ищ Жданов кровно заинтересован в наказании виновных»{434}. 2 декабря 1941 года Маргелов на костылях присутствовал в качестве свидетеля на том разбирательстве в трибунале фронта. Спустя много лет он рассказал, как после вынесения смертного приговора комдив и комиссар просили у него прощения…
Командующий Балтийским флотом адмирал Владимир Трибуц вспоминал середину сентября 1941 года, когда в самый кризисный период обороны Ленинграда существовала опасность прорыва наступающих немцев в город: «Вскоре меня пригласил к себе А.А. Жданов. В Смольном мне вручили телеграмму, подписанную Сталиным, Шапошниковым и Кузнецовым. Это был приказ подготовить всё необходимое, чтобы в случае прорыва противником обороны Ленинграда уничтожить боевые и транспортные корабли, оборонные объекты флота, ценности, запасы оружия, боеприпасов и т. д. Я прочитал это страшное решение несколько раз и не поверил своим глазам. А.А. Жданов спросил, всё ли мне ясно? Я ответил, что всё, хотя выразил недоумение: неужели обстановка под Ленинградом требует проведения такого мероприятия? Жданов сказал, что положение на фронте очень серьёзное, но не безнадёжное, а этот приказ нужно выполнять только в крайнем случае…»{435}
Тогда, под угрозой захвата города немцами, был разработан «План мероприятий по организации и проведению в жизнь специальных мер по выводу из строя важнейших промышленных и иных предприятий города Ленинграда на случай вынужденного отхода наших войск». При отступлении планировалось взорвать более 380 предприятий города, портовые сооружения, мосты и т. п.
Очевидцы приводят и иные примеры участия Жданова в подготовке взрывных и диверсионных мероприятий. Вспоминает начальник Инженерного управления фронта Борис Бычевский: «…Военный совет и обком партии поручили мне создать в лесах и болотах северо-восточнее Пскова, а также между Псковом и Гдовом склады взрывчатых веществ для партизанских отрядов. Уточняя на карте конкретные пункты тайников, А.А. Жданов вдруг спросил:
— Скажите, товарищ Бычевский, а четвёртая парфюмерная фабрика выполняет какие-либо заказы для фронта?
Вопрос удивил меня. Хотя для работы на оборону были привлечены не только крупные предприятия, но и многие мелкие, вроде артелей "Примус" и "Металлоигрушка", я не знал, чем нам могут быть полезны парфюмеры.
— Поговорите с товарищами с фабрики, — посоветовал Жданов. — Полагаю, что некоторые их предложения заинтересуют вас.
На другой день мы с М.В. Басовым (заведующий промышленным отделом Ленинградского горкома. — А. В.) рассматривали принесённые с фабрики обломки кирпича, куски каменного угля, гальку, щебень. Даже при самом внимательном осмотре трудно было определить, что всё это изготовлено из папье-маше.
— Чудесная имитация! — восхищался Михаил Васильевич. — Чем не корпуса для мин?!
— Разумеется, — поддержал я его. — А если немного уменьшить размеры, они будут очень подходящи для партизан.
Наши инженеры из отдела заграждений тоже высоко оценили выдумку работников парфюмерной фабрики.
— Можете изготовить эти вещицы граммов по сто двадцать — сто пятьдесят? — спрашиваю директора фабрики.
— Конечно. А не слабоваты будут?
— Ступню оторвёт и такой заряд. К тому же габариты будут удобны.
— Сколько вам таких корпусов нужно? — в свою очередь интересуется директор.
— Делайте первую партию в двести тысяч.
— Хорошо»{436}.
Именно Ждановым впервые в ходе войны было создано централизованное руководство партизанами — прототип Центрального штаба партизанского движения — Ленинградский штаб партизанского движения. Первое совещание по вопросам организации борьбы на оккупированной территории Жданов провёл в Смольном ещё 13 июля 1941 года. Штаб ленинградских партизан образовали 27 сентября 1941 года, его возглавил третий секретарь Ленинградского обкома, коренной петербуржец Михаил Никитич Никитин. В городе, на случай возможного захвата, также были подготовлены партийное подполье и резидентуры НКВД.
В октябре 1941 года в Ленинград прилетел будущий Главный маршал артиллерии Николай Воронов, уроженец Санкт-Петербурга, знакомый Жданову по советско-финляндской войне.
«Прямо с аэродрома, — вспоминал Воронов, — я поехал в Смольный к Андрею Александровичу Жданову. Разговор касался предстоящей наступательной операции по восстановлению связи с Большой землёй. А.А. Жданов подробно рассказал о состоянии фронта и города…
Проезжая по улицам и площадям, я видел амбразуры, появившиеся в стенах домов, дзоты, построенные на перекрёстках. Город приготовился к бою… Но вместе с тем бросалось в глаза и другое: город стал словно ещё многолюднее.
Жданов подтвердил это: да, в Ленинград из окрестных районов съехалось много тысяч людей, не пожелавших попасть под власть гитлеровцев. Продовольственные запасы в городе истощались…
Жданов настаивал, чтобы в Ленинград доставлялось больше боеприпасов. Я же уверял, что производство снарядов и мин можно организовать на предприятиях Ленинграда. По моим подсчётам, ленинградцы вполне могли изготовить уже в ноябре не менее миллиона снарядов и мин всех калибров, а в декабре — ещё больше… впредь следует рассчитывать не только на подвоз с Большой земли нужного количества пороха и взрывчатых веществ, а постараться использовать местные резервы.
На следующий день мы продолжили беседу. Жданов уже был озабочен тем, как лучше и скорее наладить производство нужных фронту боеприпасов.
…Вскоре Жданов пригласил к себе Кузнецова, Капустина и меня. Ещё раз обсудили вопрос. Я обещал необходимую помощь от ГАУ и наркомата боеприпасов. Договорились о некотором упрощении технических требований к производству боеприпасов… ленинградцы должны будут, по мере возможности, даже делиться своей продукцией с другими фронтами»{437}.
Когда город оказался в плотной осаде, Жданов обратился к военному прокурору Красной армии В.И. Носову с предложением подготовить проект указа Верховного Совета СССР «Осадное положение». Ленинград был отрезан от остальной страны, и нормы законодательных актов о военном положении не вполне отвечали специфике окружения. Так блокадная действительность возродила к жизни средневековый термин «осада»…
В сентябре 1941 года Жданов по телефону разговаривал с лейтенантом Петровым, командиром окружённого финнами дота «07», передовой точки Карельского укрепрайона. Лейтенант Петров, старый питерский рабочий, мобилизованный в начале войны, кричал в трубку линии подземной связи, обращаясь к члену политбюро: «Семёрка врага не пропустит!»{438} Финны смогут уничтожить окружённый дот только через полгода осады.
Полковой комиссар 6-й отдельной бригады морской пехоты Пётр Ксёнз вспоминал, как Жданов ставил боевую задачу его бригаде:
«В ночь на 27 октября 1941 года командование бригады было вызвано в Смольный, где располагался Военный совет фронта… Всех нас пригласили к товарищу Жданову, члену Военного совета фронта. Его речь, обращенная к нам, была краткой, нетрадиционной.
— Внутреннее положение нашего фронта, — сказал товарищ Жданов, — непосредственно перед Ленинградом, сейчас, после активных боёв, войсками 42-й армии стабилизировалось. Противник возводит оборонительные сооружения, активных действий не ведёт. Видно, думает взять нас измором. Перегруппировав свои войска, враг накопил значительные силы…»{439}
Далее, по воспоминаниям Ксёнза, на карте Жданов подробно изложил оперативную обстановку на внешнем фронте блокадного кольца в южном Приладожье и поставил конкретные задачи.
Начальник инженерного управления фронта Борис Бычевский рассказывает ещё об одном из военных совещаний у Жданова в Смольном в начале ноября 1941 года:
«Едва началось совещание, как к городу прорвалась группа немецких самолётов. Бомбы падают где-то недалеко. От взрывов звенят стёкла в кабинете, то громче, то тише, словно отмечая расстояние.
Жданову докладывают по телефону о местах падения бомб. Набрякшие веки у него тяжелеют ещё больше, астматическое дыхание становится резче, он нервно берётся за папиросу. Однако тёмные глаза, как всегда, блестят.
— Положение Ленинграда тяжёлое, — говорит он, — а если не примем меры, может стать критическим. Давайте подумаем, какую мы в силах оказать помощь войскам на волховском направлении. Следует всемерно активизировать наши действия на плацдарме…»{440}
Плацдарм — это знаменитый Невский пятачок, два километра по фронту и 800 метров в глубину на левом берегу Невы, где наши войска осенью—зимой 1941 года упорно пытались прорвать блокадное кольцо. Сложнейшей, почти неразрешимой задачей стала постройка тяжёлой переправы для переброски на плацдарм танков. По подсчётам военных инженеров, требовалось десять километров металлического троса. Ещё раз предоставим слово Бычевскому:
«…Жданов подводит итог:
— Ну что ж, задача, конечно, архитрудная. А всё же решать её нужно. — И обращается ко мне: — Где вы наберёте десять километров троса?
— Мы уже начали сбор по городу. Кое-что дадут моряки.
— А понтоны для паромов?
— Понтоны делают на заводах, но надо обязать Ленэнерго дать хотя бы тысяч пять киловатт энергии для сварочных работ.
Жданов листает записную книжку:
— Пять тысяч киловатт не дадим. Может быть, тысячи три выкроим. И то надо посоветоваться… А водолазы Эпрона работают? Потопленные понтоны вытаскиваете, ремонтируете?»{441}
Несмотря на все усилия, блокаду прорвать не удаётся. Командующий ВВС Ленфронта Новиков вспоминает начало голода в ноябре 1941 года: