Это не то, что мама хотела бы услышать.
Она хотела, чтобы я остался в Бразилии. Но я не мог. Чрезмерная забота моей семьи будто душила меня.
Я думал, что возвращение сюда исправит все… исправит меня.
Но этого не произошло.
Поднимаюсь по лестнице и захожу в душ. Неимоверно хочется смыть с себя эту ночь. Даю горячим струям бить меня по лицу, чтобы ощутить боль, почувствовать хоть что-нибудь… что угодно. Вытираюсь полотенцем, чищу зубы и смотрю на себя в зеркало. Борода закрывает лицо, скрывая то, кем я являюсь… кем был.
Воспоминания о прошлой ночи вспышками проносятся у меня в голове. Реки алкоголя. Девчонка, трущаяся о мой член в баре. Затем она же, скачущая на нем в номере отеля.
Я должен был почувствовать себя лучше.
Но эффекта нет.
Только пустота.
Отправляясь в спальню, я надеваю свободные черные спортивные штаны и простую черную футболку. Убираю телефон в карман, спускаюсь вниз. В тишине иду на кухню и включаю кофемашину. Отступая от столешницы, я сгибаюсь и опускаю голову на руки, давая шуму кофемашины усугублять головную боль и грохотом проноситься через дыру в моей груди.
Чую запах кофе, хватаю кружку и наполняю ее до краев.
Крепкий, черный.
Разворачиваясь, спиной прижимаюсь к кухонной столешнице и смотрю на изображение на стене. Это фотография Айртона Сенны, с его же автографом, ее мне принес отец, когда я был ребенком.
Я должен был умереть. Я бы умер легендой. Не тем, кем являюсь сейчас. Никому не нужным, вышедшим в тираж. Больше так продолжаться не может.
Я должен снова участвовать в гонках. Должен вернуться за руль. Должен. Я смогу. Я водил всю свою жизнь.
Поставив кофе, я обуваюсь и иду к внутренней двери, ведущей в гараж.
Не дойдя несколько шагов, застываю.
Я не был здесь с самой аварии.
Рука начинает трястись. Да я смешон. Сжимая руку в кулак, я заставляю напряжение уйти.
Открываю дверь. Меня сражает сильная волна спертого воздуха. Намеренно делая глубокий вдох, подхожу к выключателю и врубаю свет.
Вот она. Моя машина. Прокачанная синяя «Шевроле Камаро» 1967 года. Она продавалась в местном гараже рядом с моим домом в Бразилии, а я давно положил на нее глаз. Мой отец купил ее, когда мне исполнилось восемнадцать. Когда я переехал в Лондон, то сюда же переправил и ее. Куда бы я ни отправился, она всегда со мной.
Я могу. Мне всего-то нужно забраться внутрь, вставить ключ зажигания и завести ее.
Пытаясь отбросить страхи, медленно двигаюсь в сторону машины. Разблокирую. Открываю дверь. Все тот же аромат, только с примесью спертого влажного воздуха, которым пахну́ло всего на мгновение.
Глубокий вдох, и я забираюсь внутрь. Закрываю дверь с хлопком.
Я в ловушке. Огонь.
Зажмуриваясь, я игнорирую страх, застрявший в голове.
– Я могу, – говорю я себе.
Вдыхая через нос, поднимаю ключ. Пока я не пытался вставить его в зажигание, я не понимал, насколько сильно дрожит рука.
– Черт, – шиплю сквозь сжатые зубы. – Я могу.
Со мной ничего не случится. Молния не бьет в одно место дважды. А теперь перестань быть трусом, Сильва, и заводи чертову машину.
Я вставляю ключ и завожу двигатель. Пару секунд из глушителя слышатся хлопки, а двигатель работает с перебоями. В эти секунды я искренне надеюсь, что она не заведется. Я молюсь.
Если она не заработает, тогда я не смогу ее вести.
Моей вины не было бы. Не было бы никакой трусости.
Машина оживает с грохотом, включается радио. От вибраций ревущего мотора и громко играющей музыки моя голова взрывается. Образы аварии атакуют все мои органы чувств. Я чувствую запах дыма. Привкус крови во рту. Сдавливает грудь.
Я не могу дышать.
Нужно выключить двигатель.
Открываю дверь и буквально вываливаюсь из машины на колени. Судорожно вдыхаю воздух.
– Черт! – кричу я, в ярости сжимая голову. – Черт! Черт! Черт! – кулаком ударяю по полу, не обращая внимания на охватывающую руку боль.
Я теряю самообладание.
Поднимаясь на ноги, я хватаю бейсбольную биту, прислоненную к стене, и обрушиваю удар за ударом прямо на лобовое стекло.
Глаза заволакивает алым маревом, я вымещаю все свое раздражение, боль и страхи на машине, ударяя по металлу и стеклу снова и снова.
Неважно, сколько раз я ударю, – лучше мне не станет.
Отшатнувшись, я осматриваю оставленные мной повреждения. Машина в аварийном состоянии.
Как и я.
Это машина, которую купил мне отец, – все, что от него осталось, и я уничтожил ее.
Меня охватывает горечь. Какого хрена со мной не так?
На нетвердых ногах я отправляюсь в дом и иду в свой кабинет. Смотрю на все эти стоящие в ряд насмехающиеся надо мной награды. И понимаю, что бита по-прежнему в руке. По венам все еще струится ярость, и я замахиваюсь на то, что осталось от моей карьеры, разношу награды на куски до тех пор, пока не вижу, что больше ничего нет.
Мне не лучше.
Я ненавижу самого себя.
Я падаю на колени посреди беспорядка, что создал. Руками держусь за голову, хватаюсь за волосы и впервые с момента аварии плачу.
Понятия не имею, как долго я пробыл в таком положении.
Вытерев лицо тыльной стороной ладони, я поднимаюсь и иду к столу. Сажусь в кресло, открываю нижний выдвижной ящик стола и достаю бутылку виски, что храню там. Откупориваю и делаю большой глоток из горла. Затем еще один. И еще. После, без единой мысли, из кармана вытягиваю телефон и, прежде чем осознаю, что делаю, набираю номер доктора Харрис.
– Офис доктора Харрис.
Ее секретарша.
– Возможно ли поговорить с доктором Харрис? – мой голос хриплый.
– На данный момент у доктора Харрис прием. Кто звонит?
Я стискиваю зубы.
– Леандро Сильва.
– Мистер Сильва, я могу попросить доктора Харрис перезвонить вам. Или если это срочно…
– Ничего срочного, – делаю очередной глоток виски.
– Попросить ее перезвонить вам?
– Нет. Просто забудьте.
– Вы уверены? Потому что…
– Уверен, – перебиваю я ее. – Я увижусь с ней завтра на сеансе.
Я вешаю трубку.
Какого черта я позвонил ей?
Раздраженный, бросаю телефон на стол и выпиваю еще.
Здесь слишком тихо.
Тишина в этой комнате болезненна настолько же, насколько шум в моей голове.
Чтобы заглушить ее, я дотягиваюсь до телефона и включаю музыку. Бутылка все еще у меня в руке.
Начинает играть Bloodstream Эда Ширана…
Глава четвертая
Лондон, Англия
«Звонил Леандро Сильва. По голосу было похоже, что он на грани, просил не беспокоить тебя информацией о его звонке, но я подумала, что ты хотела бы знать».
В голове проносятся слова Сэйди. Она сообщила мне о звонке вчера, и я до сих пор не могу успокоиться.
Я пыталась перезвонить ему, как только она передала мне сообщение, но нарвалась на голосовую почту и пришлось записать несколько слов. Он не перезвонил.
Теперь он опаздывает на встречу. На сорок минут.
Я занимаюсь его лечением всего неделю – три сеанса, а если учитывать ознакомительный, то четыре, – и до сих пор мы говорили обо всем, но только не о его непосредственной проблеме, вне зависимости от того, сколько я подталкивала его к этой теме. Мне не хотелось давить на него с первых же сеансов, хотелось дать ему возможность задавать темп, но если ему нужно вернуться к гонкам к январю, то придется подтолкнуть его.
Хотя, если он будет опаздывать на встречи, ничего не получится.
Кончиками пальцев я стучу по столу, размышляя, что делать. В кабинете раздается звонок.
Я рывком снимаю трубку.
– Леандро Сильва пришел, – говорит Сэйди.
Я пытаюсь игнорировать степень испытанного облегчения.
– Попроси его зайти.
Спустя десять секунд дверь открывается. Леандро Сильва заходит в кабинет. Выглядит он довольно потрепанно: мятая одежда (будто он в ней же и спал), полный беспорядок на голове… Такое ощущение, что, встав с постели, он удосужился лишь провести по волосам рукой и так и пришел.
И все равно он выглядит привлекательно.
Как только я перевожу взгляд с его лица чуть ниже, замечаю что-то красное у верхней пуговицы на его рубашке. Сразу же думаю о крови. Но когда присматриваюсь, понимаю, что это. Помада. Красная помада.
Я сжимаю руки, ногти впиваются в ладони.
– Вы в порядке? – спрашиваю я. Голос звучит строго.
Какого черта со мной происходит?
Я заставляю себя расслабиться.
Он закатывает рукава, открывая сильные натренированные руки, покрытые черными волосами.
– В порядке.
Он мнется у двери, которую только что закрыл, и кажется не уверенным в том, что ему делать дальше, так что я встаю из-за стола и иду к зоне с креслами.
Никаких извинений за опоздание я не слышу и вытягивать из него не собираюсь, несмотря на то, что очень хочется.
– Могу я что-нибудь предложить вам? – спрашиваю, прежде чем сесть.
– Нет.
Он все еще не садится.
– Вы собираетесь сесть?
Он бросает взгляд на кресло так, словно и не подозревал, что оно здесь есть.
Кивая, он подходит и садится.
Наклоняясь вперед, он руками упирается в колени и складывает ладони вместе.
И тогда я чувствую сильнейший запах алкоголя. И аромат парфюма. Дешевого парфюма.
Оба этих запаха беспокоят меня в равной степени.
Но проблему с парфюмом пока можно проигнорировать, чтобы не утонуть в вопросах уже к себе самой.
– Леандро, я собираюсь задать вам вопрос и хочу получить честный ответ.
Его взгляд устремляется на меня.
– Вы сейчас пьяны? – мне стоило спросить иначе. Не знаю почему, но перед ним у меня, кажется, уходит земля из-под ног. Но я не стану заниматься лечением кого бы то ни было, если он или она находится под воздействием алкоголя либо запрещенных веществ.
В его взгляде появляется раздражение
– Нет, – его челюсть напряжена.