Всё больше и больше немцев бежали в Америку от крепчающего нацистского режима, и среди них Фройхен встретил немало старых знакомцев, которых узнал ещё в Берлине. (Джоэ Май тоже уехал в Америку в 1933 году и стал режиссёром в киностудии Universal.) Солнечные улицы Лос-Анджелеса заполнила речь с немецким акцентом: здесь собрались светила былой веймарской культуры. В доме, обитом калифорнийским сайдингом, на 26-й улице в Санта-Монике жил Бертольт Брехт: его можно было найти там во времена Фройхена – и ещё несколько лет после него. Через два-три квартала, на Монтана-авеню, обитал Генрих Манн, а выше на холмах, на Сан-Ремо-Драйв, жил его брат Томас, автор «Волшебной горы». У Альфреда Дёблина, автора романа «Берлин, Александерплац», была квартира на Цитрус-авеню, а у Лиона Фейхтвангера – целая вилла «Аврора», особняк в испанском стиле, где на стене потом висела доска для дартса с портретом Гитлера. В Европе сгущались тучи, и в Лос-Анджелесе ширились списки знаменитых фамилий, нашедших там убежище: Хеди Ламарр, Фриц Ланг, Отто Премингер, Билли Уайлдер… и это ещё не считая артистов, сбежавших из СССР. Необыкновенное собрание талантов.
В Голливуде Фройхен никогда не знал, как и когда найдёт нового друга. С композитором Дмитрием Тёмкиным, русским эмигрантом, их свела любовь к русской литературе, к тому же Тёмкин был приятно удивлён, как «глубоко» Фройхен разбирается в музыке. (У Дмитрия Тёмкина была выдающаяся карьера, насчитывающая 22 номинации на «Оскар». Он написал саундтрек к таким фильмам, как «Мистер Смит едет в Вашингтон», «Эта замечательная жизнь», «Ровно в полдень», «В случае убийства набирайте ”М”», «Красная река» и «Перестрелка у корраля О-Кей».) Фройхен заинтересовал Тёмкина, когда он впервые увидел во дворе MGM этого богатыря на деревянной ноге. Фройхен, по его словам, засмотрелся на бабочку, которая легко приземлилась ему на руку, и забыл обо всём на свете, словно вокруг на тысячи километров не было ни одной живой души. Медленно и осторожно он подошёл к ближайшему кусту, посадил бабочку на ветку и ушёл вразвалочку, постукивая старомодной деревянной ногой, словно Джон Сильвер из «Острова сокровищ», вспоминал Тёмкин.
Тёмкину было любопытно узнать этого одноногого богатыря, «которого, казалось, интересовало всё, даже бабочки». Будучи композитором, Тёмкин использовал для Фройхена метафоры из мира музыки, заявляя, что борода его подойдёт Вотану из «Кольца нибелунга»: «настоящий вагнеровский гигант, хоть и в деловом костюме». Фройхен и Тёмкин сразу же подружились. Тёмкин с удовольствием приглашал нового знакомого поплавать в своём бассейне, а жена его, хореограф Альбертина Раш, в то же время принимала у себя своих артистов балета. Тёмкин упивался разительным контрастом между столь непохожими существами: хрупкие балерины – и старый обветренный путешественник, словно мелкие рыбёшки окружили кита. В те времена «Голливуд населяли чудесные создания», – любовно вспоминал Тёмкин. Балерины, погружаясь в воду, вызывали разве что мелкую рябь, а грузный Фройхен «прыгал в бассейн с размаху и производил великолепную тучу брызг». «Он к тому же задерживался под водой немыслимо долго, а когда выныривал, вода ручьями стекала по его бороде: он был словно морской бог в окружении русалок», – писал Тёмкин.
38. «Необыкновенный, зрелищный, жуткий»
Из черновиков, которые снова и снова переписывали, сценарий «Эскимоса» наконец обрёл форму – во многом благодаря Джону Ли Мэхину. Вскоре назначили режиссёра: им стал Вудбридж Стронг Ван Дайк, известный в профессиональном мире как В. С. Ван Дайк – невероятно заносчивый и чрезвычайно остроумный человек. За плечами у него было уже более 50 кинокартин, это был один из самых талантливых людей в киностудии, которому можно было доверить сложный, высокобюджетный проект. Недавно Ван Дайк закончил съёмки фильма «Тарзан – человек-обезьяна», но отлично делал и умные комедии, и драмы. (В будущем он возглавит съёмки «Тонкого человека» и его сиквелов, в которых снимались Уильям Пауэлл и Мирна Лой.)
Под началом Ван Дайка мечта Фройхена об успехе в Голливуде уже казалась сбыточной. Кроме обязанностей сценариста, Фройхен также работал техническим консультантом фильма и должен был исполнить роль главного злодея: ни один режиссёр не отказал бы ему, увидев его деревянную ногу и косматую бороду.
Фройхен был страшно рад работать с Ван Дайком, в особенности потому, что тот снял один из любимейших его фильмов «Белые тени южных морей» (это был первый фильм MGM, который начинался со знаменитого логотипа – ревущего льва). Фильм снимали на Таити, и изначально это было совместное производство Ван Дайка и приятеля Фройхена Роберта Флаэрти (того самого документалиста, с которым Фройхен познакомился на борту «Наскопи», пока ждал операции). Однако Флаэрти уволили из проекта, потому что Ван Дайк так и не сумел с ним сработаться. В рабочих записках Ван Дайка даже сохранилась хроника из размолвки: «29 декабря 1927 г. Не думаю, что он подозревает, что напивается за свой собственный счёт. 27 января 1928 г. По мне, так он больной на всю голову. 7 февраля 1928 г. Пришлось переснимать весь материал Флаэрти. У него получилась полная дрянь. 14 марта 1928 г. Да чтоб ему в ад провалиться».
Фройхену очень нравилось, что «Белые тени южных морей» призывают к социальной справедливости: он находил в фильме параллели с собственной жизнью в Туле. По сюжету, врач-алкоголик Мэтью Ллойд живёт в добровольной ссылке на полинезийском острове. Ему приходится защищать местных жителей от Себастиана, бессовестного торговца. Но Себастиан отправляет Ллойда в море на пустой шхуне, и Ллойда выбрасывает на берег другого острова, жители которого никогда не видели белого человека и принимают его за бога. Ллойд наслаждается новой беззаботной жизнью, пока не появляется Себастиан и не застреливает его. Так на остров падает «тень белого человека» – жадность, похоть, жестокость, пьянство и болезни. Похожие темы исследовал и Фройхен в своих книгах.
Фройхен был рад работать с Ван Дайком – а вот режиссёр был далеко не в восторге. Тогдашний Голливуд был устроен так, что Ван Дайку и другим режиссёрам часто навязывали проекты: они был как солдаты под началом командира. «Буду снимать фильм по книжке Питера Фройхена ”Эскимос”, – написал Ван Дайк своему дяде. – Такая работа мне бы к чёрту не нужна была, если б она меня не кормила».
Несмотря на своё изначальное недовольство, Ван Дайк был надёжный профессионал, и студия доверяла ему снять зрелищную картину должным образом. У «Эскимоса» был немыслимый бюджет в полтора миллиона долларов[24] – это обещало сделать его одним из самых дорогих фильмов в истории кино. Съёмки уже привлекали внимание прессы и других игроков индустрии: всем было любопытно, как Ван Дайк организует логистику съёмок в Северной Аляске. Съёмочная группа включала в себя 42 операторов и техников, шестерых пилотов, да к тому же шеф-повара Эмиля Оттингера из роскошного отеля «Рузвельт»: не святым же духом киношникам питаться!
Расходы на фильм всё росли, а Хант Стомберг по-прежнему крепко держался за идею, что «Эскимос» должен быть аутентичен: «Проследите, чтобы мы воспользовались всеми возможностями и не упустили ни одной детали», – писал он в распоряжении. Это стремление разделял и Ван Дайк: он надеялся, что предельная реалистичность фильма подчеркнёт критику колониализма. (Примечательно, как разительно отличались собственные работы Ван Дайка от его наставника Д. У. Гриффита, который снял печально известный расистский опус «Рождение нации».) И Стомберг, и Ван Дайк хотели, чтобы в соответствующих ролях снялись настоящие инуиты, и поддерживали Фройхена в том, что герои фильма должны говорить на инупиате, диалекте Аляски. Использовать инупиат было особенно рискованно по двум причинам. Во-первых, придётся использовать интертитры, которые публика в эпоху звукового кино уже не желала видеть на экране. Во-вторых, отрывистые q в инупиате требовали аккуратной работы со звуком, чтобы не навредить конечному продукту. В те времена ни одна из этих инициатив не помогла бы продать фильм подороже, скорее наоборот, и то, что руководство киностудии одобрило их все, – настоящее чудо[25]. «Эскимос» обещал стать редчайшим творением Голливуда – блокбастером, который заставляет задуматься. Такие картины обычно балансировали между оглушительным успехом и бесславным провалом. И все в Голливуде затаив дыхание ждали, в какую сторону качнётся «Эскимос».
Фройхен в этом фильме был и сценаристом, и техническим консультантом, и переводчиком, и капитаном-злодеем – и работы у него было по горло, так что он решил попросить у киностудии прибавку в 100 долларов в неделю. В кабинет продюсера MGM Ирвинга Тальберга его вызвали, когда он уже собирался ехать в город Теллер на Аляске, где должны были пройти первые натурные съёмки. Фройхен слыхал, что Тальберг получает 9000 долларов в неделю, и разговор он начал с вопроса, сколько получает Фройхен. Тот ответил, что 300 долларов в неделю.
– Три сотни в неделю! – воскликнул Тальберг, качая головой с таким видом, словно терпеливо объяснял что-то идиоту. Обернувшись к Сэму Марксу, начальнику Фройхена, он спросил: – Сэм, вот скажи мне, разве это не щедрая зарплата?
– Ну, триста долларов – это и правда приличная сумма, – отвечал Маркс.
Фройхен смекнул, что ему отказывают, так что решил зайти с другой стороны. Указав на портрет семьи Тальберга, он сказал, что своей просьбой надеется не лишить жену и дочь магната пропитания (тот был женат на актрисе, обладательнице премии «Оскар» Норме Ширер).
– Вижу, что эти несчастные деньги нужны вам больше, чем мне: так что не надо, – саркастически сказал Фройхен. – Забудьте, что я к вам приходил.
Фройхену доводилось противостоять белым медведям, голодным волкам, опасным морским животным и сверхкрепкому чаю Кнуда Расмуссена – но никогда он не вступал в поединок с человеком вроде Ирвинга Тальберга, прототипом безжалостного главного героя в романе Скотта Фицджеральда «Последний магнат». Когда Тальберг повернулся к Фройхену, взгляд его был холоднее арктической зимы. Тальберг указал ему на дверь и рявкнул: «Живо отправляйтесь на Аляску и возвращайтесь с хорошей картиной. Иначе там можете и сдохнуть!»