Боль в ноге мучала Фройхена, но запах от неё был ещё хуже. Он распространялся по тесной хижине, как ядовитый газ. Соседи Фройхена провертели дыру в стене, чтобы он мог высовывать ногу наружу, подальше от их страдающих носов. В холодном воздухе боль немного стихала, но плоть скоро начинала слезать с костей. «Ночью, когда я не мог заснуть, я с каким-то чудовищным интересом пялился на обнажённые кости собственных пальцев», – вспоминал он. Когда удавалось заснуть, ему снились кошмары. «Я чувствовал, как близко подошла старуха с косой, и временами мы словно менялись местами, мои голые кости становились её костями».
Апа по-прежнему хорошо ухаживала за ним. Как-то раз Фройхена навестила Сиксик, молодая женщина, с которой Фройхен переспал с разрешения её мужа, пока тот охотился. «Я был словно царь Давид, к которому приводили юных дев, чтобы согревать его по ночам, – писал Фройхен. – Увы, я сказал Сиксик, что не в состоянии воспользоваться её щедрым предложением».
Тем временем метод Апы со шкурами леммингов показывал неплохие результаты: гангрена дальше не распространялась. Очевидно, однако, было, что пальцы ноги, истончённые до нервных корешков, уже не спасти. Пора было их ампутировать.
Фройхен решил, что сделает это сам. В одну руку он взял большие щипцы, в другую – молоток с круглым носком и дал себе мгновение собраться с мужеством: он вот-вот присоединится к Роберту Пири и многим другим исследователям, которые лишись пальцев в Арктике. Фройхен осторожно зажал палец в щипцах и дал по ним молотком. Услышал, как треснула кость, – и тут его поразил мгновенный приступ боли, «которая отдалась в каждом нерве тела». «Я не могу описать этой агонии», – вспоминал Фройхен. Фройхен извивался от боли, и Сиксик предложила помочь – откусить оставшиеся пальцы. Она сказала, что, если от её зубов будет больнее, чем от молотка, пускай Фройхен побьёт её. Однако Фройхен вежливо отказался, решив обойтись молотком. Снова он замахнулся инструментом, как кузнец над наковальней. Снова его пронзило адской болью, но во второй раз было уже легче. Фройхен после шутил, что, наверное, «можно привыкнуть отрезать себе пальцы, хотя их и не хватит, чтобы натренироваться как следует».
Через минуту пальцы Фройхена уже валялись на полу неряшливой горкой, как сушёные сливы. Закончив операцию, он горько разрыдался: «отчасти от боли, отчасти – от жалости к себе». Для человека, который всю жизнь провёл на ногах, для того, кто не видел себя без силы и выдержки, потеря была значительная. Она пошатнула саму реальность. Фройхен выжил – но какой ценой?
Нога Фройхена поправилась куда быстрее, чем он ожидал. Через несколько дней он уже мог, надев сапоги, хромать туда-сюда по хижине. Сначала он боялся наступать на повреждённую ногу, но вскоре осмелел, поняв, что подушечка стопы по-прежнему держит равновесие и без пальцев. Правда, остальная стопа заживала медленно, и Фройхену требовалась дополнительная медицинская помощь. Каждое лето в Честерфилд-Инлет, поселение к югу от залива Репалс и к западу от острова Саутгемптон, приезжал доктор, и Фройхену пришлось ехать туда к нему.
Прибыв к заливу Репалс, Фройхен стал дожидаться корабля, на котором отправится в Честерфилд-Инлет. Сначала он коротал время, общаясь с капитаном Джорджем Вашингтоном Кливлендом, который в это время был вне себя от радости: Компания Гудзонова залива только что дала ему годичный отпуск после двадцати лет беспрерывной службы на Крайнем Севере. Он сообщил Фройхену, что собирается посетить Китай. Он наслушался от моряков, на что способны эти китаянки, и так заинтересовался, что хотел испытать всё сам.
Несколько дней Фройхену пришлось слушать похотливые фантазии Кливленда о том, как тот поедет в Китай и как развлечётся с тамошними женщинами. Кливленд говорил об этом без умолку, прервавшись только раз, когда на его пороге вдруг появились инуитские женщины. Они пришли целой группой – требовать алиментов на детей, которых родили от Кливленда. Некоторых детей они даже привели с собой – вместе с мужьями, – и Фройхену одного взгляда хватило на ребятишек, чтобы понять, кто их отец. «У всех этих малюток эскимосов был нос Кливленда: такого огромного носа во всей Арктике не сыскать!»[19]
Почувствовав, куда ветер дует, Фройхен решил удалиться со сцены и временно переселился в Бич-Пойнт, поселение на южной оконечности залива Репалс. Через какое-то время он отбыл на корабле в Честерфилд-Инлет.
Окрестности поселения отличались плоским ландшафтом и суровой атмосферой. Вдалеке виднелись горы. Зимой температура падала до 30–35 градусов ниже нуля. Летом поднималась на несколько градусов выше нуля, на поверхность пушистыми островками вылезала робкая низенькая трава, цвели лишайники. Местным жителям летом здесь было жарко, как на пляже. Наслаждаясь летней погодой и знакомясь с деревней и её обитателями, Фройхен пребывал в хорошем настроении.
В деревне обосновалась католическая миссия, и возглавлял её отец Арсен Туркетиль, высокий, худой человек с бородой до живота. Он носил длинные чёрные одеяния, развевавшиеся на ветру, и позировал на фотографиях, сжимая металлическое распятие с такой яростью, словно это был кинжал. Родился он в 1876 году на севере Франции, рано осиротел. Монахини привели его в лоно церкви и стали его семьей. Когда Фройхен заглянул в кабинет отца Туркетиля, тот показал ему рукописную копию учебника по инуитскому языку, составленного датским миссионером и лингвистом Самуилом Клейншмидтом. Считалось, что в мире существует всего три копии этого труда. Фройхен восхитился редкой рукописью, но стоило ему спросить отца Туркетиля, нельзя ли передать её на хранение в какой-нибудь датский музей, как тот замкнулся в себе. Он осторожно объяснил, что документ когда-то принадлежал папе римскому и потому его нельзя отдавать без разрешения Ватикана.
Это явно была небылица. Не вызывало доверия и то, что священник не желал объяснять, как документ вообще попал к нему в руки. Фройхену пришлось долго умасливать священника, прежде чем тот позволил ему прочесть учебник, но тот, согласившись было, вдруг вскочил с места, куда-то унёс документ и спрятал его, чтобы Фройхен не украл. Фройхена ситуация эта не оскорбила, а только позабавила, и остаток времени он избегал отца Туркетиля. Эта странная встреча напомнила ему, как пагубно на человеческом разуме сказывается изоляция. На Крайнем Севере легко было сойти с ума, вопрос был только в степени.
Наконец в Честерфилд-Инлет пришёл корабль под названием «Наскопи». Это был зверь, а не пароход: толстая стальная обшивка, шесть топок, дымовая труба, напоминавшая пушку. Корабль вели капитан Томас Смелли и капитан Джордж Мак: лучших имён и придумать нельзя[20]. Последний командовал «Наскопи» во время Первой мировой войны и сражался с немецкими подводными лодками. Но главное было то, что на борту находился доктор, который сможет осмотреть ногу Фройхена.
Однако врача пришлось ждать несколько дней, потому что к нему уже выстроилась длинная очередь из местных жителей, тоже нуждавшихся в помощи. Пользуясь задержкой, Фройхен прочёл стопку старых газет и узнал кое-какие новости. Оказывается, летом в Болгарии произошло вооружённое восстание, в Мексике убили Панчо Вилью, а в Италии извергалась Этна, 60 тысяч человек остались без крова. Прочёл Фройхен и о последних научных достижениях и открытиях. В Монголии американец Рой Чапман Эндрюс первым обнаружил окаменелые яйца динозавров; другой американец, Герберт Гроув Дорси, изобрёл фазометр, прибор, призванный помогать морякам-исследователям точнее картографировать морское дно; а в Египте Говард Картер раскопал запечатанную дверь, ведущую в гробницу Тутанхамона.
Также, если судить по газетам, после войны в Европе было относительно спокойно, за исключением Германии. Страну накрыла гиперинфляция, цены взлетели до небес, и накопления простых людей вдруг обесценились. Экономические проблемы породили особенно уродливую политическую силу. В мае группа нацистов-демонстрантов во главе с Адольфом Гитлером сорвала представление новой пьесы Бертольта Брехта «В чаще городов» в Мюнхене: нацистам не нравились левые взгляды автора. Многие немцы – представители самых разных политических партий тщетно пытались спасти трещащую по швам Веймарскую республику. Никто тогда не знал, кто в результате придёт к власти и какая страшная судьба ждёт страну в будущем.
В ожидании доктора Фройхен подружился с другим пассажиром «Наскопи», американским кинорежиссёром Робертом Флаэрти. Это был талантливый, уверенный в себе человек, который мог много интересного рассказать о самых разных вещах: с таким собеседником время летит незаметно. Для Фройхена это был особенно счастливый случай в связи с тем, что он недавно заинтересовался синематографом: вероятно, потому что уже очень любил театр и другие формы повествования. Он даже недолго работал консультантом на документальных фильмах об Арктике, пока выздоравливал от «испанки», – а Флаэрти как раз был документалистом. Фройхен с интересом слушал о Голливуде, а Флаэрти, который любил, чтобы с его мнением считались, был только рад рассказывать.
В молодом документальном кино Флаэрти был настоящей звездой – пожалуй, самым знаменитым документалистом в мире. И славу эту он заработал здесь, на севере Канады. В 1920 году Флаэрти прибыл в Порт-Харрисон (Энукжуук) на восточном побережье Гудзонова залива в Северном Квебеке и поселился там с группой местных инуитов. Целый год он прожил в заброшенной хижине торговца пушниной и каждый день снимал на плёнку жизнь своих соседей: их обычаи, беды и радости. Получился фильм «Нанук с Севера», который немедленно стал хитом. В первую неделю показа в кинотеатре «Капитолий» в Нью-Йорке фильм собрал 43 тысячи долларов, не меньший успех имел за рубежом и в итоге стал классикой, которую обязательно преподают студентам-кинематографистам. Благодаря фильму Флаэрти многие американцы и европейцы впервые увидели настоящих инуитов, пусть режиссёр и романтизировал их культуру и привнёс в свой фильм немало вымысла