Она перехватила дольку двумя пальцами и, не сводя с меня глаз, потянулась навстречу, коснулась моих губ. Мгновения тягучие, как карамель, обволакивающие мой страх, покрывающие его мелкими кристалликами сахара. Сладко… Зажмурился, когда сок растекся по языку. Дышал ровнее, боролся. Но все равно не смог один, прижал к себе ее, стараясь не запачкать грязными ладонями. Передавал ей свою дрожь, а Надя не отстранялась и так же старалась не касаться меня липкими пальцами.
– Ты расскажешь мне, что с тобой стряслось, Юра? Почему я совсем тебя не помню и почему ты так не любишь Новый год? – Это был не дежурный вопрос, ей действительно стало тревожно за меня, чем я воспользовался.
– Не сегодня, – прошептал я в ее макушку. Выторговал у вселенной еще время для объятий. Мы молчали, дышали вместе.
– Хорошо, но тебе придется ответить мне.
– Для этого я здесь, Надя. А теперь давай поставим мясо в духовку и вымоем уже руки?
Вкус у мандаринов не изменился с той самой ночи, горчило до сих пор. Как и весь этот праздник казался невероятно горьким. Но в этот раз я сам себе твердо пообещал все изменить, раз уж вселенная послала мне такой красноречивый знак. Как часто трамваи с утра пораньше едут в депо? На моей памяти – ни разу. Зато у Нади проблем с мандаринами не было – она почти весь пакет под шумок приговорила. Надо бы спрятать куда-то, а то к больной ноге у нее аллергия на цитрусовые прибавится.
Я притащил ноут на кухню, запустил запись развлекательных программ с тридцать первого.
– Когда там куранты уже? – нетерпеливо спросила Надя и наклонилась к экрану, чтобы посмотреть на время.
Я предусмотрительно переставил часы и дату, чтобы не рушить атмосферу. Там сейчас тридцать первое и час до полуночи. Устроим себе настоящий праздник.
Я оглядывал наш странный стол, пытаясь понять, все ли мы учли для празднования Нового года. Мандарины, вернее, то, что от них осталось, – три жалких фрукта в вазочке, мясо, томящееся в духовке, детское шампанское, потому что отец Нади мне голову оторвет, если я налью ей что-то алкогольное, а еще оливье в магазинных лоточках. Только вот чего-то явно не хватало.
– Шуба! – почти прокричал я, и Надя подскочила на месте.
– Какая? Я наряд Снегурочки убрала на место.
– Да не эта…
– Твой костюм ты тоже сложил, я проследила.
– Селедка под шубой. Мы ее не взяли, – трагично изрек я, и Белова отчего-то начала смеяться. Было обидно, но смеялась она так зара‐ зительно, что я тоже не сдержался.
– Я сбегаю в магазин, – предложил я и метнулся в прихожую, но Надя догнала меня и схватила за руку.
– Предлагаю без нее. Пусть это тоже будет нашим нарушением традиций. Презервативы вместо шариков, третье января вместо три‐ дцать первого декабря. Селедка погоды уже не сделает. Да и потом, я не хочу дважды за день оказаться в чужой квартире без разрешения, вдруг ты опять ключи у кого-то спер, и сейчас вернется хозяин.
– Думаешь, я настолько все спланировал, что даже вещи свои сюда перенес? Тетрадки, фотографии.
– Я в твоих талантах не сомневаюсь, Чудов. Ты можешь и не такое! Сегодня доказал.
Я вообще могу все. Но только когда она рядом.
Время неумолимо приближалось к ненастоящей полуночи, а меня все равно потряхивало и возвращало в самый жуткий момент моей жизни. Я пытался отвлечься, распаковывал бенгальские огни. А вот моей гостье все нравилось, и я немного успокоился, хотя руки все равно дрожали.
Десять минут до фальшивого Нового года. Дышать стало труднее, я нервно поглядывал на свой телефон, чтобы убедиться, что все понарошку. Сегодня третье января, и все давным-давно позади. Одиннадцать лет прошло.
Пять минут. Последние песни перед традиционным обращением, циферблат, хлопок пробки и обратный отсчет. Надя жмурится и загадывает желание. Сейчас все закончится. Нужно просто немного потерпеть. Ради ее улыбки.
Едва раздался бой курантов, как телефон у меня в кармане зазвонил.
– Ничего себе, – прокомментировала Надя. – Кто тебе звонит в такое время?
Я уловил в ее голосе уже знакомые нотки ревности. Она так же отреагировала на слова про «моих Снегурочек». Захотелось чуть дольше подразнить ее и в этот раз.
– Сейчас только десять вечера, – хохотнул я, глядя на экран телефона. – Мне звонит одна очень важная женщина.
Важная женщина, которая безошибочно чувствует, что со мной творится неладное. Либо суперсила у нее такая, либо в квартире скрытых камер натыкано.
Лицо у Нади стало чуть зеленее, может, от ревности, а может, от количества съеденных мандаринов. И я сжалился над ней:
– Выдыхай. Мама звонит.
Не выдохнула. С лица моей бедовой вообще в этот миг все краски смыло. Занятно.
– Привет, – я так бодро ответил на звонок, что мама на том конце провода даже опешила.
– Ты чего такой довольный? – подозрительно спросила она: привыкла, что на праздники я превращаюсь в унылое и раздражительное существо.
– Угадай. – Я не сводил взгляда с Нади и не переставал улыбаться.
– О, Белов не соврал, выходит. Встретились, да?
– Ага.
– Ну, слава богу. Вы там только не шалите. Я не против, но Белов мне все мозги вынес, что к внукам не готов.
Надя поперхнулась, зато наконец ее лицо сменило оттенок на пунцовый. Не человек, а светофор.
– Мы презервативами затарились, – ответил я, а Надя бросилась вырывать мобильный из моих рук.
– Юра, ради всего святого. Ты при Белове только так не шути, он уже к билетам приценивается. Того и гляди, возьмет отпуск и рванет в Москву.
А вот теперь настала моя очередь переживать. Отец у Нади человек хоть и с юморком, но суровый. Жаль, Кир познакомился со мной, а не с ним. Разбитым носом Надин бывший кавалер не отделался бы.
– А я-то, ты знаешь, держу кулачки. Как вы там говорите, молодежь: я ваш главный шкипер!
– Шиппер, мам.
– А я как сказала? Мама так и сказала. Наде привет и спокойной ночи.
– Тебе привет от мамы, – сказал я, услышав короткие гудки, а Надя не знала, какой вопрос задать первым и начала с конца.
– В каком смысле шиппер?
– Болеет за наши отношения. – Я не стал юлить, пусть знает.
– То есть она в курсе?
– Надя, весь Курск в курсе, поверь.
Пока она переваривала информацию, сработал таймер на духовке, и я вытащил мясо. Вечер еще не закончился, зато у меня наконец отлегло от сердца.
Мы сидели рядом на шатких табуретках, касались друг друга специально и невзначай. Смущались, когда на экране кто-то целовался. Вспомнили про наши импровизированные воздушные шарики только после курантов и выпитого детского шампанского. Хохотали, пока надували, а после долго плевались в ванной из-за мерзкого вкуса на языке и чистили зубы. Не самая моя лучшая идея, признаю. Зато в стаканчике у моей щетки появилась соседка. Еще чье-то одиночество осталось позади. Надя тоже долго смотрела на эту парочку, и мне очень хотелось прочитать ее мысли. О чем она сейчас думает? Рада быть со мной? Она же здесь не только от безысходности?
Мы даже диван не смогли разложить без приключений, чуть не сломали механизм.
– Ты его когда раскладывал в последний раз? – Надя проверяла на прочность скрипящую конструкцию, пока я доставал постельное белье из комода.
– Курсе на втором или третьем. Черт, не помню уже. Когда у меня девушка была, а потом стало без надобности. Знаешь, когда места много, то засыпать и просыпаться одному паршиво.
– Тоскуешь по ней? – осторожно спросила она, словно обидеть меня вопросом боялась.
– По кому? – Я даже растерялся. – По маме?
– По девушке, которая тебя бросила. Ну, ты говорил, что это на Новый год произошло. В этом причина твоей нелюбви к празднику?
Скорее наоборот. Из-за моей нелюбви она и ушла. К празднику и к ней. Тяжело выносить человека, голова которого на самом деле забита тараканами под самую крышечку.
– Нет. Там все без драматизма закончилось. Она нашла нормального парня, а я порадовался за нее.
– А чем ты ненормальный?
– Ты мне скажи, у тебя был сегодня шанс понаблюдать за мной в естественной среде. – Я протянул Наде уголок простыни, и мы вместе принялись стелить ее на диван.
– Дай-ка подумать. Всем.
– Ну, вот она и сбежала.
– Но ненормальным ты был днем, а вот сейчас ты кажешься мне вполне реальным, а не мифическим блаженным ангелом-спасителем.
– Ты просто напилась лимонада. Вот и кажется всякое. Я все тот же добрячок Юра Чудов. Утром он вернется дальше налаживать твою жизнь. И тебе лучше набраться сил. Кто спит у стенки?
Надя шустро подняла руку, как на уроке.
– Тогда надевай свою пижамку, или в чем ты обычно спишь, и ложись. Завтра у нас с тобой долгий день.
– Очередное выступление?
Мне показалось, или в ее глазах появился энтузиазм?
– Увидишь, у меня много всего припасено для тебя, Надя.
Щеки у нее тут же вспыхнули. Как же мне нравилось ее смущение! Оно точно только мне принадлежит. И там, у Кирилла в квартире, Надя из-за меня так тяжело дышала, на мой поцелуй отвечала. И сейчас она только моя, на моем диване, в моей квартире, под одним…
– Я не поняла, у тебя только одно одеяло?
– Ага, зато подушки две. Живем.
– Почему-то мне начинает казаться, что ты все-все спланировал.
– Возможно. Но заметь, сейчас ты в одежде, – отшутился я.
Нет, ни Кирилла, ни судьбоносный трамвай я не планировал. Оба эти катаклизма нагрянули слишком внезапно и заставили меня выползти из скорлупы, иначе я бы всю жизнь спал один на диване и таскался за Надей по пятам. Сначала на учебу, потом на работу.
Ты права. Я одержимый. Убежишь?
Глава 11
Нетвердой походкой я побрела в ванную и закрылась там. Уже и забыла, что тут совмещенный санузел. Какая прелесть. Вот что по-настоящему сближает людей и лишает каких-либо секретов. Сколько два человека смогут прожить, не разделив и эту комнату за совместным времяпрепровождением? Я сначала хихикнула от глупой фантазии, а затем рассмеялась, но в этот раз громче.