Соединяя дух и плоть.
Мы знали, но не понимали,
Что счастье можно расколоть.
Как все, что делится на части,
Дробясь, осколками звенит.
И в нашей оказалось власти
Любви разрушить монолит.
Издалека
За океаном слез страна,
Куда и тянет, и пугает.
Невидимая сторона,
Что русской тайной называют.
А эта тайна – быт и кров,
Любовь, вражда, могил убогость.
И грязь дорог, и пот, и кровь,
И бабьих лиц скупая строгость.
И тайна эта средь берез,
Осин, полей, морей и речек.
И жаль судьбы твоей до слез,
Убогий русский человечек.
«Мы живем с тобой, покуда…»
Мы живем с тобой, покуда
Теплит искорка мечты.
В никуда из ниоткуда,
Красота от красоты.
Дух от духа, плоть от плоти —
Вся связующая нить.
Спросят если: «Как живете?»,
Мы не станем говорить.
Небо есть, и мы под небом,
Есть дороги, лес и даль…
Не единым только хлебом.
Радость есть, и есть печаль.
Есть желания, покуда
В сердце трепетная грусть.
В никуда из ниоткуда
Я навеки возвращусь.
Там, вдали, где свет надежды
Нас с тобой соединил,
Кто-то так же, как и прежде,
Ангела для нас хранил.
«Нынче мне что-то тоскливо…»
Нынче мне что-то тоскливо,
Я – как плакучая ива.
Ветви опущены в воду,
И облетают листы.
Все потому, что, наверно,
Ты поступила неверно.
И, как в реке, растворились
Милые сердцу черты.
Что-то изменится в мире,
Как в коммунальной квартире.
Что-то останется прежним,
Вечным, как сам горизонт.
Мы заберемся под полог,
День будет ярок и долог,
И разноцветен, как мамин
Старенький шелковый зонт.
Я и уставший, и нежный,
В шубе зимы белоснежной,
Только безумное сердце
Грустные ритмы стучит.
Я, как плакучая ива,
Лью свои слезы тоскливо.
Болью в реке отражаясь,
Лик твой спокойный молчит.
Мир наш изменится вскоре,
В нем будет счастье и горе,
Но неизменны и вечны
В жизни любовь и обман.
Только в бескрайней надежде,
Так же склонясь, как и прежде,
Я – как плакучая ива,
Ты – словно легкий туман.
Взгляд на вещи
Я утром проводил гостей.
Еще вчера все было мило,
Все будоражило и жило,
Как в мире теленовостей.
Но вот сегодня мир потух,
Хотя, наперекор приметам,
Весна вдруг притворилась летом,
И птичий щебет режет слух.
Солярий утренних часов
Пронзает ультрафиолетом,
Бодрит и воздухом, и светом,
И сотней разных голосов.
Но почему-то на засов
Душа намерена закрыться,
Зарыться в пух, переродиться,
Чтоб растворились эти лица
Друзей моих или врагов.
Разнообразье бытия
В однообразии сюжета.
Непозволительно все это
В практическом сценарье дня.
Там до минут расписан путь
Светящим, дующим и льющим,
Стоящим, умершим, цветущим,
Тем, кто никак и как-нибудь,
Карабкаясь или цепляясь,
Юродствуя и представляясь,
Стремится жизнь перечеркнуть.
Мысль образ всякий оскверняет,
И память нехотя роняет
Остатки и осколки дня.
«То было», – говорит она,
А прошлое всегда двулико,
Как эхо – отраженье крика,
Как ты, что только часть меня.
«Брошу пить! Возьму перо с бумагой…»
Брошу пить! Возьму перо с бумагой,
Притворюсь каким-нибудь поэтом.
Будет мой герой с плащом и шпагой
Защищать добро на свете этом.
Знаю сам: глупа сия затея…
Свет померк от ухищрений злобных,
Но герой мой, от натуг потея,
Будет защищать себе подобных.
Он пока один на всю округу.
Плащ да шпага – вот и все наследство.
Я ему прекрасную подругу
Сочиню – любовь живет в нас с детства.
Пусть он, как мальчишка, правду ищет.
Любящий, но вряд ли кем любимый.
Пусть с меня, как с автора, не взыщет…
Он, как я, хоть храбрый, но ранимый.
Плодовитость злобы повсеместна.
Он за правду долго будет биться…
Параллель со мною неуместна…
Только бы ему с тоски не спиться.
«Страна моя – помоечка…»
Страна моя – помоечка.
Народец Богом проклятый.
Куда, безумный, катишься,
Уродливый, угодливый?
Бог дал и даль, и залежи —
Живите припеваючи,
А ты и помер заживо
В своей душонке заячьей.
Ты победил всех ворогов,
А ходишь нищий, сгорбленный
Да лижешь жопу боровам,
Тобой для власти вскормленным.
Вождь для тебя – вселенная.
Ты был и будешь подданным,
А раб с душой смиренною —
Товар, что будет проданным.
Душа твоя горбатая
И совесть молью битая.
Все ищешь виноватого
За жизнь свою забитую.
Что ж, доживай, доказывай
Свою судьбину грешную,
А под финал рассказывай
Про Русь свою потешную.
«И все-таки – скучаю…»
С. К.
И все-таки – скучаю.
И все-таки – привычка.
Такая вот задача, такая закавычка.
Из нашего романа не вырывать и страницы.
У колымаги-жизни – два колеса да спицы.
Ее мы сами тянем,
Друг друга чередуем.
В согласье и в достатке живем и в ус не дуем.
Кому какое дело? Нам – никакого нету.
Мы в нашей колымаге прокатимся по свету.
Дай вот подтянем спицы,
Колеса салом смажем.
Да под гору со свистом – мы всем еще покажем.
Ну а пока привычка сработала – скучаю.
И эту скуку-суку я в доме привечаю.
Она немного просит —
Ни пьет ни ест, однако
Вдруг тихо так завоет и заскулит собакой.
И гладить неохота, и добрых слов ей нету.
Вот выгоню из дому – иди по белу свету!
Ну, видимо, покамест
Мне с нею жить придется.
Коль выгоню, до Кольки
Та скука доберется.
«Ксюша утром задушила птичку…»
Ксюша утром задушила птичку.
Осудив кошачий беспредел,
Я за хвостик бедную синичку
На дорогу выбросить хотел.
Но подумал: «Все-таки не дело
Наплевать на древний ритуал.
Надо по-людски!» И птичье тело
Я по-христиански закопал.
У могилки постоял, вздыхая:
«Ляжем в землю все когда-нибудь.
Знать бы, на роду судьба какая…»
И пошел синичку помянуть.
«Все постепенно поутихнет…»
Все постепенно поутихнет,
Смиренный примет, томный вид.
Вот и звезда на небе вспыхнет
Наградой всех дневных обид.
Пустых затей и огорчений,
Ненужных встреч и увлечений,
Когда ты с ног буквально сбит
Какой-нибудь невзрачной фразой,
Заумной речью дурака
И тем, что ты ни с кем ни разу
Себя не чувствовал пока
Хотя бы просто без напряга,
Без мысли задней, без потуг…
Проехал день, как колымага,
И, как костер вдали, потух.
И вот звезда – та, что из первых,
Из торопливых, как юнец.
Колки́ ослабят струны-нервы,
Звучат минором наконец.
И вечер нежной, тихой песней,
Что где-то вдалеке поют,
Нам будет, если будем вместе,
И пусть уснуть нам не дают
До самой утренней прохлады
В туманной синеве долин
Любви ночные серенады
Плывущих в море афалин.
«Жалко тратить время на разлуку…»
Жалко тратить время на разлуку,
Хоть и польза в ней, конечно, есть.
Чтеньем книжек убиваешь скуку,
Приготовишь что-нибудь поесть.
Только чтенье мало развлекает,
И неаппетитна вся еда,
Потому что сердце понимает,
Что разлука для него – беда.
И оно тоскливо в грудь стучится,
Не давая думать ни о чем.
Не пойдешь ведь от тоски лечиться.
Врач не нужен, он здесь ни при чем.
Нужен тот, о ком так сердце ноет,
В ком течет твоя родная кровь.
Иногда нам разлучаться стоит,
Чтоб настроить сердце на любовь.