Мама не знает всей правды, просто думает, что я обычный безнадежно влюбленный парень. Но все не так, все сложнее.
– Что сказать? Не понимаю, о чем ты.
Она лишь покачала головой, а затем коварно улыбнулась.
– Тогда тебя не расстроит, что вы разминулись? Она только что взяла такси и поехала на вокзал.
– Как разминулись? – Я вскочил с места.
– Очень просто. Ей надо явиться в институт до первого августа. Она в Москву поехала.
– Почему ты мне раньше не сказала?! – Я почти кричал на мать.
– М? Не понимаю, о чем ты, – передразнила меня мама, и я в голос простонал. Да блин!
Схватил рюкзак и бросился к двери.
– Что, даже чаю не попьешь? – Мама с нарочитым разочарованием спросила меня в спину, а я уже несся по лестнице на улицу и высматривал хоть кого-то, кто сможет меня подбросить.
– Юрец! – сгреб меня в охапку Денис, один из тех, кто когда-то дразнил мою Надю, но это было так давно, что он уже и не вспомнит. Да и изменились мы сильно с тех пор.
– Денч, подбрось до вокзала. Срочно надо.
– За Надькой бежишь? Все по-прежнему, да, Чудов? – смеялся мой дворовый друг.
Все вокруг знали о моей несчастной любви, все, кроме Нади.
Меня трясло от волнения. Уедет, она сейчас уедет! Я столько ждал, чтобы ее увидеть хоть мельком после летней сессии, и вот упустил эту возможность. Я больше не мог ждать. Скажу ей, что я идиот, что люблю ее, что псих вдобавок, и пусть сама решает, что с этим делать. Нужен я ей такой? Надеюсь, что нужен. Боже, как все клокочет в груди от страха и предвкушения!
– Пожалуйста…
– Не вопрос. Поехали.
Денис не жалел свою старую «девятку» ради меня. Гнал к вокзалу и периодически поглядывал в мою сторону.
– Ты прости меня, Юрец. Глупо мы себя вели тогда. Видели, что девчонка тебе дорога, и задирали. Не со зла, клянусь. Это тогда смешным казалось. Если бы мы только не… Мы же все ее искали тогда. А ты нашел, нашел и спас. Ты герой. Во всех газетах писали.
– Не надо. Ты не виноват. Никто не виноват, это я ее оттолкнул, а если бы не толкнул, то никого спасать не пришлось бы. – Я обхватил себя руками, чтобы сдержать захлестывающий меня до краев ужас того дня.
– Она скучала по тебе, – соврал Ден.
– Не скучала, она меня даже не помнит.
– Вспомнила бы, если бы ты не избегал ее все это время.
Смелости мне не хватило. Когда она пришла в себя в больнице, то очень долго вспоминала родных, а когда мы наконец встретились, то спряталась за своего отца и испуганно спросила его:
– Кто это?
В этот миг мой мир перестал существовать. Солнце погасло, стерлась из памяти конфета на ладошке, а искренняя улыбка сменилась вечной настороженностью, которая проявлялась напряженной складочкой на лбу.
Надя забыла меня, забыла, что с ней случилось, и я посчитал это знаком. Сам решил вычеркнуть себя из ее жизни. Но свет к Наде все равно не вернулся, улыбаться она не начала, словно той ночью мне все отдала.
В итоге я не выдержал этой пытки. Смотрел на нее и мучился от бессилия. Сбежал в Москву, хотя мог остаться, поступить в наш пед, быть рядом…
Я пожалел об этом в первый же месяц, но назад пути не было. Я быстро направил свою безумную любовь в нужное русло, стал безотказным добрячком с периферии. Меня смешила недоверчивая реакция на мою безвозмездную помощь, и вскоре я поверил, что таким образом несу Надин свет в мир. Вот только я не был искренним, потому что только ей одной я хотел светить… Потому что не мой этот свет, я его лишь отражал. Как луна светит только благодаря солнцу.
– Не расстраивайся, Юрец. Позвони ей, хочешь, номер дам? – предложил Денис, доставая из кармана мобильник, а я знать не хотел, почему у него есть ее номер.
Поезд ушел, и я воспринял это как очередной знак. Вернулся к маме и остывшему супу, отложив свое признание на неопределенный срок, а заодно проморгав невесть откуда взявшегося дурака по имени Кирилл.
Дома мне ничего не сказали. Опять все поняли без слов, а утром мама положила мне на подушку билет на поезд и поцеловала в висок. Я еще долго не мог решиться, а потом…
– Юр…
– М?
Я уже заполнил графы со своими паспортными данными и наблюдал за Надей.
– Ты точно уверен?
Молча ткнул пальцем в свою подпись и улыбнулся. Я точно уверен. Никогда еще не был настолько, черт возьми, уверен.
– Мне надо будет исправлять зачетку и студенческий билет…
– Просто в деканат зайдешь и поставишь всех в известность. В зачетке сверху подпишут новую фамилию. Обычное дело.
– Не верится, что мы на самом деле это делаем. Безумие какое-то!
– Чудовы же. Нам подходит.
Надя вывела красивым почерком мою фамилию и шумно выдохнула.
– Поздравляю, – кисло прокомментировала наше решение работница ЗАГСа, которую сегодняшние рокировки явно не оставили равнодушной. – Четырнадцатое февраля в десять тридцать. Не опаздывайте!
– Не опоздаем, – ответил я за нас, потому что моя девочка говорить резко разучилась.
Забегая немного вперед, мы не опоздали, и целовала меня Надя. Привстала на мысочки и робко потянулась ко мне, забирая последний долг и свой свет обратно. Не весь, конечно. Половину она оставила мне, и теперь мы его делили на двоих.
Глава 16
– Не передумала? – немного нервно спросил Юра, теребя в руках свои вязаные варежки.
– Всего пять минут прошло, думаешь, у меня было достаточно времени осознать всю глубину случившегося?
– Первые мгновения самые важные. Именно тогда мы понимаем, что совершили ошибку. Это словно прыгнуть в холодную речку с тарзанки. Летишь и визжишь. Или как запихнуть в себя что-то калорийное и жутко вредное во время диеты. Жалеть будем позже, когда на весы встанем.
– Так, стоп! – Я положила Чудову руки на плечи и хорошенько встряхнула. – Я уже поняла, что ты силен в метафорах.
– Это было сравнение вообще-то, – поправил меня Юра, тут же превратив мое желание успокоить его в нечто противоположное, но я сдержалась. Он учитель, ему можно.
– Метафора – особый вид сравнения, – процедила я сквозь зубы.
– Ну, допустим, – нехотя согласился мой будущий муж. – Но это была не метафора. Союз «как» тебе ни о чем не говорит? Как ты собираешься сдавать практику речи? Ты же простой анализ текста не сделаешь.
Он неодобрительно цокнул языком и покачал головой, а я в шутку сомкнула ладони на его шее.
– Придушу!
Никакой неловкости, никаких сомнений. Мы дразнились и смеялись, строили планы и решали, что наденем на наш важный день. Сошлись на джинсах и футболках с каким-нибудь приторно-романтичным принтом.
Неловкость вернулась ночью в постели, когда наше неровное дыхание и смущенное молчание начало выдавать слишком яркие чувства. Вот только ни я, ни Юра не решались пересечь невидимую черту, пролегавшую между нами.
– До свадьбы ни-ни? – с наигранным сожалением спросил меня Чудов.
– Опять издеваешься?
– Ага. Мне так нравится, как ты бесишься.
Я поджала губы.
– А сам-то? Можно подумать, что не хочешь, – мне не удалось придать голосу едкости, под конец фразы в нем уже вовсю сквозила надежда.
– Что хочу? – прикинулся дурачком Юра, и я обиженно отвернулась к стенке. Да ну его!
Через долгие минут пять, а я засекла их по тиканью настенных часов, Чудов тяжело вздохнул и прижался ко мне со спины, крепко обняв одной рукой.
– Если тебе еще интересно, то я очень хочу, – хрипло произнес он.
– А что мешает? – неожиданно спросила сидящая во мне плохая девочка.
– Предостережение твоего отца о детях. Хотя если сдуть наши шарики и использовать сразу два, а то и три для прочности, предварительно нарисовав защитную руну, можно рискнуть. Что скажешь?
И как на него злиться? Я рассмеялась, и Чудов смеялся вместе со мной. А потом мы просто одновременно перевели взгляд на потолок, как если бы вместо него над нами вдруг появилось бесконечное летнее небо. Под спинами у нас вновь скрипели доски мостков, где-то переквакивались лягушки, шумел камыш, то есть рогоз! И счастье больше не казалось чем-то недостижимым. Оно было рядом, сплетало пальцы с моими, дышало в унисон, засыпало вместе со мной.
На следующий день Юра отобрал у меня учебники и cпрятал на высокий шкаф.
– Гулять! Ты уже во сне на немецком начала разговаривать. Срочно нужно проветриться, Надя! Идем в кафе. Мы оба заслужили.
Отец как чувствовал что-то. Мой телефон с самого ЗАГСа дымился и плавился от сообщений. Уже и забыла, что обещала перезвонить и рассказать, как сдала экзамен. Все слишком быстро закрутилось после, и когда я увидела пятнадцать неотвеченных сообщений за вчерашний день, то начала нервно икать. Шестнадцатый звонок сегодня напугал так, что я телефон чуть не выронила, но икать не перестала.
– Я на экзамене была па-ап, – сходу пошла я в наступление, прежде чем на меня обрушился град родительской любви и заботы.
– Вчера! Экзамен был вчера, Надя. Мы с ума сходим здесь. Сдала?
– А? Что сделала? – Мозг у меня все еще находился в кашеобразном состоянии, и Юра лишь прыснул со смеху, слушая мое блеяние. Ему-то нормально, сидит попивает молочный коктейль и выглядит преступно довольным.
– Экзамен, Надя. Что поставили? – Голос папы чуть смягчился, видимо, понял, что со мной надо разговаривать, как с пятилеткой.
– А, да. Четырнадцатое поставили. – Я все еще переваривала случившееся и почти не слушала отца.
Юра подавился своим коктейлем и сделал какие-то совершенно безумные глаза.
– Пересдачу на четырнадцатое поставили? Ты не сдала, что ли?
Проще соврать, что не сдала, чем сказать правду, что я с Чудовым в ЗАГС собралась в этот день.
– Нет. – Я судорожно соображала. – Поставили пять, это билет четырнадцатый был.
– А… Ты раскладушку так и не сфотографировала. Пришли, пожалуйста. А то я, конечно, к Юре отношусь хорошо, но как-то меня эта ситуация напрягает все равно. Сколько ты, говоришь, у него комнат?