И предчувствие стало еще сильнее, когда Матиас оперся на трость и наклонился вперед, возвращая оружие к груди Джима.
— Безумие, — пробормотал Джим, — это совершение одного и того же действия, снова и снова, надеясь на…
Вторая попытка была аналогична первой: громкое эхо, свинец в стене, а Джим по-прежнему на ногах.
— …другой результат, — закончил он.
Рука Матиаса метнулась вперед, схватив Джима за кожаную куртку. Когда упавшая трость отскочила от пола, Джим улыбнулся, думая, что это веселее всякого Рождества.
— Хочешь еще раз выстрелить? — спросил он. — Или поговорим об Исааке?
— Что ты такое?!
Джим улыбнулся как полный псих:
— Я твой самый жуткий ночной кошмар. Кто-то, кого ты не можешь тронуть, контролировать или убить.
Матиас медленно покачал головой из стороны в сторону.
— Это все ненормально.
— Исаак Рос. Ты позволишь ему уйти.
— Это не… — Матиас использовал куртку Джима в качестве противовеса, передвинувшись в бок, чтобы взглянуть на стену с двумя аккуратными дырочками. — Это ненормально.
Джим схватил его кулак и с силой сжал, чувствуя, как сдавливаются кости.
— Ты помнишь, что всегда говоришь людям?
Глаза Матиаса вновь обратились к лицу Джима.
— Что. Ты. Такое?!
Джим дернул его на себя так, что они оказались нос к носу.
— Ты всегда говоришь людям, что никто не ускользнет от тебя, что ты найдешь их всюду, сделаешь с ними все, что захочешь. Ну, так вот, кто бы говорил. Позволь Исааку уйти, иначе я превращу твою жизнь в кромешный ад.
Матиас жестко посмотрел ему в глаза, прощупывая, выискивая информацию. Боже, вот оно, чувство собственного превосходства в хорошем смысле. Впервые в жизни, мужчина, который имел ответы на все вопросы, блуждал в неведении.
Господи, будь он все еще жив, Джим бы сфотографировал эту рожу и напечатал гребаный календарь.
Матиас потер здоровый глаз, надеясь, что зрение прояснится, и он окажется один… или, по меньшей мере, окажется единственным живым человеком в бальзамирующей комнате.
— Что ты? — прошептал он.
— Я ангел, посланный с небес, приятель. — Джим громко и жестко рассмеялся. — А может, я совесть, которую тебе не дали при рождении. Галлюцинация, вызванная прописанными тебе болеутоляющими. Или простой сон. Но чем бы я ни был, ты должен знать лишь одно… я не позволю тебе забрать Исаака. Этому не бывать.
Сцепившись взглядами, они не отводили глаз, пока мозг Матиаса переваривал ситуацию.
После долгого молчания, мужчина, по всей видимости, решил забить на происходящее. В конце концов, как там говорил Холмс? Когда Вы отбросили невозможное, оставшееся, каким бы невероятным оно не казалось, является правдой.
По этой причине, очевидно, он отнес Джима к некоторой разновидности живых существ.
— Почему Исаак Рос так важен для тебя?
Джим отпустил своего бывшего босса.
— Потому что он — это я.
— И как много таких, как «ты», снаружи? Мы уложили этот труп в морг…
— Исаак хочет выйти. И ты отпустишь его.
Последовала долгая пауза. А потом голос Матиаса изменился, он стал тише и мрачнее:
— Этот солдат знает много государственных тайн, Джим. Накопленные им знания имеют ценность для наших врагов. Так что, вот тебе новости: дело не в том, чего хочешь ты или он. А в том, что лучше для нас… и прежде чем твое страждущее сердце начнет возмущаться, под «нами» я понимаю не тебя, себя или подразделение. А всю-мать-его-страну.
Джим закатил глаза.
— Ну да, точно. Готов поспорить, от этой патриотической чуши у Дяди Сэма знатно встанет. Но мне плевать. Основная суть в том… Что живи ты среди гражданского населения, ты стал бы серийным убийцей. Работа на правительство означает, что ты машешь Американским флагом, когда тебе удобно, но правда в том, что ты занимаешься этим лишь потому, что кайфуешь, отрывая крылья у бабочек. В твоих глазах, все люди — насекомые.
— Мои наклонности ничего не меняют.
— Именно из-за них ты служишь лишь себе. — Джим провел по дырочкам на рубашке. — Ты владеешь специальным подразделением, как собственной фабрикой смерти, и если у тебя есть хоть капля мозгов, то ты слиняешь прежде, чем какое-то из «специальных заданий» вернется, чтобы цапнуть тебя за задницу.
— Я думал, ты здесь, чтобы обсудить Исаака.
Слишком близко к правде, да?
— Отлично. Он умен, поэтому не попадет в руки врагов, и у него нет стимула для перевербовки.
— Он один. У него нет денег. Отчаяние быстро овладевает людьми.
— К черту это… его данные безукоризненны, и он исчезнет.
Уголок рта Матиаса приподнялся.
— И как ты узнаешь об этом? О, минуточку, ты уже нашел его, не так ли?
— Ты можешь отпустить его. У тебя есть полномочия на это…
— Нет у меня их!
Вспышка ярости оказалась неожиданностью, и когда слова, подобно выстрелам, затихли, Джим обнаружил, что оглядывает комнату в поисках подтверждения того, что все верно услышал. Матиас был всемогущ. Всегда был. И не просто в своих глазах.
Черт, у гада было достаточно влияния, чтобы превратить Овальный кабинет в мавзолей.
Сейчас именно Матиас нависал над телом.
— Мне плевать, что ты думаешь обо мне, или как твоя внутренняя Опра представила всю ситуацию. Дело не в том, чего хочу я… а в том, что я обязан сделать.
— Гибли невинные люди.
— Как и прогнившие! Господи, Джим, твоя пустая болтовня абсурдна. Хорошие люди умирают каждый день, и ты не можешь помешать этому. Я — разновидность автобуса, который размажет их… и, по крайней мере, я преследую серьезную цель.
Джим почувствовал, как страх волной поднимается в груди… а потом, подумав обо всем сказанном, эмоция переросла в нечто иное… Наверно, в уныние.
— Мне следовало позволить тебе умереть в той пустыне.
— Я просил тебя именно об этом. — Матиас снова вцепился в свою левую руку, будто ему внезапно нанесли запрещенный удар. — Ты должен был выполнить приказ, который я отдал тебе.
Такие пустые, подумал Джим. Его слова были пустыми и безжизненными. Будто они говорили о ком-то другом.
— Должен.
Точно.
Парень так сильно хотел выйти, что собирался покончить с собой. Но Девина вернула его обратно; Джим был уверен в этом. Здесь поработал этот демон с тысячью лиц и бесконечной паутиной лжи. Просто обязан был. И ее манипуляции прекрасно подготовили сцену для Исаака: солдат сотворил много зла, но он пытался начать жизнь с нуля, — вот его перепутье, перетягивание каната между Джимом и Матиасом.
Джим покачал головой.
— Я не позволю тебе забрать жизнь Исаака Роса. Не могу. Ты говоришь, что работаешь ради великой цели… так вот, я тоже. Убьешь этого мужчину, и человечество потеряет больше, чем простого невинного.
— О, да брось. Едва ли он невинный. Его руки по локоть в крови, как твои и мои. Я не знаю, что произошло с тобой, но не идеализируй прошлое. Ты точно знаешь, в чем он виновен.
Изображения мертвых мужчин замелькали перед глазами Джима: ножевые ранения, пулевые, истекающие кровью лица, изуродованные тела. И все они — из разряда грязной работы. Жертвы, задушенные, отравленные газом или химикатами, были серого оттенка.
— Исаак хочет выйти. Он решил прекратить. Его душа отчаянно ищет другую дорогу, и я помогу ему в этом.
Поморщившись, Матиас снова потер левую руку.
— Загадай желание в одну руку и одновременно мочись в другую. Потом сравнишь, какая заполнится быстрее.[92]
— Я убью тебя, — сказал Джим обыденным тоном. — Если дойдет до этого… я убью тебя.
— Ну, кто бы мог подумать… какие новости. Облегчи себе работу — сделай это сейчас.
Джим снова покачал головой.
— В отличие от тебя, я не стреляю без необходимости.
— Порой переход к решающему поединку — самый умный шаг, Джимми.
Старое имя мгновенно вернуло его в прошлое, к началу их обучения, когда он делил комнату с Матиасом. Ублюдок был холодным и расчетливым… но не во всех отношениях. Он был предан Джиму, насколько это в принципе было возможно в тех обстоятельствах. Однако, с годами, исчез любой след и без того ограниченного проявления человечности… пока тело мужчины не стало столь же искалеченным и немощным, как и его душа.
— Позволь задать один вопрос, — протянул Джим. — Ты когда-нибудь встречал женщину по имени Девина?
Парень выгнул бровь:
— К чему сейчас такие вопросы?
— Простой интерес. — Он расправил кожаную куртку. — К твоему сведению, я адски провел с ней время.
— Спасибо за совет насчет свидания. Это на самом деле мой приоритет в настоящий момент. — Матиас накрыл простыней серое лицо Джима. — И не стесняйся убить меня в любое время. Сделаешь мне одолжение.
Последние слова были сказаны тихо… доказывая, что физическая боль, сильная и продолжительная, может сломить даже самую стойкую волю. Но, с другой стороны, смена парадигм Матиаса произошла еще до взрыва, не так ли?
— Знаешь, — сказал Джим, — Ты тоже можешь покинуть подразделение. Я вышел. Исаак пытается. Если ты не можешь больше заниматься этим, ты в состоянии выйти.
— Ты покинул подразделение лишь потому, что я дал тебе временный отпуск, — резко рассмеялся Матиас. — Я планировал вернуть тебя назад. Исаак тоже не уйдет от меня… я сохраню ему жизнь, только если он решит вернуться в строй. В действительности, почему бы тебе не передать ему мои слова? Учитывая, как вы сдружились.
Джим сузил глаза.
— Ты никогда не делал этого ранее. Когда кто-то предавал доверие, ты не позволял ему возвращаться.
Матиас, содрогнувшись, выдохнул.
— Времена меняются.
Не всегда. И не относительно такой хрени.
— Конечно, — солгал Джим. — Давай уберем мое тело, а?
Когда они задвинули стол обратно в холодильник, Джим закрыл дверь. Потом Матиас медленно наклонился, чтобы поднять трость, его спина хрустнула пару раз, дыхание стало рваным, будто от боли и того, что его легкие не справлялись с работой. Когда он выпрямился, его лицо приобрело неестественно красный оттенок… доказательство того, сколько сил забрало такое простое движение.