— Работает. Хорошо, братан, работает, — важно ответил Славян. — Молодец, что это дело предложил. Это же живые деньги! Каждый день минимум по две штуки отлетает, в выходные так когда и 3, а когда и 4. Место офигенно золотое. Выезд из города, рядом с трассой, лес, деревня рядом. Народу под завязку. С детьми ходят. Уже начинают на свадьбы, юбилеи заказывать. Там Маринка щас руководит всем. Золотая девчонка. Всё наладила, купила, привезла, поставила. Людей каких надо наняла, сама искала. Поставщики, реклама — всё на ней висело. Со всем справилась. До этого со строителями лаялась, чтоб толком всё сделали. Ну, Жек… Я не знаю… Надо или зарплату добавлять, или на процент ставить. Ну чё… Девчонка на 500 рублях с зимы сидит. Зимой-то это нормально было, а щас чё?
— Ну… На процент, это надо общее собрание опять. Доли менять… Сахариху звать опять… Ответственность опять же. Оно нахер надо это. Платить самим да и всё. Директором кафе оформи. Сделай ей тысячу оклад, и процент от прибыли по договору. Ну сколько? Я хер знает… Ну пусть пятьсот — тыща ещё сверху отходит. Полторы — две штуки отличная зарплата. Она в институт собирается идти, на экономический, заочно. Нам такого работника потерять — дураками будем.
— С охраной тоже всё пучком. Набрали бывших ментов, солдат дембельнутых с горячих точек. Я лично этот сектор вести буду, — продолжил Славян. — А в остальном, всё как прежде. Деньги идут понемногу. Вот. Держи на мелкие расходы.
Славян бросил на стол 10 косарей. Жека взял пачку денег, и положил в карман. И это были честно заработанные деньги. Не ворованные, не палёные, не украденные. Белые деньги, проведённые по документам как коммерческому директору двух предприятий.
— Чё у тебя-то там, в строительстве? Нам вроде деньги оттуда переводят, но суммы как от Маринкиного кафе, а киндейки-то несравнимые по обороту.
— Ой, да там вообще звиздец! — вздохнул Жека, и рассказал всё. И про шабашки хмыря, и про состояние АБК, и в целом, что деньги сейчас идут только с комбината. Остальное строительство приостановлено, потому что стало кабальным по старым ценам. А на новые цены заказчики не хотят договоры переписывать.
— Щас если до судов дело дойдет, можем погореть, — опять вздохнул Жека. — С Маринкиным отцом тоже нескладуха получается. Сильно дорого нам его работа обходится. Строительство стоит, особой срочности нет. А я получается, сахаровские деньги от себя перегоняю вам. Только ещё теряю на зарплату мужикам. Какой нахер в этом смысл, если теперь киндейка наша? Такая схема это же даже не по нолям, а чистый убыток. Но я ж зарплату им не снижу — она по договору, да и вообще стрёмно как-то.
— Так а они где, на ремонте домны щас? — спросил Славян.
— Ну да. Завтра съезжу туда, посмотрю, чё да как. Чё они там делают. А то, может, другую работу им подыскать.
— Правильно базаришь братан, — кивнул головой Славян.— Только пора нам вперёд шагнуть. Мужиков делом занять, чтоб прибыль приносили, а не зарплату проедали. Займёмся ещё транспортом.
— Можно, — оживился Жека, и постучал пальцами по дипломату. — И бабло есть. Надо его вложить, пока оно в труху не превратилось с этими революциями. Короче, сейчас основные дела у меня такие. Завтра с утра я поеду с хмырём на домну, посмотрим, как дела идут. Потом вернусь в контору, мне надо профсоюзное собрание с активом провести, потом пороюсь в договорах, какие сбросить можно.
— Чё с АБК? — спросил Славян.
— Там ремонт мойки для рабочих нужен. Но я пока подожду. Надо с профсоюзами эту тему перетереть. Получить от них гарантии работы. Мы им новые мойку и раздевалку — они нам работу без всяких забастовок. Но на охрану уже щас надо поставить это здание, а то там всякая херня шарится — казаки, фашисты, сектанты.
— Всё вы о делах, да о делах, — пробухтел Митяй. — Во дворе революция!
— На горисполкоме уже флаг поменяли на трёхцветный — заявил Жека. — Так что капец походу совку. Я сам видел, как там ОМОН здание на защиту взял.
— И чё, думаешь, капитализм будет? — недоверчиво спросил Митяй.
— Да он щас уже вовсю цветёт и пахнет. Щас наоборот, ещё сильнее к рукам будут прибирать, чё плохо лежит! — заявил Жека. — Надо нам с транспортной темой раскручиваться, а то такой чемодан денег в тыкву превратится. Короче, завтра к Маринкиному бате приеду, и там перетрём всё. Узнаю хотя бы, чё у них там на автобазе, может, её подтянуть. А щас пойду к Сахарихе схожу. Давно уже не видел.
— Сходи, сходи, братан, кинь палочку копчёной, — улыбнулся Славян.
— Ай, да ну вас! Всё, я погнал! — заржал Жека, и вышел из конторы.
Пришёл к Сахарихе, а там пир горой — мать с зоны откинулась. Отсидела она за спекуляцию 5 лет. Причем за время отсидки страна совершенно поменялась. То, за что раньше давали сроки, сейчас обществом прощалось, и называлось «коммерция». Сложилась парадоксальная ситуация — коммерцией занимались все, кому ни лень, в том числе и государственные предприятия и тресты. Но статью из УК РСФСР убрали только в конце 1991 года. Во всю работали коммерческие отделы в государственных магазинах, вовсю работали целые коммерческие магазины, где были и частный, и государственный капитал, первые миллионеры открывали частные банки, а статья за спекуляцию и незаконное обогащение была.
Елена Сергеевна, отмотала срок от звонка до звонка, и освободилась как раз в августе 1991 года, во время путча. В то время, когда топтали красные флаги, и посылали проклятия коммунистам все, кому ни лень. Что думала она, видя всё это? Наверное, радовалась. Об этом говорила атмосфера, царящая в доме.
У подъезда стояли несколько машин, в том числе и Сахаровский «Патруль». Видно, что гуливанят. Музыка грохочет из распахнутых окон, слышно радостные вопли. У всей страны горе — у этих праздник. Да и то… Чё им грустить-то?Замучился звонить в двери — никто не открывал. Через несколько минут открыла довольная Сахариха, что-то жующая, и при этом танцующая.
— Женькааа! Иди сюда! Мама приехала! Пошли, пошли давай!
— Свет, ну чё я пойду, у вас все свои тут… — неловко отказывался Жека, но Сахариха не оставила никакого выбора.
— А ты чё, не свой??? Так! Если не пойдёшь, я обижусь! — скрестив руки на груди, обиженно заявила Сахариха, но тут же улыбнулась, и подталкивая, заставила разуться, и идти в зал. А там народу… Наверное, вся сахаровская родня. Даже бабку с деревни притащили. В зале сидели Сахар с Элеонорой, отец Сахара Александр Иваныч с женой, Крот с женой, бабка Сахарихи, два каких-то мужика с бабами, дети. Музыка орёт, все датые. Тогда-то Жека и увидел «тёщу». И сразу понял, что Сахариха — точная копия мамани. И такая же по характеру.
На вид Елене Сергеевне лет 50, и выглядела она прекрасно для этого возраста. Белокурые волосы средней длины, тонкая фигурка, такой же рост, как и у Светки, крупная грудь, красивые черты лица. Она сидела рядом с мужем, и постоянно чему-то смеялась, кого-то уговаривала выпить, или закусить. Печать зоны была видна лишь в одном— в узловатых пальцах рук, по которым сразу безошибочно узнаешь женщину, длительное время занимавшуюся физическим трудом.
Была она весёлая, и шебутная, прям как Светка. Через каждые пять минут подзывала её, гладила по волосам, целовала. Давно не видела — мама пошла по этапу, дочери 11 лет было, а сейчас 16. Вон какая умница и красавица выросла! Об этом Елена Сергеевна не переставала напоминать каждые несколько минут. Жека вспомнил, как Сахариха в спортивках шаталась днями с Пущей по району, забив на учёбу, и покупала сигареты в газетном ларьке, чуть не заржал.
Увидев вставшего в дверях зала высокого симпатичного парня, Елена Сергеевна поняла, что вот и женишок пожаловал. Наверное, Сахариха рассказала уже, что встречается с парнем. Сразу восторженно подозвала к себе слегка хриплым голосом курящей женщины:
— Ой, кто это у нас тут пожаловал? А ну-ка ну-ка, давай-ка, подойди, мой дорогой! Это ты Женя?
— Да. Я Евгений, — улыбнулся Жека.
Подошёл, Елена Сергеевна похлопала его по спине.
— Ух ты, какой крепкий! Спортом, как и Ромка занимаешься?
Жека посмотрел на Сахара, и увидел, как он недовольно поморщился, услышав сравнение. Всё равно он считал Жеку выскочкой и апельсином. Ну, поднялся, ну, деловой. Ну, бандит — завалить может, как воды испить. А всё равно — зону не топтал, с братвой гревом не делился, шахматы из хлеба не лепил. Так себе… Для сестры с пивом потянет…
— Занимаюсь. Но сейчас уже не так часто, — признался Жека. — Времени мало, а дел по горло.
— И чем же ты занимаешься, Жень?
Ох… Извечные вопросы матерей… Где работаешь, где учишься…
— Я бизнесмен. Коммерческий директор двух фирм. В каждой у меня своя доля и пакет акций.
— Ух ты! Как интересно! И говоришь, времени нет? — удивлённо округлила глаза Елена Сергеевна. — Директор же ничего не делает!
— Мам, ты не права! — тут уже не выдержал сам Сахар, знающий, что такое крутиться.
— Дел по горло, — возразил Жека. — Хотел сегодня выходной устроить — приехал директор, срочно зовёт. Работяги бастуют из-за этого ГКЧП, работа стоит. Поехал разбираться, уговорил вроде. Зашёл в заводское АБК, а там чёрт-те-чё. Ужас. Всё запущено. Деньги только впуливай и впуливай. В общем, ни минуты покоя…
— Мальчики, вы самое главное, девочек своих не забывайте. Смотрите, какие вам хорошие достались! Элеонора, я прям рада за тебя и Рому! Света, иди, поухаживай за своим молодым человеком! Женя, иди сядь хоть вот там, с краю.
Сахариха усадила Жеку на табуретку, прям на краю — мест уже не было, наложила горячего, набулькала рюмку коньяка, себе шампанского.
— Ну давай, давай, кушай, — Сахариха гладила Жеку по волосам, и подкладывала куски послаще и посочнее. Рыба красная, бутерброды с чёрной икрой, телятина из ресторана — тут ели так, что у рядового советского человека глаза полезли бы на лоб. Но Жеке было классно. Как было хорошо, что о нём хоть кто-то заботится. Часто он смотрел фильмы, и поражался, как родители относятся к своим детям. Даже целуют их, обнимают. Для Жеки, выросшем в постоянных криках и матах, родительском безразличии, это было не видано. И вот он впервые в своей жизни увидел, что такое семья. Что такое материнская ласка. Как приятно, когда о тебе заботятся и любят…