Мехмет рассмеялся:
– Ваше предложение?
– Четыреста тридцать пять тысяч.
Мехмет нахмурился:
– Откуда такая сумма?
– От Даниала Бэнкса. Я встречался с ним сегодня утром.
– Сегодня утром? Но сейчас только…
– Я рано встал. И он тоже. То есть мне пришлось разбудить его и вытащить из постели.
Мехмет посмотрел в налитые кровью глаза полицейского.
– Образно говоря, – сказал Харри. – Я знаю, где он живет. Я позвонил в дверь и сделал ему предложение.
– Какое предложение?
– Другого типа. От которого нельзя отказаться.
– То есть?
– Я выкупил долги бара «Ревность» по номинальной стоимости в обмен на обещание не натравливать на него экономическую полицию по обвинению по статье двести девяносто пять, ростовщичество.
– Вы шутите!
Харри пожал плечами:
– Возможно, я преувеличиваю и он мог отказаться. Вообще-то, он мог сказать мне, что, к сожалению, статью двести девяносто пять отменили пару лет назад. Что станет с этим миром, когда преступники будут лучше разбираться в юридических вопросах, чем полиция? Так или иначе, он посчитал, что кредитное соглашение с вами не стоит тех беспокойств, которые я пообещал устроить ему в других сферах его деятельности. И вот этот документ… – полицейский положил на стойку исписанный от руки листок, – подтверждает, что Даниал Бэнкс продает, а я, Харри Холе, становлюсь гордым обладателем долга в четыреста тридцать пять тысяч крон Мехмета Калака, закладом по которому служит выручка и документы на собственность бара «Ревность».
Мехмет прочитал несколько строк и покачал головой:
– Ни черта себе! И у вас было с собой полмиллиона крон, которые вы прямо там отдали Бэнксу?
– В свое время я занимался выбиванием долгов в Гонконге. Это… хорошо оплачивалось. Так что я сколотил себе капитал. Бэнкс получил чек и выписку со счета.
Мехмет рассмеялся:
– Значит, теперь вы будете вымогать у меня деньги, Харри?
– Не буду, если вы согласитесь на мое предложение.
– И в чем оно заключается?
– Мы превратим долг в собственный капитал.
– Вы заберете бар?
– Я стану совладельцем. Мы станем партнерами, и у вас будет право выкупить мою долю, когда пожелаете.
– А что я должен сделать взамен?
– Пойти в турецкую баню, а мой товарищ пока присмотрит за баром.
– Что?
– Вы пропотеете и понежитесь в «Кагалоглу-хамаме», пока будете ждать появления Валентина Йертсена.
– Я? Почему именно я?
– Потому что после смерти Пенелопы Раш вы и еще одна пятнадцатилетняя девочка – единственные известные мне живые люди, которые знают, как сейчас выглядит Валентин Йертсен.
– Знаю ли я…
– Вы узнаете его.
– Почему вы так думаете?
– Я читал рапорт. Вы сказали, цитирую: «Я смотрел на него недолго и не очень внимательно, чтобы суметь описать его».
– Вот именно.
– У меня была коллега, которая помнила каждое когда-либо виденное ею лицо. Она объяснила мне, что способность различать и узнавать миллион лиц находится в одном месте в мозгу, которое называется fusiform gyrus[28], и что без этой способности мы вряд ли выжили бы как вид. Вы можете описать последнего гостя, который был здесь вчера?
– Э-э… нет.
– И все же вы за сотую долю секунды узнали бы его, если бы он сейчас вошел в бар.
– Конечно.
– Вот на это я и ставлю.
– Вы ставите на это четыреста тридцать пять тысяч собственных средств? А что, если я его не узнаю?
Харри выпятил нижнюю губу:
– Тогда я в любом случае стану владельцем бара.
В 07:45 Мона До открыла дверь редакции «ВГ» и вразвалку вошла в помещение. У нее выдалась плохая ночь. Несмотря на то что из контейнерного порта она поехала прямо в клуб «Гейн» и занималась так интенсивно, что у нее болело все тело, ей не удалось поспать. В конце концов она решила рассказать все редактору, не вдаваясь в детали. Спросить у него, есть ли у источника право на защиту, если источник бессовестно облапошил журналиста. Иными словами, может ли она теперь обратиться в полицию? Или же имеет смысл подождать и посмотреть, не выйдет ли он снова на связь? Ведь, несмотря ни на что, у него могла быть веская причина не явиться.
– Выглядишь усталой, До! – прокричал начальник редакции. – На вечеринке была?
– I wish[29], – тихо сказала Мона, опустила спортивную сумку на пол рядом со своим столом и включила компьютер.
– Может быть, вечеринка была немного экспериментальная?
– I wish, – громко повторила Мона.
Она подняла голову и увидела, как из-за мониторов в офисе высунулось несколько голов. Радостно осклабившиеся, любопытные лица.
– Что? – прокричала она.
– Только стриптиз или секс с животными? – прозвучал тихий голос, который она не успела идентифицировать до того, как две девушки разразились неудержимым смехом.
– Проверь свою электронную почту, – сказал начальник редакции. – Некоторые из нас получили копии.
Мона похолодела. У нее появилось леденящее душу предчувствие, и она принялась колотить, а не стучать по клавиатуре.
Отправителем значился отделубийств@ослопол.но.
Текста не было, только фотография, сделанная, конечно, с помощью светочувствительной камеры, поскольку никаких вспышек она не видела. Возможно, с телескопической линзой. На переднем плане находилась писающая на клетку собака, а посреди клетки стояла Мона, напряженно таращась, как дикий зверь.
Ее обманули. Никакой вампирист ей не звонил.
В 08:15 Смит, Виллер, Хольм и Харри собрались в Котельной.
– У нас есть дело об исчезновении, за которым может стоять вампирист, – сообщил Харри. – Марта Руд, двадцати четырех лет, исчезла из ресторана «Шрёдер» вчера около полуночи. Катрина сейчас информирует следственную группу.
– Криминалисты уже на месте преступления, – сказал Бьёрн Хольм. – Пока никаких следов. Кроме того, о чем ты говорил.
– И что это? – спросил Виллер.
– Буква «В», нарисованная на скатерти губной помадой. Форма окружностей такая же, как на двери Эвы Долмен.
Его прервал звук гавайской гитары, в котором Харри узнал вступление к «Your Cheatin’ Heart» Хэнка Уильямса в исполнении Дона Хелмса.
– Ничего себе, у нас связь появилась, – сказал Бьёрн Хольм, вынимая телефон из кармана. – Хольм. Что? Не слышу. Подождите.
Бьёрн Хольм исчез за дверью.
– Вполне может оказаться, что этот киднеппинг имеет отношение ко мне, – сказал Харри. – Это мой ресторан и мой столик.
– Нехорошо, – произнес Смит, качая головой. – Он потерял контроль.
– А разве нехорошо, что он потерял контроль? – спросил Виллер. – Разве это не означает, что он стал неосторожным?
– Возможно, в этой части новости хорошие, – ответил Смит. – Но теперь, когда он подсел на ощущение власти и контроля, никому не будет позволено забрать у него это ощущение. Все правильно, ему нужен ты, Харри. И знаете, по какой причине?
– Статья в «ВГ», – кивнул Виллер.
– Ты называешь его несчастным извращенцем, которого ты… как там было?
– На которого вы наденете наручники, – подсказал Виллер.
– Называя его несчастным, ты грозишься отнять у него контроль и власть.
– Его так назвала Исабелла Скёйен, а не я, но сейчас это не важно, – произнес Харри, почесывая шею. – Ты думаешь, он будет использовать девушку, чтобы добраться до меня, Смит?
Смит покачал головой:
– Она мертва.
– Почему ты в этом уверен?
– Он не хочет никакой конфронтации, он просто хочет показать тебе и всем остальным, обладающим властью, что он может прийти в твое место и забрать одного из твоих людей.
Харри резко прекратил чесаться.
– Одного из моих людей?
Смит не ответил.
Бьёрн Хольм с грохотом вернулся в Котельную:
– Звонили из «Уллевола». Прямо перед смертью Пенелопы Раш к администратору подошел мужчина и предъявил документы, подтверждающие, что он один из тех, кого ты указал в качестве близких, какой-то Руар Вик, бывший жених.
– Это он купил помолвочное кольцо, которое Валентин украл из квартиры, – сказал Харри.
– Они связались с ним, чтобы спросить, не заметил ли он чего странного, – продолжал Бьёрн Хольм. – Но Руар Вик говорит, что не ходил в больницу.
В Котельной наступила тишина.
– Не жених… – сказал Смит. – Но тогда…
Колесики стула Харри громко заскрипели, стул опустел и на полной скорости помчался к кирпичной стене.
Сам Харри был уже в дверях.
– Виллер, вперед!
Харри бежал.
Больничный коридор тянулся и удлинялся, удлинялся быстрее, чем он бежал, как расширяющаяся вселенная, которую не могут догнать ни свет, ни даже мысль.
Ему удалось не столкнуться с мужчиной, который вышел из какой-то двери, держась за штатив с капельницей.
«Одного из твоих людей».
Валентин взял Аврору, потому что она была дочерью Столе Эуне.
Марту Руд, потому что она работала в любимом ресторане Харри.
Пенелопу Раш, чтобы продемонстрировать им, что он это может.
«Одного из твоих людей».
301-я.
Харри обхватил в кармане рукоятку пистолета. «Глок-17» почти два с половиной года пролежал нетронутым, запертым в ящике на втором этаже. Сегодня утром Харри взял его с собой. Не потому, что собирался воспользоваться им, а потому, что впервые за три года не был уверен, что оружие ему не понадобится.
Он распахнул дверь левой рукой, одновременно выставив вперед руку с пистолетом.
Палата была пуста. Опустошена.
Ракели не было. Кровати не было.
Харри хватал ртом воздух.
Он подошел к месту, где стояла кровать.
– Прошу прощения, но вы опоздали, – произнес голос у него за спиной.
Харри развернулся. Главный врач Стеффенс стоял в дверях, пряча руки в карманах белого халата. Он поднял бровь, увидев пистолет.
– Где она? – прохрипел Харри.
– Я расскажу, если вы уберете вот это.