Это первый раз, когда я перед кем-то откровенно говорю о своей жизни.
И она даже не вздрогнула. Полагаю, она должна была слышать много разного дерьма.
– Все еще думаете, что можете мне помочь? – смотрю на нее с вызовом.
– Да, – она отвечает мне уверенным взглядом. – Вы пьете, чтобы заглушить чувства. Уверена, мне не нужно говорить, что это плохая идея. Алкоголь – у вас зависимость?
– Сразу к делу? – смеюсь я, но смех получается глухим.
Я так давно не смеялся по-настоящему, что уже забыл эти звуки.
Она перестает скрещивать ноги. И мое внимание мгновенно переносится на них. У нее великолепные ноги. И на ней чулки. Интересно, есть ли под этой юбкой пояс с резинками?
– Прошу прощения, если это задевает вас, но так я работаю. Я могу задать вопрос и заставить почувствовать дискомфорт. Вам не нужно отвечать, но, если все же ответите, это поможет мне оказать помощь вам.
– Нет, я не зависим.
– Уверены?
– Уверен. Я не пьяница.
– Что вы чувствуете, если думаете о том, чтобы не пить?
Я задумываюсь на мгновение.
– Ничего не чувствую, – сомневаюсь, что что-то сможет заставить меня чувствовать.
– И все же я бы рекомендовала обратиться к кому-нибудь по поводу употребления алкоголя. Я знаю чудесную группу, которая справляется с состоянием…
– Я не алкоголик, – огрызаюсь я. – У меня есть проблемы, но алкоголизм к ним не относится.
Она смотрит на меня с осторожностью.
– Ладно. Оставим это… пока, – она кладет ручку на журнал на коленях и смотрит на меня.
Ее красные губы медленно размыкаются, и я могу думать только о том, как размазываю эту помаду поцелуем.
– Наше время почти подошло к концу. Первый сеанс всегда короткий. В следующий раз у нас для разговоров будет целый час.
Я знаю, что бы я предпочел делать с ней шестьдесят минут, и, пожалуй, разговоров там было бы минут на пять.
Но она лучшая, а мне нужно вернуться в строй.
– Есть ли что-то, о чем вы хотели бы поговорить, прежде чем закончится наш сеанс? Мысли или чувства, о которых мне следует знать?
Я хочу трахнуть тебя.
– Нет. А вообще… есть, – я чешу нос. – Мне нужно вернуться на трассу к январю, самое крайнее к середине января, чтобы я смог подготовиться к старту Гран-при в марте.
Она кладет журнал и ручку на стол и бросает взгляд на настенный календарь, на котором значится нынешний месяц – ноябрь.
– У нас три месяца. В крайнем случае, три с половиной.
– Невозможно? – Часть меня, поддающаяся слабости, хочет, чтобы она ответила утвердительно, тогда бы моей трусости было оправдание. Я борюсь с этим.
– Нет. Мне нравятся трудные задачи, – ее губы складываются в мягкую улыбку, заставляя улыбнуться и меня. – Но это означает интенсивное лечение. Нам придется встречаться по крайней мере три раза в неделю. Вы готовы к этому?
Я разгибаю пальцы, которые сжимались в кулаки.
– Готов.
– Хорошо, – она соединяет ладони, беззвучно хлопая, и поднимается с кресла. – Моя секретарша Сэйди свяжется с вами завтра, чтобы занести в расписание приемы.
– Хорошо.
– Тогда увидимся через несколько дней, Леандро, и сможем начать ваше возвращение на гоночную трассу.
Я следую за ней до двери, рассматривая ее качающуюся во время ходьбы попку. Но направляемся мы в другую сторону.
– Выходить отсюда, – поясняет она. – Мои пациенты всегда выходят не через ту дверь, через которую вошли, потому что следующий человек уже может ожидать встречи. Большинство людей предпочитают анонимность, которую, как я понимаю, предпочли бы и вы.
Она придерживает для меня дверь открытой, предлагая выйти.
Я поворачиваюсь к ней лицом.
– Это не может просочиться в прессу, – говорю я ей.
Она улыбается мне с другой стороны дверного проема.
– Все, что вы скажете мне в этой комнате, не выйдет за ее пределы. Здесь вы в безопасности.
Я киваю ей.
– Хорошо. Ну, увидимся через пару дней.
Разворачиваясь, я слышу звук закрывающейся за мной двери и сбегаю вниз по лестнице.
Наконец, я оказываюсь на улице. Дыша свежим, промозглым воздухом, я пробегаюсь рукой по волосам. Затем из кармана достаю телефон и набираю номер. Я даже не даю ему возможности что-то вякнуть. Только слышу, что трубку взяли, и начинаю говорить:
– Какого черта ты не сказал мне, что она выглядит вот так? – рычу я в телефон Каррику.
– И тебе привет. И кто выглядит вот так? – в его голосе слышится насмешка.
Ублюдок.
– Ты знаешь, о ком я говорю – о докторе Харрис, мудак. – Мой член начинает твердеть от одной лишь мысли о ней.
Иисусе. Кто я такой, черт подери? Подросток, у которого встает на привлекательную женщину?
Кого я обманываю? Она не привлекательная. Она великолепная.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Перестань корчить дебила. Ты знаешь, о чем я говорю. Может, ты и подкаблучник и восхищаешься Энди, но ты узнаешь горячую цыпочку, если увидишь ее. Мог бы предупредить меня.
– Прости, но эта мысль даже не закралась мне в голову. Да, она хорошо выглядит, но не в моем вкусе. Я и подумать не мог, что ты захочешь ее трахнуть. А вообще, забудь об этом. Сейчас ты набросишься на кого угодно, так что, на самом деле, моим предупреждением было, когда я сказал, что она женщина.
– Смешно, членоголовый.
– Мне нравится, когда ты используешь со мной грязные словечки.
– Отвали.
Он громко смеется.
– Если не брать во внимание твое желание трахнуть доктора Харрис, как все прошло? Энди она сильно помогла.
– Да, она хороша. Мне кажется.
– Как думаешь, она сможет тебе помочь?
– Она сказала, что сможет, – только если я не трахну ее и не испорчу все к хренам собачьим.
Глава вторая
Лондон, Англия
Радуясь, что уже дома, я открываю входную дверь с коробкой пиццы в руке.
– Я пришла, – кричу.
– Мы на кухне, – кричит в ответ Кит.
Сбрасываю туфли и иду на кухню.
Кит и любовь всей моей жизни Джетт – мой маленький мальчик, который больше не маленький, – сидят за столом, играют в карты.
– Привет, дорогой, – я целую Джетта в макушку и кладу пиццу на стол.
– Привет, мам. Хороший день? – он улыбается мне.
– Да. Хороший, но долгий.
– Слишком много работаешь.
Нежно потрепав его волосы, я обращаю внимание, что перед Китом стоит пиво, а у Джетта кола. Из буфета достаю для себя бокал, наливаю белого вина, которое открыла еще вчера. К моему возвращению за стол пицца уже открыта и даже активно поглощается.
Бросаю Киту салфетку, еще одну передаю Джетту. Сажусь рядом с сыном и беру аппетитный кусок.
Кит может съесть пиццу один, его племянник в этом умении не отстает. У двенадцатилетнего Джетта так много от моего брата и меня – и, слава богу, ничего от его отца. Не скажу, что любила бы его меньше, если бы сходство было. Просто рада, что в нем нет ничего от того мужчины. Джетт – Харрис до кончиков пальцев. У него наши светлые волосы, голубые глаза и телосложение Кита. Мой рост 170 сантиметров, в свои 12 сын уже выше меня. Думаю, он дорастет до 192 сантиметров Кита. Не удивлюсь, если он даже перегонит его.
Мой брат – симпатичный мерзавец, и он знает об этом. Джетт – его копия, так что я уже предвижу кучи разбитых сердец. Кит на своем пути оставляет их сотнями. Я пытаюсь научить Джетта обращаться с женщинами с бо́льшим уважением, чем мой брат.
Из-за работы Киту приходится взаимодействовать со многими красивыми женщинами. Он стал моделью, когда Джетту была пара месяцев, и денег с основной работы Кита на стройке и моей подработки в супермаркете не хватало. Это помогло оплатить счета, потому что компенсация от суда после завершения дела отца Джетта почти вся ушла на оплату дома и обучения в колледже.
Я всем обязана своему брату. Он многим пожертвовал ради меня и Джетта.
Время шло, и Кит получал все более крупные заказы, некоторые из которых требовали его отъездов из страны, но он всегда устраивал рабочие поездки так, чтобы быть уверенным, что один из нас будет находиться рядом с Джеттом. Если заказ не подходил нашим расписаниям, Кит не принимал его. Сейчас он в том положении, когда сам может выбирать, на что ему соглашаться.
Я кладу кусок пиццы на салфетку и делаю давно необходимый глоток вина.
После сеанса с Леандро Сильвой, который определенно был информативным и интересным, мне позвонила другая пациентка – Сара. У нее настали крайне сложные времена.
Три года назад Сара порвала со своим парнем. Он преследовал ее месяцами и однажды ночью вломился в ее дом, пока она спала, и изнасиловал в ее же постели. За преступление он сел в тюрьму. Но теперь он досрочно освобожден после отсидки всего половины срока, и она пытается справиться с этим фактом.
Я занималась лечением Сары с момента изнасилования. Она наконец достигла равновесия и покоя в этом мире и начала двигаться вперед. Потому освобождение ее бывшего повергло ее в шок и отбросило назад. Она боится выйти из дома, она в ужасе от мысли, что он снова может добраться до нее, несмотря на полученное судом запретительное постановление. Она объята страхом, и я ее понимаю.
На разговор с ней у меня ушел час, и я пообещала ей, что утром первым же делом поеду к ней. Учитывая, что весь день у меня уже распланирован, мне придется занять лишнее время с утра. Но я на многое готова ради своих пациентов.
– Как твой новый пациент? – спрашивает Кит.
Я не обсуждаю с мальчиками свою работу, но какие-то крупицы информации, вроде того, что я просто беру нового пациента, до них доходят.
– Нормально.
– Думаешь, можешь помочь ему или ей? – спрашивает меня Джетт.
Я улыбаюсь ему.
– Да, я уверена, что могу.
Хорошо, что я не сказала им, кто мой пациент, а то Джетта бы прорвало. Он одержим Формулой-1.
Если бы он выяснил, что я лечу Леандро Сильву, не говоря уж о том, что лечила Андрессу Райан, жену Каррика Райана, он бы приставал ко мне с уговорами, пока я бы не позволила ему с ними встретиться.