– Выход там. – Чудов открыл дверь и стоял, скрестив руки на груди.
– Не скучайте, ребятки. Хотя с Чудовым ты, Надя, точно не соскучишься.
Алина ушла, а я все еще поглядывала на связку ключей на пальце у Юры и не решалась спросить. Он тяжело выдохнул и нервно взъерошил волосы.
– Я приберусь, подожди, и мы поговорим.
– Да уж… поговорить надо.
– Она в чем-то права. Я не бескорыстен. Я не ты, Надя. Это ты всегда была доброй милой девочкой, пока я… – Он схватил себя же за руку, пытаясь унять внезапную дрожь. – Пока я не ошибся. Пока не забрал твою доброту и свет.
Чудов взял ведро со шваброй и принялся молча мыть полы, я же так и сидела в пижаме у него на кухне, не зная, как относиться ко всему, что случилось. Одно ясно: никаких романтических отношений между ним и Алиной нет. Юра помог девушке получить гражданство, заключив фиктивный брак. Это в целом на него похоже. Надеюсь, обе почки у него на месте, и он никому не подарил одну. Но проверить надо.
Юра быстро управился с грязью на полу, машинально вытер несуществующий пот со лба и вылил из ведра воду.
– Ты поела? – К Юре вернулась прежняя нежность, и она не была фальшивой.
– Не успела.
– Давай тогда сначала позавтракаем, а потом обсудим все.
– Время хочешь выиграть?
– Типа того, – признался Чудов. – Я пока вообще не знаю, с какого края мне начинать оправдываться.
– Я не голодна, и мне не за что на тебя злиться. Просто объясни.
– Это плохо. Значит, ко мне ты равнодушна, раз не злишься.
– Неправда! Я не равнодушна, иначе я бы так не расстроилась из-за этих ключей от общаги. Я уже свыклась с мыслью делить с тобой один диван, вместе отмечать праздники, завтракать. Дура, да?
Он придвинулся ко мне вместе с табуреткой и заглянул в глаза:
– Нет. Я тоже этого хочу.
– Тогда зачем договорился о комнате в общаге? – В горле застрял ком, и самое последнее, чего мне хотелось, – опять разреветься перед Юрой. А вдруг остаться разрешит, но уже из жалости.
– Послушай, тебе не кажется, что ключей тут больше? – Чудов потряс передо мной связкой. – Этот от домофона, вот этот от моей квартиры, вот от почтового ящика и только этот от комнаты в общаге.
– Не понимаю.
– Я не для тебя так старался утром. Для себя. Хочу убедиться, что со мной ты останешься, потому что сама захочешь, а не потому, что тебе некуда пойти. Смотри, у тебя есть жилье, есть выбор. Теперь понимаешь?
Ком стал больше, и слезы все-таки хлынули наружу. Он точно дьявол, я не успеваю за всеми этими многоходовочками, и то, что он со мной делает, просто незаконно. Юра стремительно влюблял меня в себя и не оставлял ни единого шанса устоять перед ним.
– Можно я останусь, Юр?
– Конечно, – с облегчением проговорил он и положил мне ключи на ладони. – Я к другому ответу был не готов. Мне бы пришлось тогда под окнами у тебя с транспарантом стоять и надеяться, что ты вернешься.
Я рассмеялась сквозь слезы и пододвинула свою табуретку ближе, так что теперь колени некуда было деть. Сидели, постоянно задевая друг друга ногами, касались, смуща‐ лись.
– А про детскую любовь что скажешь? Я все еще не до конца понимаю.
– Это ты моя детская любовь. Я не врал.
– Тогда почему раньше в моей жизни не появился? – Сколько Юра уже живет с этим в сердце? Он даже из Курска уехал и не попытался объясниться. Как так?
– Видимо, я трамвая ждал, Надя. Ты простишь меня за это? За трусость и нерешительность?
– Я даже не успела обидеться. Но развод ты все-таки получи поскорее. Как-то странно все это…
Теперь и Юра рассмеялся, а затем снова пустил своих демонов в рубку управления.
– Непременно, а пока у тебя есть редкая возможность закрутить интрижку с женатым мужчиной.
Женатый мужчина вновь воспользовался своим целовальным преимуществом передо мной, схватил за плечи и усадил к себе на колени. Шаткая табуретка выстояла, пару раз опасно качнувшись, а вот я сдалась и позволила своему спасителю коснуться моих губ, утянуть в очередной крышесносный поцелуй, в котором сейчас не было горечи, а скорее, что-то шкодливое и победное. Я выбрала его, а он дождался меня.
Слава трамваю!
Глава 14
– Юра! – послышался звонкий радостный Надин голос. На самом деле было чуточку не так. Она до сих пор не выговаривала букву «р», поэтому мое имя звучало «Юла».
Надя протянула мне руку в вязаной варежке, которая ей явно была велика, и тут же раздался смех дворовых мальчишек. Помню торчащую из большого пальца нитку и узор снежинки. Я никогда не стыдился дружбы с этой девочкой. Меня не смущали шутки ребят и их улюлюканье, но я все равно злился. Всякий раз, слыша их издевки над моей названой сестрой, я хотел раскидать всех вокруг, броситься с кулаками на тех, кто покушался на мое персональное солнце. Но кулаки всегда оставались в карманах и лишь дрожали от бессилия, множа мою клокочущую ярость.
Я не хотел, чтобы она увидела меня жестокого, боялся напугать ее. Да и проблем приемным родителям не хотел создавать. Ко мне все вокруг пока еще относились как к дикому детдомовскому зверьку и ждали подобной выходки.
Я терпел, закипал, кусал губы и молчал.
– Юла! Где твоя шапка? Надень, а то замелзнешь. Сегодня холодно. Пойдем на голку, на Тускаль, у меня новая ледянка. Покатаемся?
Раздался новый взрыв хохота – варежка поймала меня за ладонь. Я резко вырвался и вернул руку в карман.
– Нет!
Непонимание в глазах. Ты не видела зла, Надя. Не знала грубости, и я стал первым, кто показал тебе это, но я не хотел, клянусь. Мне просто нужно было прогнать тебя, чтобы никто не глумился над нашим общим чувством. У нас же было что-то, Надя? Твой свет и мое молчание на берегу квакающего болота в летний день.
– Но ты же обещал, Юла, – канючила она.
– Да, Юла, ты обещал!
Мальчишки дразнили мою Надю, кривлялись.
– Ничего я тебе не обещал. Вали уже отсюда, надоело с тобой нянчиться. И пока к логопеду не сходишь, имя мое больше не произноси! Юра. ЮРА! Горка, Тускарь. Достала!
Не Надю я ранил гадкими словами, я себя на куски рвал. Даже мальчишки притихли от моей жестокости и перестали ржать.
– Ю…
Ты замочала. Не решилась больше заговорить, просто смотрела. По глазам видел, ты не верила мне, искала в моем взгляде что-то. Затем сделала неуверенный шаг ко мне навстречу, и смешки снова стали доноситься со всех сторон. Тогда я грубо толкнул тебя. Ты даже не защищалась, просто шлепнулась в сугроб, а после долго пыталась убрать мокрой варежкой снег с лица. Он таял. Стекал по щекам. Это же был снег? Я же не стал виновником твоих слез? Скажи мне, Надя!
– Юрец, это перебор уже. Пойдем. Забей ты на нее.
Я не мог. Хотел рвануть к тебе, поставить на ноги, отряхнуть и извиниться. Сказать, что глупо пошутил и, конечно, покатаю тебя. Сходим на Тускарь вместе, потому что это коварная река с крутыми берегами и быстрым течением. Одной туда нельзя. Ты же веришь?! Скажи мне, Надя. Ты искренне целуешь меня сейчас, или просто забыла, какой нерешительной сволочью я был? Как вместо обычного «прости и люблю», я заморозил твое сердце и разбил свое.
Я тогда заболел. Не сильнее, чем ты, но тоже слег. И даже потом в больнице не мог тебя навестить…
– Все в порядке? – Надя трогала мой взмокший лоб. До сих меня не отпускало. Мой кошмар во сне и наяву. – Ты весь горишь.
– От таких поцелуев я не только горю, чувствуешь? – Я прижал ее крепче, и мои губы расплылись в игривой улыбке, когда до Нади дошел смысл моих слов. Я тут же получил несильный удар в плечо, зато выиграл время. Духу не хватит объясниться с ней сейчас. Рассказать, почему дрожу, как в лихорадке.
Надя вскочила на ноги, опасливо поглядывая на мои джинсы, а я заставлял себя не смеяться над ее смущением. Трусишка какая. А спать с парнем под одним одеялом вчера не боялась, сейчас-то что случилось?
– Дурак. Еще раз подобное выкинешь, и точно съеду в общежитие.
– А поподробнее? Как именно мне не делать?
Я встал с табуретки и снова сгреб свою гостью в объятья.
Мне это нравилось – чувствовать, как с каждым прикосновением что-то внутри меня меняется, затягивается дыра в груди, уходит липкий страх. Надя рядом, она жива и под моей защитой теперь уже навсегда.
– Так можно? – Я положил руки ей на поясницу и склонил голову набок, как послушная собачка.
– Можно…
– Хорошо. А так?
Я прижал ее к холодильнику, сцепил запястья над головой. Пижама задралась, обнажая кожу. Ничего, мне и одной руки хватит, чтобы держать ее. Я прикоснулся к ее животу, медленно и нежно повел ладонью вверх. Надя молчала. Дышала, смотрела на меня, ждала, как далеко я зайду. А я не останавливался. Моя рука поднималась все выше-выше. Она шумно сглотнула. Или это был я?
– А угрозы, выходит, были простым блефом. Никуда ты не уйдешь от меня.
Даже если захочет, не пущу. Да, я пристроил Надю в общагу, но не ради нее. Ради себя. И теперь я успокоился. Но все равно мучился. Мне нужно было знать, почему она не сопротивляется, почему позволяет мне все. Из благодарности? Или Надя действительно хочет быть рядом? Забраться бы к ней в мысли, понять, что чувствует ко мне.
– Не уйду, – проговорила Надя спустя слишком долгое мгновение и уверенно посмотрела на меня.
В ее глазах не было затаенной обиды прошлого, только ожидание нашего прекрасного будущего. Но я сам пока не готов забыть его, потому отпустил мою разочарованную пленницу.
– Хорошо, а теперь давай наконец позавтра‐ каем?
Вот так запросто сидеть рядом, кормить друг друга. Обещать, что этот кусочек вкуснее, чем тот. Смеяться. Я словно всю жизнь знала Юру, его взгляд, движения, улыбку.
Мы вместе помыли посуду и теперь грели ладони о чашки с горячим чаем и дули на пар. Мы же никуда не торопимся сегодня и вообще. Нам просто хорошо.
– О, твоя любимая! – Я подцепила из стеклянной вазы конф