— Это ничего не решит, — пробормотала я, пряча глаза в чашку. Кофе осталось на донышке, оно смешивалось с густым осадком, превращаясь в коричневую маслянистую массу. Зрелище было завораживающее. Хотелось смотреть и смотреть, как после взбалтывания коричневые крупинки оседают на белых стенках чашки.
— Маша, здесь нечего решать. Это бесполезно. Здесь надо оставить все так, как есть, и уезжать. Это единственный выход. Вспомни все тот же маскарад! Это тоже была попытка решить проблему, но стало только хуже. Остановись. Остановись пока не поздно!
Я смотрела на его невозможно красивое родное лицо, и мне хотелось с ним согласиться. Такой сильный, такой уверенный. Да, да, мы уедем, бросим город, родителей, бросим всех, пускай сами выкарабкиваются из той каши, что заварили. Но тут же во мне просыпалась и другая убежденность — незавершенные дела приводят к еще большим трагедиям. Разговор со Смотрителем должен состояться. И прийти на него я должна одна. Боец я, в конце концов, или не боец? Я справлюсь! Макс не должен не только рядом быть, но и знать об этой встрече, потому что не пустит, встанет за спиной. И тогда уже всё, нам останется только бежать всю оставшуюся жизнь.
— Маша, я не стану разбираться, кто и почему тебе помог, но я не собираюсь больше подвергать тебя испытанию.
— Мне помог Пашка.
— Я не буду стоять у тебя на пути, если что-то изменилось.
Колосов? Он хочет сказать, что в благодарность за свое спасение я предпочту Пашку? Да как он даже предположить мог такое?
— Макс, что ты говоришь!
— Я все понимаю. — Макс склонил голову, не желая смотреть на меня. — Мне ничего не стоит сделать так, чтобы ты была со мной. Наши уговаривают превратить тебя в вампира. Но я не стану их слушать, хотя порой мне бывает тяжело сдерживаться. Тебе ведь важно все то, что вокруг происходит, ты хочешь видеть, чувствовать, пропускать через себя. Но ты не можешь всегда на все реагировать. Я за тобой просто не успеваю.
— Давай мы не будем сейчас об этом говорить? Просто давай переживем эту ночь, а завтра ты сходишь по всем своим необходимым делам… И не будешь мне мешать разбираться с моими делами. — Мне было тяжело дышать. Машинально я выложила из блюдца сыр и опрокинула в него чашку с остатками кофе. Положила сверху ладонь. Синие рыбки, оказавшись кверху пузом, с удивлением задвигали плавниками.
— Мы должны об этом говорить, — с нажимом произнес Макс. — Иначе мы обречены друг другу врать.
Я медленно подняла чашку. Такого рисунка даже я увидеть не ожидала. Коричневая жижа ползла по стенке, образовав на блюдце темный круг. По центру его крест-накрест пересекали две линии, нижняя четверть образовывала нечто похожее на сердечко. Скрещенные шпаги, сердце… А в самой чашке была ровная чернота. Мое прошлое было черно, а будущее обещало вечный бой.
— Пашка больше меня не любит. Теперь он не станет нам мешать.
Зачем я это говорю? Надо молчать!
— Он вообще не должен был появиться. Что за двойная игра? Почему постоянно остаются недоговоренности?
Я отодвинула от себя и чашку и блюдце. Кровь снова бросилась к щекам. Лучше бы я болела, спокойно могла бы слушать Макса.
— А тебе не кажется, что ты много от меня хочешь?
— Я хочу уехать.
— Мы останемся. Пока по крайней мере.
— Мы уедем!
— Не надо мне приказывать! — Мне хотелось врезать по столу, разбить кулаки в кровь, наорать на него, но я сдержалась, и от этого вдруг резко заболела голова. Ярость новогодней хлопушкой взорвалась внутри меня, и я поняла: как никто не в силах удержать лавину, так и меня сейчас тоже никто не остановит.
— Хватит мной командовать! Я буду делать, что считаю нужным!
— Делай. Но в другом месте. — Голос Макса такой же спокойный, такой же размеренный. — И я тебе помогу. Однако в любом другом городе России. А лучше за границей. Ты была в Германии?
Нет, я не была в Германии и когда-нибудь с удовольствием туда поеду. Но это будет потом. После завтрашней встречи. Один на один, без Макса.
— Нам нельзя уезжать! — как заклинание твердила я. Ну, услышь же меня… Не спорь, просто поверь, что так надо…
— Маша, пока ты будешь сидеть тут, это никогда не закончится. Неужели тебе не надоело?
— Что «это»?
Я подумала, что Макс опять говорит о моих отношениях с Пашкой. Но он положил на стол зазвонивший мобильный. Даже не мобильный, а смартфон. Небольшая плоская коробочка. Я такие только по телевизору в рекламе видела.
— Что «это»? — повторила я свой же вопрос, хотя ответ уже знала, потому что на экране аппарата высвечивалось знакомое слово «Олег». Мне звонили. Новый телефон Макс принес вместо моего разбитого.
— Прекрати! — склонился надо мной Макс. — Я тебе даю слово: они нас не найдут.
— Не надо мне никаких слов! — Хотелось взять трубку и ответить. Мне необходимо было поговорить с Олегом. Но без Макса.
Мобильный успокоился.
— Маша, есть ситуации, когда ничего нельзя сделать. Смотрители будут испытывать тебя, пока не сломаешься. Человеческий предел найти легко.
— Не дави на меня! — Я сжала голову руками. Разговор стал невыносимым, я не могла больше терпеть.
Макс сдернул меня со стула, прижал к себе. Я вдохнула такой родной, такой знакомый запах, и ярость с новой силой зашевелилась у меня в душе. Я должна сделать по-своему! Обязана! Когда все закончится, он сам поймет, что по-другому нельзя. Я уперлась руками в его грудь.
— Не трогай меня! Не прикасайся! Ты трус! Обыкновенный трус! Ничего не можешь сделать и бежишь, хотя отлично знаешь — Катрин не остановится! И пока звенит чертов телефон, все будет повторяться!
Я потянулась, чтобы грохнуть вновь зазвонивший смартфон об стенку. Синие рыбки разинули удивленные рты и исчезли за краем стола. Чашка звякнула, разбиваясь. Брызнула во все стороны оставшаяся кофейная гуща. Макс тут разжал объятия, и я упала на пол, больно ударившись коленями.
Моя любимая чашка! Запоздало вспомнила, что чашка уже другая, та, действительно любимая, разбилась еще утром, и над этой можно не думать. Досада на саму себя подогрела раздражение.
— Мы все исправим. — Он был рядом. Прозрачно-голубые глаза, мягкие добрые руки, убедительный голос.
— Ничего ты не исправишь!
Голос мой сорвался на визг. Я оттолкнула его. Он опрокинулся назад, на секунду коснулся пальцами пола, и вот уже стоит около стены.
— Ты остаешься?
Пожалуйста, хоть как-нибудь покажи, что тебя волнует происходящее! Взглядом дай понять, что разбираешься в ситуации лучше меня, что просто дашь мне один день на то, чтобы я завершила все свои дела…
Но он молчал, не шевелился.
— Можешь убираться! — Я понимала, что подписываю себе смертный приговор, но уже не могла остановиться.
— Ладно, я уйду, — легко согласился Макс.
— Стой! — вскочила я.
Но кухня уже была пуста. «Боже мой! Что я наделала!» — заметалась испуганная мысль. Я обхватила голову руками. Принявшееся было отбивать тревогу сердце тут же успокоилось. Я медленно опустилась на табуретку.
Да, да, все правильно, так и должно было случиться. Это хорошо, что он сейчас ушел. Мне надо всего на денек остаться одной. Я найду саблю, встречусь со Смотрителями и потребую, чтобы они оставили нас в покое. Нельзя подпускать к ним Макса. А потом… Потом мы встретимся. Я все-все ему объясню. И он простит. Да что там прощать! Он ведь даже не обиделся. Просто ушел проветриться. Я приду к нему в мастерскую, или где-нибудь еще его встречу. Мы теперь с ним навсегда вместе. Нам невозможно не встретиться…
Запах кофе стал невыносим, и я распахнула окно.
«Дура! — вопило сознание. — Беги за ним! Извинись! Скажи, что была расстроена, что не сдержалась! Что тебе нужен всего один день!»
Я сжала кулаки, заставляя заткнуться любой голос, пытающийся мне что-то сейчас сказать.
Морозный воздух был неприятно холоден, вокруг уличного градусника образовался иней. Было красиво — белые крупинки льда сковали стеклянную колбу, сделали красный столбик призрачным, загадочным. Жизнь после смерти — это иней. Иней теперь — это я. Хотела продолжить, что теперь вся моя жизнь — смерть, но силой воли, той самой, что остается после счастья, немедленно запретила себе об этом думать. Только звенящий противный комарик остался сидеть внутри, но я решила пока не обращать на него внимания. К тому же мне опять звонили. Мелодия у смартфона была неприятная. Что-то из классики — Моцарт, Григ? Какую музыку любит Макс? Я уже чувствовала, как на меня валом катит паника, и тут же нажала на кнопку приема.
— Алло! — бодро проговорила я. Но голос дрожал. Мне приходилось приказывать самой себе успокоиться, собраться. Однако злое отчаяние, поднимавшееся из глубины, перекрывало все, меня начало трясти. — Здравствуйте, Олег! Как ваши дела?
На том конце провода повисла пауза. То ли Олег не ожидал, что я отвечу, то ли не ожидал, что я буду настолько бодра.
— Спасибо, Маша, у меня все хорошо. — Собеседник словно через интерком говорил, параллельно с его голосом звучало странное эхо. — А как твои дела?
— О, вы не поверите, но я выздоровела! — Меня уже вовсю трясло, от чего голос слегка дрожал.
— Какая приятная неожиданность. — А Олег, оказывается, тоже умеет показывать зубы — его ответ никак нельзя было назвать дружелюбным. — Чем же ты лечилась?
Я глубоко вдохнула, прогоняя нервную дрожь.
— Обливалась по утрам и вечерам холодной водой, бегала босиком, — съязвила я. — А как там Антон?
— Ему… лучше. — Повисла пауза. — Маша, нам надо встретиться.
— Еще как надо! — Мне хотелось кричать, но я себя сдерживала. — Завтра, ближе к вечеру вам подойдет? Мне надо подготовиться. И знаете еще что. Мне бы хотелось, чтобы пришел Борис.
Олег молчал. Никогда не думала, что тишина в телефоне бывает такой тяжелой.
— Маша, мы можем, прежде чем что-то произойдет, поговорить?
— Олег, вы прекрасно знаете, что нам не о чем разговаривать.
— Маша, я боюсь, ты все видишь в неправильном свете. — Его голос вдруг резко приблизился, стал вкрадчивым. Но меня такими штучками уже нельзя купить.