она не сомневалась. Мона чувствовала биение пульса в горле. Она обхватила в кармане рукоятку пистолета. Она тренировалась стрелять в подвале у родителей и с шести метров попадала в цель – оборванный плащ, висевший на крючке.
Существо явилось из темноты на свет яркого прожектора грузового судна, пришвартованного у бетонных элеваторов в нескольких сотнях метров.
Собака.
Она трусцой подбежала к клетке и уставилась на Мону.
Похоже, собака была бездомной, во всяком случае, на ней не было ошейника, а сама она оказалась такой тощей и чесоточной, что трудно было представить другое место ее обитания, кроме этого порта. Именно такая собака, как надеялась маленькая девочка Мона с аллергией на кошек, однажды будет провожать ее до дому и никогда ее не оставит.
Мона посмотрела в близорукие глаза собаки, и ей показалось, что она прочла мысли животного. «Человек в клетке». Она услышала, как собака беззвучно засмеялась.
Псина разглядывала ее некоторое время, затем встала боком к клетке, задрала заднюю лапу и пустила струю на прутья решетки и пол.
Потом она потрусила в другую сторону и исчезла во мраке.
Не навострив ушей и не принюхиваясь.
И до Моны дошло.
Никто не придет.
Она посмотрела на пульсометр. 119. Снижается.
Здесь его не было. Так где же он?
Харри заметил что-то в темноте на улице.
Прямо посреди двора, за пределами пятен света из окон и фонаря над крыльцом, он различил очертания человека, неподвижно стоящего с опущенными вдоль тела руками. Человек смотрел в окно кухни, на Харри.
Харри наклонил голову и взглянул в кофейную чашку, как будто не видел человека за окном. Его служебный пистолет лежал на втором этаже.
Может, сбегать за ним?
С другой стороны, если дичь действительно приближается к охотнику, нельзя ее спугнуть.
Харри поднялся и потянулся, зная, что его прекрасно видно в хорошо освещенном кухонном окне. Он прошел в гостиную, окна которой тоже выходили во двор, взял книгу, а потом сделал два быстрых шага в сторону входной двери, схватил садовый секатор, который Ракель положила рядом со своими сапогами, распахнул дверь и сбежал вниз по крыльцу.
Человек по-прежнему не шевелился.
Харри остановился.
Прищурился.
– Аврора?
Харри рылся в кухонном шкафу.
– Кардамон, корица, каркаде. У Ракели много разных чаев на букву «К», а я пью в основном кофе, поэтому не знаю, что тебе посоветовать.
– Корица подойдет, – сказала Аврора.
– Вот, – произнес Харри, протягивая ей упаковку.
Она вынула чайный пакетик. Харри сидел и смотрел, как она погружает его в дымящуюся чашку.
– На днях ты убежала из Полицейского управления, – сказал он.
– Да, – ответила она, выжимая пакетик о ложку.
– А сегодня днем – с автобусной остановки.
Аврора молча опустила голову, волосы закрыли ее лицо.
Харри уселся и сделал глоток кофе, предоставляя ей необходимое время и не наполняя тишину словами, требующими ответа.
– Я не видела, что это ты, – сказала она наконец. – То есть я увидела, но к тому моменту уже перепугалась, а мозгу часто требуется время, чтобы убедить тело в том, что опасности нет. И за это время тело успело убежать.
– Мм… Тебя кто-то напугал?
Она кивнула:
– Папа.
Харри подобрался, он не хотел идти дальше, не хотел углубляться. Но он был обязан.
– Что сделал папа?
Ее глаза наполнились слезами.
– Он изнасиловал меня и сказал, чтобы я никогда никому об этом не рассказывала. Потому что тогда он умрет…
Тошнота подступила так резко, что Харри на мгновение задохнулся, а горло его наполнилось кислотой, когда он сглотнул.
– Папа сказал, что он умрет?
– Нет! – Ее внезапный злобный выкрик коротким звонким эхом разнесся по кухне. – Человек, который меня изнасиловал, сказал, что он убьет папу, если я когда-нибудь кому-нибудь скажу хоть слово. Он сказал, что однажды уже чуть не убил папу и что в следующий раз его никто не сможет остановить.
Харри заморгал, пытаясь переварить горькую смесь облегчения и шока.
– Тебя изнасиловали? – переспросил он с напускным спокойствием.
Аврора кивнула, шмыгнула носом и вытерла глаза:
– В женском туалете, когда мы участвовали в турнире по гандболу. Это было в тот же день, когда вы с Ракелью поженились. Он сделал это, а потом ушел.
Ощущения Харри были похожи на ощущения от свободного падения.
– Куда можно это выбросить? – Она держала над чашкой капающий пакетик, болтающийся на нитке.
Харри просто протянул ей руку.
Аврора неуверенно посмотрела на него, прежде чем опустить пакетик в его ладонь. Харри сжал кулак и почувствовал, как вода обжигает кожу и течет между пальцев.
– Он нанес тебе повреждения?
Она покачала головой:
– Он держал меня, и у меня остались синяки. Я сказала маме, что получила их во время гандбольного матча.
– То есть ты до сегодняшнего дня хранила все это в себе?
Она кивнула.
Харри поднялся, обошел вокруг стола и заключил ее в объятия. Но другая мысль успела проникнуть в его сознание – слова Смита о близости и интимности.