Через Рокуэлла Кента Фройхен познакомился и подружился с другим примечательным афроамериканцем, Полем Робсоном, певцом и актёром, который прославился и своим искусством, и политической активностью. Робсон был богатырского роста, в колледже Ратгерса стал признанным спортсменом, а в 1919 году закончил Ратгерс с отличием (он стал третьим чернокожим, кто посещал этот колледж). Позже Робсон окончил юридический факультет Колумбийского университета, одновременно играя в Национальной футбольной лиге, но юриспруденции предпочёл сцену – и стал одной из самых значимых фигур Гарлемского ренессанса. Фройхен и Робсон сблизились, и Фройхен ходил с ним на митинги, в том числе посетил знаменитый митинг за свободу негров на Мэдисон-сквер в Нью-Йорке 27 июня 1947 года, собравший более 20 000 человек. На митинге выступил со страстной речью мэр Нью-Йорка Фьорелло Ла Гуардия, а Робсон и Дюк Эллингтон дали будоражащее музыкальное представление. Фройхену понравилось, что на митинге старались обозначить связи между равными гражданскими правами и правами рабочих, объединяя белых и чернокожих в их экономических чаяниях. Слишком часто эти два движения действовали врозь и порой мешали друг другу. Американцы не видели, что борьба с экономической несправедливостью, которая затрагивает всех, значительно улучшила бы положение расовых меньшинств в стране и решила бы хоть и не все проблемы, но всё же немало. Фройхен был европеец, а в Европе большинство недавних революций начались из-за классовых, а не расовых вопросов, так что он смотрел на проблему именно с такой точки зрения.
Фройхен, Робсон и Кент любили поговорить о политике, классовых и расовых вопросах не только между собой, но и публично – и это часто возмущало общественность. Робсон привлекал внимание цветом кожи, не говоря о его широкой известности, а кроме того, он имел связи с несколькими коммунистическими организациями. И пока холодная война крепчала, а Америку лихорадила «красная угроза», над друзьями сгущались тучи.
Круг Фройхена, который во многом состоял из леваков, наконец привлёк к его персоне пристальное внимание ФБР. Федеральные агенты внимательно изучали его, но так и не могли понять, что он из себя представляет. Некоторые агенты получали искреннее удовольствие, указывая в отчётах, что Фройхен, оказывается, играл того нехорошего капитана в «Эскимосе». Кроме этой детали, информанты ФБР рисовали крайне противоречивый портрет Фройхена, которого и правда было непросто описать однозначно. ФБР допросило нескольких американских лётчиков, которых Фройхен помогал спасать в Дании, и каждый подтвердил, что у Фройхена были самые честные антифашистские намерения. Однако Фройхен любил занимать крайние позиции и спорить только спора ради, и это наверняка только больше смутило ФБР. В беседе с коммунистами он был капиталистом, с капиталистами – чуть ли не Карлом Марксом. Как-то раз в 1948 году ФБР расследовало предполагаемую склоку, которая произошла между Фройхеном и докладчиком в Клубе исследователей в Нью-Йорке (Фройхен был его завсегдатаем). Докладчик в своей лекции «За железным занавесом» критиковал Россию. Пятеро опрошенных, которые присутствовали на лекции, защитили Фройхена и свидетельствовали, что его комментарии в адрес докладчика были сказаны в шутку. Однако ещё двое, включая самого докладчика, которого Фройхен оскорбил, заявили, что его надо гнать из страны. Инсинуации, которые встречаются в деле ФБР на Фройхена, зачастую подкреплены только безосновательными догадками и паранойей. В одном письме от тайного информанта говорится, что «Фройхен немало времени провёл в Москве, но с какой целью, он не сообщил, сказал только, что по делу (может, грешным делом)».
Фройхен тем временем жил своей жизнью, путешествовал и читал лекции, периодически справляясь в MGM, собираются ли они ещё делать фильм о датском подполье. Отвечали ему всегда неопределённо, пока наконец не сообщили, что проект решено свернуть. Военное кино штампуется уже который год, и в студии чувствуют, что публика начинает от него уставать. Лучше сделать больше мюзиклов.
Вместо работы над фильмом Фройхен засел за романы, исследуя в них темы, которые ему всегда нравились. В одной из его новых книг центральным сюжетом была история Дэниела Уильямса, которую он раскопал в 1934 году во время поездки по Канаде. А поскольку MGM и на пушечный выстрел не хотела приближаться к этой истории, Фройхен сам литературно обработал её и превратил в книгу под названием «Легенда о Дэниеле Уильямсе»[38]. Фройхен представлял её как «историю про чёрного Пола Баньяна»; в романе говорилось о расовой несправедливости и о поиске свободы от политического и экономического угнетения. Многие люди в Уильямсе видели предмет ненависти, а Фройхен тем временем смотрел на него с сочувствием. Роман получил много восторженных отзывов: «Этот гений-путешественник обладает обширными знаниями, живым слогом и пытливым умом», – писала New York Times о Фройхене; однако следующим поколениям наверняка пришлись не по душе диалектные словечки и другие стилистические приёмы, которые теперь – пережитки прошлого. (Пример реплики героя: «Благодарствую, Боженька! Ты водишь рукой Банджо, чтоб добрым людям правду сказывать!..»[39]) Так или иначе, Фройхен написал книгу о предметах, которые его волновали, и сам называл её «одиссеей раба, который, в попытке обрести истинную свободу, на которую, как он считал, имел полное право, столкнулся с суровой реальностью свободного мира».
Когда роман вышел, некоторые студии заинтересовались было возможностью снять на его основе фильм, но ни одна так и не взялась. Фройхен расстроился, но не слишком: к этому времени он уже привык к капризному и непостоянному Голливуду. Да и к тому же у него появилась новая страсть, которая теперь занимала его время.
48. «С первого взгляда»
Ещё в декабре 1944 года, незадолго до конца войны в Европе и за три месяца до судьбоносной поездки в Мексику, Фройхена пригласили на праздничный ужин его друзья Ханс и Карен Бендикс. Супруги, как и Фройхен, были датскими иммигрантами и жили в Нью-Йорке. Видя, что Фройхен переживает не лучшие времена, они решили, что ему обязательно поднимет настроение традиционный датский рождественский пир: гусь, красная капуста, яблочный пирог… За несколько дней до торжества Ханс походя упомянул Фройхену, что они ждут ещё одного гостя – «вдову Муллер». Фройхен тогда решил, что эта «вдова» – просто какая-то престарелая соседка, которая тоже затосковала на Рождество. Однако всё было совсем иначе: вдова оказалась «самой красивой женщиной», которую Фройхен когда-либо видел.
У Дагмар Муллер был приветливый взгляд, очаровательная улыбка, и она мастерски вела беседу. Она была младше Фройхена на 24 года, тоже из Дании, но в 1938 году переехала в Нью-Йорк вместе со своим тогдашним мужем Торбеном Муллером, который получал в Америке архитектурное образование (девичья фамилия Дагмар была Кон). Когда началась война, Муллер пошёл в армию добровольцем и погиб в Тихом океане, оставив Дагмар восстанавливать жизнь в одиночестве. Дагмар была еврейка, и ей лучше было оставаться в Америке, чем ехать в разрушенную войной Европу: она стала работать иллюстратором и сотрудничала с такими модными журналами, как Vogue и Harper’s Bazaar. (Ей принадлежит иллюстрация на обложке Vogue от 1 апреля 1947 года, из которого мир узнал о дизайнере Кристиане Диоре.) Из всех её достоинств и талантов больше всего Фройхена восхищал темперамент Муллер, так не похожий на темперамент Магдалене. «Дагмар – как раз такая женщина, с которой я хочу быть и в которой я нуждаюсь. Устойчивая, спокойная, с ровным характером», – делится он с другом в письме. Нравилось ему и то, что Дагмар искренне заинтересовалась его литературной работой, в то время как Магдалене редко обращала на неё внимание.
Дагмар тоже мгновенно понравился Фройхен. Она прибыла к друзьям раньше его и хорошо запомнила, как этот человек врывается в дом, в каждой руке – по гусю. Несмотря на то что Фройхена принимали как гостя, он настаивал, что птиц приготовит сам. Фройхен подал гусей, покрытых превосходной румяной корочкой, к столу, разрезал их тоже сам, пользуясь маленьким карманным ножом, который всегда носил при себе ещё со времён в Гренландии. «Петер для всего пользовался своим карманным ножом, но делал это не без изящества, – вспоминала Дагмар о его мастерском владении ножом. – Я влюбилась с первого взгляда».
Когда Магдалене узнала о Дагмар из письма, она пришла в ярость. Ответила она Фройхену холодно, а Дагмар назвала «будущей чёрной вдовой», хоть это оскорбление и было безосновательно: у Дагмар была своя работа, а Фройхен, хоть и получал неплохие деньги, после войны с трудом возмещал убытки. (Он предложил Магдалене помогать ей материально после развода.) Когда Фройхен ответил на «письмо про чёрную вдову», как он его называл, он уже вернулся из Мексики – прибежища супругов, которые хотят быстрого международного развода.
Когда с разводом было покончено, Петер и Дагмар стали планировать свадьбу. Они составили список гостей, придумали, как рассадить их, и сходили к врачу, чтобы убедиться, что ни один из них не страдает сифилисом (не слишком романтичная деталь, но этого требовали законы штата). Свадьба состоялась 23 июня 1945 года в доме Рокуэлла и Френсис Кент: это была очаровательная загородная резиденция в О-Стейбл-Форкс, штат Нью-Йорк, у горного хребта Адирондак. Молодожёны произнесли клятвы под шумящими лесными кронами, и солнце, пробивавшееся сквозь листву, освещало новую чету золотистым светом. Сама церемония выдалась поистине американской в своей эклектике. Брак зарегистрировал судья О. Байан Брюстер, чьи предки прибыли в Америку на «Мейфлауэре»: он «произнёс очень красивую речь, прежде чем напиться», как помнил Фройхен. За клятвами последовало выступление Робсона, гости угощались барбекю, которое Фройхен очень полюбил после переезда в США (Робсон к тому же стал шафером Фройхена, что тот почитал за «великую услугу»). Празднование растянулось до глубокой ночи, а затем Петер и Дагмар удалились в брачные покои, которые все называли «Вальхаллой», намекая на рай для викингов. Медовый месяц молодожёны провели на Файер-Айленде, расположенном к югу от Лонг-Айленда. Это было одно из самых любимых мест Дагмар, и ей очень хотелось показать его Петеру, который уже рассказал ей о своих любимых островах, Энехойе и Гренландии. Супруги целое лето прожили в съёмном приморском домике, у которого было очаровательное крыльцо и раздвижная дверь, которая весело ударялась о косяк всякий раз, как кто-нибудь входил или выходил. «Мы жили простой, едва ли не примитивной жизнью и предавались простым радостям: например, часто сидели на дощатом настиле и ели арбуз, а семечки выплёвывали в заросли ядовитого плюща», – вспоминала Дагмар. Её городские друзья часто вместе ездили в отпуск на Файер-Айленд, она надеялась, что Петер познакомится с ними ближе.