Приехав домой с горя напился. Вернее, не с горя, а с того, что привычный мир рушится сам собой. Вот вроде бы всё только начало устаканиваться, сам начал привыкать к относительно спокойной жизни, и теперь всё опять надо начинать заново. Начинать жить в новых реалиях.
Бывшие бойцы Сахара подались к Жеке в бригаду, зная, что и зарплатой не обидят, и работёнка не пыльная. Веня прибрал к рукам крытый рынок и часть центрального района, примыкающую к бирже, ранее ходившие под Сахаром. Биржа и металлургический завод целиком неофициально ходили под Жекой. А иметь против него дело было себе дороже. Предприниматели в той стороне поднялись, как грибы после дождя. И стал тот район считаться чуть ли не элитным для своего дела. Многие коммерсанты старались взять там в аренду помещения или землю, цена на которую значительно поднялась. Денег Жека за покровительство, как какой-то рэкетир, не брал, сам был из коммерсов — тихо-мирно держал офис на втором этаже да столовую открыл.
Чем больше времени проходило, тем более Жека утверждался в правильности своего решения не ехать вслед за Сахаровыми. Тем более его бизнес раскручивался как хорошо смазанный механизм. В первую очередь благодаря немецкому и итальянскому кредитам. Однако остались и кое-какие нерешённые проблемы. И они в ближайшее время напомнили о себе.
Николай Николаевич Николаев, директор шахты «Западная», знал о хитрой схеме, по которой коксующийся уголь поступает на металлургический комбинат. И хотя его это дело никак не касалось, решил тоже поиметь гешефт с халявы. Воровать напрямую он не мог — все бумаги на отгрузку угля были белыми и шли через бухгалтерию, поэтому он решил наехать на Жеку, порекомендовав ему делиться доходами, иначе…
Старый совковый пердун по прежнему считал, что молодёжь будет открыв рот слушать былую номенклатуру, но вышло иначе, фатально для него. Николаев и сам сдурил. Не стал юлить, а позвонил напрямую Жеке, чтобы высказать свои претензии. Если бы попросил поменьше, и без наездов, возможно, Жека немножко и раскошелился бы старому хрену.
В начале июня 1992 года, одним прекрасным погожим днём, которые надолго остаются в памяти, известный предприниматель и народный депутат городского совета Евгений Александрович Соловьёв в благостном расположении духа сидел у себя в офисе после сытного обеда, развалясь в кресле, смотря телевизор и покуривая «Мальборо». Хотелось спать, но из последних сил перебарывал себя, зная, что дома ждёт его всё тот же телевизор, только уже в полном одиночестве. Любовницу он пока так и не нашёл… И в это святое послеобеденное время, когда все приличные люди заняты сиестой, раздался телефонный звонок, что Жеку порядком удивило. Номер этот знали не все. Только крупные биржевики и коммерсанты рангом не меньше директоров заводов и шахт. Поэтому у Жеки звонок сразу вызвал подозрение.
— Евгений Александрович? — спросил слащавый хихикающий мужской голос по телефону. — Хи-хи-хи.
— Да. Это я. Говорите, — лениво ответил Жека, по прежнему смотря телевизор, где говорили о войне в Югославии, Карабахе, Южной Осетии… Мир трещал по швам.
— Да тут и говорить, собственно говоря, не о чем. Я ваш деловой партнёр, Николаев Николай Николаевич. Помните такого? Ха-ха-ха. Уверен, что помните.
— Помню, мы в Германии были вместе на конференции предпринимателей и заключили там одну выгодную для вас и для меня сделку, — с удивлением откликнулся Жека. — Что хотите? Есть какие-то предложения по бизнесу?
— Есть предложения, — всё так же противно захихикал мужичок. — Я, знаете ли, возмущён вопиющей несправедливостью, что от наших сделок прибыль достаётся только вам. Мы бы тоже хотели чуть-чуть откусить от пирога.
— Ах, вот как! — рассмеялся Жека. — Но что значит, вам не достаётся прибыль? Какая именно прибыль? Ваша шахта получает приличные деньги в валюте за наш договор. Предприятие получает живую валюту, живые деньги. Это разве плохо? Люди накормлены, налоги заплачены, ордена получены. Что ещё надо в наше непростое время?
— Это да, дорогой товарищ, всё верно ты говоришь! — согласился Николай Николаевич. — Но войди в моё положение… В общем, долго распыляться не буду, вы человек деловой, да и я, поэтому скажу коротко: я тоже хочу свой процент от сделок. За лояльность и тишину, так сказать. Для вас 10 процентов с каждой транзакции не составят труда, я думаю… Вы всё поняли? Счёт, куда будете скидывать мой гонорар, так сказать, я пришлю факсом. Иначе… Иначе будет заявление правоохранителям, причем не нашим, а в Москву. О выявлении фиктивных сделок и мошеннических манипуляций с государственной собственностью. Надеюсь, вам всё понятно, мой дорогой друг?
— Понятно, — согласился Жека. — Хорошо. Пусть будет так. Я согласен.
Жека положил трубку и закурил вторую сигарету, пуская колечки в потолок. Вот чёрт позорный… Проблема вырисовалась серьезная. И решать её надо самому. Пацаны не в курсе, что Жека выводил свои деньги за границу. И хоть это и было нормально — каждый распоряжается своими деньгами как хочет, но могло вызвать подозрение у своих, что втайне шакалит по-тихому. Деньги любят тишину! Знать о них всем незачем. Жека один раз предложил Славяну, чтобы помочь открыть счёт в заграничном банке, но тот отказался, заявив, что намеревается жить здесь, в России, и за рубеж валить не будет. Жеке он дал полный карт-бланш на мутные сделки. Больше с этим вопросом он ни к кому не обращался. Поэтому за свои личные деньги придется постоять самому.
Сейчас Жека уже жалел, что не мочканул Николаева в Германии, чуяло сердце, что он окажется мутным ненадёжным типом. Столкнул бы его тогда на хер в Майн с моста или под поезд запихнул. Думал же ещё, что знает тайну один говенный человек — знают все.
Проблема была ещё в том, что директор шахты жил не в Н-ске, а в небольшом городе-спутнике Междугорске, где и находилась шахта «Западная». Город небольшой, шахтерский, с высоким уровнем криминала и местных преступных группировок. Каждый знает друг друга с малых лет, и чужой человек сразу бросился бы в глаза. Подключить разведку из своих никак не представлялось возможным.
Никак невозможно и заранее разведать, где живёт директор, куда ходит, есть ли охрана. Для такой тонкой работы подошёл бы Крот, но он уехал вместе с Сахаром. Из доступных источников информации остался только генерал Хромов и Валика. Но что будет, если Жека начнет наводить расспросы через них? Дело вызовет ненужную суету, в которую окажутся вовлечена масса людей, а это первый шаг к провалу или тюряге.
Жека решил действовать сам. Скрытно и неспеша. По-простому. Поехать в Междугорск и всё там узнать лично. Лично и прихлопнуть оборзевшего директора, шагнувшего на край.
— Ира, я на недельку возьму отпуск, съезжу отдохну, по тайге похожу! Останешься за меня, — сказал Жека Ирине, заглянув в кабинет. — Надоела мне эта суета. Ещё и любимая уехала в Москву. Настроение ни к чёрту.
— Куда поедешь? — с интересом спросила Ирина.
— В тайгу поеду! Палатку возьму, посижу, костерок пожгу, порыбачу, — заявил Жека. — Давно уже не дышал лесным воздухом. Какой-то стресс постоянно.
Сказал, и тут же подумал, что сказал-то чистую правду. Ведь так оно на самом деле и было. Когда последний раз видел брата? Когда ходили вдвоём в лес, жгли костёр, пекли в золе деревенскую картошку? За грибами-то выбрались прошлым летом впервые хрен знает за какое время… И стресс сейчас испытывал точно такой же, как описал. И этому были причины. Точнее, не стресс, а некую бесцельность своего существования.
Когда был зелёным пацаном и постоянно не было денег, радость приносила купленная на последние деньги кассета МК-60–5 с новым альбомом «Ласкового мая». Радовался простецкому магнитофону «Томь-303», взятому на 100 рублей, заработанных носильщиком у барыг. Радовался варёным джинсам «Мальвина», купленным на первые честно заработанные заводские деньги. Тогда была искренняя радость от обладания вещами, о которых мечтал.
Сейчас же… Радости от денег уже не было. Он мог позволить себе всё, что угодно, но радости это уже не приносило, а воспринималось как обыденность.
Жека позвонил Славяну и предупредил, чтоб пацаны не теряли — решил в поход сходить, в лес, отдохнуть и покормить комаров.
— Достало меня уже всё, брат, — помолчав, сказал Жека. — Всё обрыдло нахер…
— Завидую я тебе, братан, — усмехнулся по телефону корефан. — Тоже хотел бы куда-нибудь в лес, на речку, в палатку, к костру, к ухе с дымком.
— Съездим ещё! — пообещал Жека. — Сейчас с текучкой разгребёмся.
А нынешней текучкой была ликвидация директора шахты Западная. Поехал один.
Оделся по-простецки, в спортивный костюм, куртку и кроссовки. Во внутренних карманах куртки пистолет и запасной магазин к нему. И финка. Та самая, старая, которую отобрал ещё чёрт знает сколько лет назад при разборке с цыганом Намасом.
Начал свою работу Жека с поездки на электричке. До Междугорья ехать примерно час, народу порядком, в основном дачники. На работу в это время ехали, наоборот, в Н-ск. Жека в общей толпе не слишком выделялся из окружающих. В пути от нечего делать смотрел в окно — по этой линии он ехал впервые, и казалось любопытным всё: и горы, поросшие тайгой, и быстрая породистая река, по берегу которой бежала электричка, и дачные домики по её берегу.
На вокзале вышел и осмотрелся. Окружающий пейзаж убогий, как и в каждом сибирском городе, переживающем становление капитализма начала девяностых. Дома обшарпанные, асфальт дорог и тротуаров убитый. На каждом углу торговцы всем подряд, напёрсточники, бомжи. Тут же мусора неторопливо прохаживаются, поигрывая демократизаторами, выискивая подбухавших работяг, чтоб отправить в трезвяк или клоповник и там тряхануть. Жека во всем этом смотрелся как в своей стихии, ничем не выделяясь среди окружающих. Он вырос в этом дерьме.
Взял в привокзальном киоске бутылку холодного «Ворсинского» и с наслаждением выпил, отдав пустую бутылку бомжу, терпеливо ждущему тару. Потом неспеша пошёл в привокзальную гостиницу, единственную в городе, снял номер на три дня — больше срока это дело не заслуживало.