Во Дворце культуры Надя прихрамывала рядом и пыталась помочь мне с коробками. Себя бы донесла до актового зала, бедовая! Я поднялся по лестнице и обернулся. Она заметила мой взгляд, сделала над собой усилие, поправила опять съехавший набок кокошник и хромать стала меньше, видимо, чтобы я опять не полез щупать ее ногу. С выступлением надо было что-то придумать. Танцевать и развлекать детей Надя точно не в состоянии, нужно перекроить незамысловатый сюжет с потерянной морковкой снеговика. Снеговик, то есть та самая Любовь Захаровна, будет явно не в восторге, что у нее забрали главную роль, но я умею убеждать.
– В смысле в этот раз без морковки? – потрясала она руками перед нашими лицами. – Юра, я готовилась. Это роль всей моей жизни!
– Будем импровизировать. У меня Снегурочка сегодня травмированная. Ищем не морковку, а ей лекарство. У вас же стаж, Любовь Захаровна, вы же лауреат премий. Вы каждый день выступаете перед детьми. Что вам легкое изменение в сценарии? – окучивал я своего недовольного худрука, и та потеплела.
– Нравится Снегурочка эта тебе, да? – догадалась Любовь Захаровна.
Я посмотрел на свою бедовую, которая опиралась на мой посох, как на трость. Нравится – это немного не то слово. Я почти одержим моей Снегурочкой. Но Любови Захаровне лучше этого не знать.
– Нравится, – коротко ответил я, не сдерживая улыбку.
– Ладно. Только ради тебя, Чудов. Готовьтесь выходить по сигналу. И что мы Снегурке твоей лечим-то?
«Сердце», – подумал я, вспоминая, почему Надя оказалась на улице в новогоднюю ночь. Но с этим я справлюсь один. Без волшебных зверюшек, снеговика и ватной бороды.
– Ногу. По сюжету мы шли к вам, она поскользнулась и подвернула ногу.
– Снегурочка? Поскользнулась? На льду? – недоверчиво спросила Любовь Захаровна. – Она же сама вся ледяная. Дети не поверят. Нужно что-то более убедительное.
– Наступила в костер? – предложил я, и худрук просветлела.
– Отлично-отлично! Мы еще сюда ввернем предостережение, что нужно быть осторожнее с огнем, – загорелась Любовь Захаровна и скрылась за дверью.
Надя все еще чувствовала себя не в своей тарелке и испуганно таращилась на меня через весь коридор.
– Ты так и будешь там стоять?
– Страшно. Я в жизни перед детьми не выступала. Ноги подкашиваются. Можно я не пойду? – взмолилась она.
– Поздно. Весь сюжет теперь завязан на тебе. Готовься. Скоро твой выход.
– Мой? А ты не идешь вместе со мной? – еще испуганнее спросила Надя.
– Я ближе к финалу появлюсь.
Она мучительно простонала и поковыляла ко мне.
– Может, все-таки в травму заедем? – Я вновь вернулся к важной теме, как-то же мне надо показать ее врачу.
– Нет! – отрезала Надя и снова перестала хромать. – Все быстро пройдет.
Вот же превозмогатор. А если у нее что-то серьезное? В детстве Надя с занозой в пятке три дня ходила и виду не показывала. Вдруг и сейчас страдает?
Через пять минут из-за дверей раздались детские голоса, которые до хрипоты звали Снегурочку.
Я подвел Надю к двери и пожелал удачи. Она долго не хотела отпускать мою руку, но еще раз перекроить сценарий мы точно не сможем.
– Не бойся, я скоро снова буду рядом.
Знала бы Надя, что мне так же тревожно сейчас. Может, даже хуже, чем ей.
Я слушал, что происходит на сцене, пытаясь различить реплики Снегурочки сквозь шум, царивший в малом зале. Надя, кажется, веселилась вместе с детьми, и мне быстро полегчало.
– Дедушка Мороз! Дедушка Мороз!
Я поправил бороду, поудобнее перехватил посох и шагнул в шумный актовый зал, где тридцать детишек еще верили, что я настоящий.
Только Надя пока не верила и смотрела на меня так, будто я в любую секунду исчезну, как странное видение. У меня для нее плохие новости. Никуда я теперь не денусь!
Как-то слишком быстро закончился утренник. Я даже немного расстроилась.
Я переминалась с ноги на ногу у машины, теребила собачку на новой куртке. Нужно было что-то сказать Юре. Попрощаться? Или попросить разрешения пожить в «газели»?
– Где твои вещи? – Юра пересчитал коробки, затем спрыгнул с подножки и захлопнул дверь салона.
– Там, где меня временно приютили.
За последние пятьсот рублей.
– О, так тебе есть куда податься?
Я не разобралась, Юра рад этому или расстроен. Он может свои эмоции как-то четче выражать? А не только этой улыбочкой дежурной.
– Некуда, – потупила я взгляд.
– Тогда поехали за вещами сначала. Не понимаю, чего ты ломаешься, у всех бывают трудности. Попросить о помощи не зазорно.
– Спасибо, – буркнула я.
– Я еще ничего не сделал. Да и, может, тебе в моей квартире будет некомфортно.
Мне любые условия подойдут. В подъезде холодно.
– Я согласна даже в твоей «газели» жить, буду картонки жечь и греться. Их тут много.
– А ты мне все больше нравишься, Надя. Неизбалованная, непритязательная. Мечта, а не девушка. Поехали сразу в ЗАГС, а?
– Скажи это моему бывшему, – хмыкнула я себе под нос, а Юра достал из рюкзака ключи от квартиры Кирилла и потряс ими у меня перед лицом.
– Обязательно скажу. И с трамваем поговорю, и с твоим бывшим. С кого начнем?
По затылку вновь приятной волной разливалось тепло вперемешку с мурашками. Так не бывает! Таких парней не существует! Со мной не может происходить нечто настолько хорошее. Где тот самый обещанный подвох? Задерживается, видимо. Тоже опоздал на трамвай. Но скоро обязательно догонит.
– Итак. Ты поселилась у соседки сверху за пятьсот рублей в сутки в одном подъезде со своим бывшим и мастерски пряталась от него несколько дней, боясь встретиться и вернуть ключи? Я ничего не забыл? – Чудов вдавил кнопку лифта.
Не помню, говорила ли ему, где живу. Юра как-то слишком быстро нужный подъезд нашел. Или я опять придумываю?
– Типа того…
– Ты нечто! Без шуток, как ты протянула в Москве так долго? Счастливые трамвайные билеты ела?
Он восхищается мной или смеется?
– Они не работают.
– О, так ты их пробовала? – Чудов уже в открытую потешался.
– Можно подумать, ты никогда не ел пятилистники сирени или счастливые билеты.
– Ел, – слишком быстро признался он. Вот кто всю удачу мира забрал.
– Какое желание загадывал?
– Всегда одно и то же. Понравиться Наде Беловой и спасти ей жизнь. В любом порядке можно. Ты их готовить не умеешь просто. У меня вот все срослось. Влюбленная Надя Белова одна штука. – Юра загнул палец.
Я опять покраснела и даже заикаться начала, пытаясь отрицать его слова.
– Ой, ты думала, я про тебя сказал? Нет-нет-нет. Другая Надя. Вы не знакомы. Она тоже Белова. Прикинь, совпадение какое?
Его худрук может гордиться – актер из Юры просто потрясающий.
Чудов смотрит на мою реакцию и ржет. Гад. И на каком этапе я купилась на его ангельские глазки? Он же сатане фору даст!
– Юрочка, солнышко! Сто лет тебя не видела, случилось чего? – пролепетала хозяйка двенадцати орущих котов, которые аж притихли, завидя Чудова, и, клянусь, заглядывали этому демону в рот.
Солнышко? Сто лет не видела? Что за сюр здесь творится?
– Теть Рай, случилось. Я за Надиными вещами зашел, пустите?
– Какая еще Надя?
И тут взгляд тети Раи встретился с моим, и я аж похолодела.
– А, эта, что ли? – В меня бесцеремонно ткнули пальцем.
– Она, подруга моя хорошая. Спасибо вам большое, что приютили ее!
Мне начало казаться, что вездесущий Юра и тут договориться успел. Но такое просто невозможно.
– А что ж она сразу не сказала, что вы друзья? Я бы денег не брала. Смешные вы, молодежь. Наденька, хочешь чаю?
Она же счетчик каждый раз фотографировала и в книжечку записывала, сколько я воды потратила, когда я себе просто из-под крана в кружку наливала. Что за внезапные перемены?
На чай мы все-таки остались, а Чудов поглядывал на часы и что-то прикидывал в голове, словно у нас еще были какие-то планы. Через двадцать минут я держала в руках две пятисотки, а Юра закинул мою сумку на плечо и доедал пряник.
– А меня она никогда не угощала… Мне надо спросить, откуда ты знаешь эту подозрительно милую женщину.
– Мир тесен, – уклончиво ответил Чудов и свесился через перила. – Где там квартира твоего бывшего?
– Тридцать вторая.
– Отлично, идем.
В этот раз нам никто не открыл после звонка.
– В магазин ушел, наверное, или моется, – предположила я, когда Юра перестал мучить звонок.
– Ну не мерзнуть же нам теперь? Ты вроде цветок у него свой забыла. Надо забрать.
Да уж. Цветок забыла, подарила и оставила. И не только сенполию. Какая же глупая и наивная я была, да и до сих пор такая. Вновь первому встречному доверилась. Окончательно и бесповоротно. А главное, единственное, что меня пугало, что Юра исчезнет.
Не успела я и слова сказать, а Чудов засунул ключ в замочную скважину и повернул. От этого звука у меня сердце аж на первый этаж рухнуло. Да мы же теперь взломщики!
– Там его подождем, проходи, – по-хозяйски предложил Юра.
Самым правильным решением было бы сбежать прямо сейчас, пока нас соседи не застукали, но за одной из дверей на этаже кто-то закашлялся, и я сама толкнула Юру, без пяти минут домушника, внутрь. Я же теперь соучастница. Может, даже организатор. Вот где прятался подвох.
– Ты что творишь? – злобно зашипела я на парня, а он уже начал разуваться. Вот так просто. В чужой квартире.
– Я‐то? Сейчас исполню самое заветное желание любой брошенной девушки. – С этими словами он подошел к зеркалу, взлохматил свои волосы и расстегнул до середины молнию на толстовке.
– Какое еще желание?!
Единственным моим желанием было сбежать поскорее. Даже на сенполию плевать. Лишь бы подальше отсюда.
– Ты права. – Юра задумчиво постукивал себя пальцем по нижней губе. – Так непонятно, что у нас что-то было. Кирилл не будет ревновать.
– Что? К чему ревновать?
– Надя, ну чего ты как маленькая. Как будто не знаешь, какие парни собственники. Бросают легко, но сама мысль, что бывшая может найти себе другого, повергает их в ужас. Сейчас мы твоему Кириллу устроим тут н