Они вышли с дальней от дома стороны сада, перешли дорогу и ушли глубоко в поле. На узкой колее стояла машина парня. Стали медленно ехать в сторону предгорий, чтобы выйти на окружную дорогу и, обогнув Край, выехать с другой стороны посёлка, где на основании мыса, в хвойном бору, стоял санаторий.
– Рискуешь, – заметил Стрельцов.
– А?
– Рискуешь, говорю. Если Кузьма тебе велел держаться подальше, лучше не злить его.
– Я разберусь, – угрюмо ответил Максим после долгого молчания.
– Правда? Не думаю. Но рискуешь ты не своей шкурой – вижу, ты не пуганый. А Полиной рискуешь.
Максим повернулся, полоснув Стрельцова злым взглядом.
– А ты похож… понятно, что он невзлюбил тебя.
– Похож на кого? Что тебе понятно?
– На нас похож, – Стрельцов улыбнулся, – но не был… там. Вот Кузьма и разозлился.
– Ты ничего не знаешь, – прохрипел Максим сквозь зубы. – И вообще, дядя, ты ни хрена не понимаешь. И Кузьма меня не знает. Ни о ней, ни обо мне вы не знаете.
– Да? Думаешь, первые вы, кто влюбился и кому родители запретили? – Стрельцов невольно улыбнулся, чем ещё больше разозлил парня. – Ладно-ладно, не кипи. Я тебе не враг. Я ему не скажу.
– А что у тебя с ним? – остыв, спросил Макс. Они наконец выбрались с поля и поехали по трассе.
– В смысле?
– Зачем тебе прятаться?
– Я не прячусь, сюрприз хочу устроить.
Максим впервые слабо улыбнулся.
– Ну да… Странные вы люди.
Стрельцов не стал отвечать. Парень изредка косился на него, но он делал вид, что не замечает.
– Если нужна помощь в чём, ты говори, – сказал Максим.
– Спасибо, всё в полном порядке.
– Хорошо, – парень пожал плечами. – Но я не такой дурачок, как ты считаешь. Раз ты прячешься от собственного командира или кто он там тебе…
– Не лезь не в свой вопрос, – улыбчиво, но твёрдо сказал Стрельцов. – Просто не лезь. Это между ним и мной. Я его давно не видел. Я должен… подготовиться сперва.
– Тоже боишься, – предположил Максим. Стрельцов продолжил молчать: пустить его по ложному следу было разумнее, чем продолжать спор. – Понятное дело. Он с приветом приехал. Только меня увидел – сразу набычивать стал. «Чей», «откуда», – он неумело передразнивал низкий голос Кузьмы. – Тоже мне, начальник… Но был такой момент, – добавил Максим, помолчав с минуту, – когда он так посмотрел, что я прям это, – он глянул на Стрельцова в поисках поддержки, тот постарался изобразить свой самый сочувствующий взгляд.
– Да?
– Да. Я хоть и не это… не из боязливых и драться умею, но я понял…
Максим не договорил, но и без того имя Кузьмы смогло наполнить машину вязким предчувствием смерти. Стрельцов слабо кивнул, улыбаясь уголками рта.
– Что с ним там произошло?
– То же, что и со всеми. Война.
– Да вроде же там уже тихо пару лет как, разве нет?.. Так, почти приехали.
– А ты где живёшь? – уточнил Стрельцов.
– Я раньше у них жил… даже вещи не забрал. Но, в общем, неважно, у меня и нет ничего. Есть дом в Кутаисе, но это далеко, не наезжусь к ней оттуда. Меня принял на работу пока один… за постой не плачу. Московский хрен какой-то.
– Хрен?
– Ну, мажор. Думаю, может, педик даже. Хотя вроде жена есть. Приезжает туда-сюда, видел её два раза. Тоже сучка. Но хоть молчит, а этот всё время говорит чего-то, болтливый, сам себя слушать любит.
– Ты с таким раздражением говоришь. Ну так уходи, если тебя кто другой пустит.
Максим сморщился, но, вздохнув, признал:
– Да, нехорошо. Платит даже мне чуть. На бензин и на поесть… Но всё равно. Что-то в нём противное, хочешь не верь.
– Москвичи все противные, да? – улыбнулся Стрельцов.
Максим окончательно смутился и замолчал, уставившись на дорогу. За поворотом появился санаторий. Это был длинный трёхэтажный корпус, ветхий на вид, потемневший почти до черноты то ли от времени, то ли по замыслу проектировщика, но при этом утопленный с трёх сторон в густой зелени, которая обступила столь плотно, что буквально стучала в панорамные окна сосновыми ветвями. С четвёртой стороны, где был подъезд для машин, пространство было щедро залито асфальтом, не позволяя нигде, кроме как в трещинах, прорасти траве или кустарникам. Максим подвёз пассажира к самым ступеням.
– А что делает тут, этот твой москвич? – уточнил напоследок Стрельцов.
– Да рисует он. Художник вроде как.
Стрельцов улыбнулся, но быстро задал вопрос, чтобы парень не успел ничего переспросить:
– А что рисует?
– Честно сказать?
– Говори.
– **** какую-то! Как по мне… – Максим вдруг засмеялся, высвободив, видимо, то, что давно сидело у него в голове. Засмеялся и Стрельцов.
– Ладно, бывай, Макс. И обо мне никому ни слова, понял? Я тут пока разведываю.
– Понял, понял. Будет нужна с ним помощь – обращайся, – Максим оставил свой телефон и уехал.
Стрельцов заселился в санаторий и получил комнату на первом этаже в дальнем углу здания, куда пройти можно было как через центральный вход, так и через пожарный, державшийся открытым. Он с удовлетворением отметил, что санаторий пустовал – почти не было приезжих и персонала. За полчаса прогулки по этажам он насчитал всего троих гостей и одного уборщика, меланхолично водившего пылесосом по одному и тому же месту на красном ковре.
Марина не появлялась, и Стрельцов, чувствовавший прилив сил и бодрости, решил дойти пешком до самого Края. По карте отсюда было около трёх километров. Приняв душ, он отправился в путь.
Наступило позднее утро, жар пропитал воздух, пахнущий хвоей. Началась асфальтированная дорога, дома встали кучнее, и тогда Стрельцов свернул в первый попавшийся магазин, купил еды и позавтракал на обочине в тени расцветающих деревьев, под отдалённый шум волн. Подкрепившись, он прошёл ещё минут десять и очутился наконец на улице Мира, тянувшейся вдоль пляжа. Про неё он много раз слышал от командира-Кузьмы: в центральной части она превращается в парадную набережную посёлка.
– Здесь что-то происходит, – Марина нагнала его, её дыхание было тяжёлым, как будто она долго шла или бежала.
– Что это с тобой? – улыбаясь, спросил Стрельцов. Вокруг было почти безлюдно, ветер рвал на части их голоса.
– Зря смеёшься. Тут опасно, сверни куда-нибудь.
Стрельцов остановился и посмотрел на неё недоверчиво. Одета она была так, словно схватила первое, что нашла в его сумке, и сразу помчалась сюда.
– Ну хорошо, – он свернул на узкую улочку, здесь уже точно никого не было. – Что происходит?
– В плохое место ты нас вытащил, разве не видишь? Тут опять война.
– Война? Ты, Марина, точно проснулась? Может, ещё спишь и тебе снится?
– А может, это ты спишь?
– В смысле?
– Ну, может, это тебя убили на допросе?
– Не понял…
– Может, это твой мёртвый мозг перед тем, как умереть, в конвульсии произвёл последнюю фантазию, и она о том, как ты приехал в Край? Или даже только о том, как ты проснулся сегодня и пришёл сюда? Ты не думаешь, что этого всего давно нет, и ты умер там вместе со мной или вместо меня? Может, я жива и не оплакиваю тебя? Может, это ты таскаешься за мной призраком, а не я?!
– Марина, прекрати! – Стрельцов зажмурился и согнулся пополам. Несколько секунд боль пульсировала в висках. Потом он пришёл в себя, но её уже не было.
Стрельцов пошёл дальше по набережной, но хорошего настроения уже не осталось. Ему требовалось что-то, целиком подтверждающее, что он жив и находится в сознании.
– Потому что, понимаешь, я ведь знаю, что это мои мысли, а не твои, – начал было объяснять он, но в этот момент его взгляд остановился на парне, который сидел за столом с девушкой и что-то оживлённо рассказывал. Девушка была красивой и ухоженной – острый глаз Стрельцова не подводил в таких вопросах, – но её собеседник был куда интереснее. Вместо руки у него был биомеханический протез, Стрельцов видел несколько таких в Москве, в центрах реабилитации, которые посещал. Высокотехнологичная штучка.
Он перешёл улицу и приблизился к кафе. Парочка сидела на открытой летней веранде. Парень говорил, а девушка слушала с полуоткрытым ртом, глаза её выражали скорее ужас, нежели интерес. Стрельцов постеснялся перебивать и решил сесть за соседний столик и подождать. Он косился на них, но его не замечали. Не обратили внимания на посетителя и официанты. Потом он услышал обрывки рассказа и всё понял:
–… а в том месте нас простреливали, как на ладони, понимаешь? Ну, я и вызвался их загасить… пополз я, значит, по той канализационной трубе и застрял. Пять часов не мог выбраться, уже думал, всё, в говне и сдохну. Но вылез. Живее всех живых, видишь? А потом добрался до их позиции и закидал зажигательными. Ох, они орали!.. – он зажмурился.
Стрельцов подумал, что парень рассказывает о том, что делал совсем другой человек – солдат, у которого была задача и средства к её исполнению, и для него непосредственно «убийства» не существовало.
– Ох, орали, как щас помню…. Не по себе мне стало, но куда деваться, понимаешь? – парень посмотрел на девушку, но взгляд его, хотя и зачерпнул по дороге её красоты, не остановился на ней. Он смотрел дальше, в прошлое. – Один выбежал на меня, здоровый был, его только чуть огнём прихватило, я его пропустил: решил дать шанс. Может, он и выжил. А остальные там и сгорели, уж это точно. А наши поднялись, заняли этот чёртов дом и уж оттуда смогли прорваться к вокзалу. В какой-то там по счёту раз. Хорошо, вертушка ещё прикрыла. Это, конечно, сильно выручило Кузьму, потому что к тому времени перелом мог наступить. Если бы укры окопались на остальной части вокзала, у Кузьмы бы не хватило людей. Тогда бы всё, город, считай, мы не держим, понимаешь? Нас бы обратно в порт откинули, – парень вернулся к ней и улыбнулся иным, живым лицом. В его взгляд вернулось обычное мужское желание, оно было менее страшным.
Девушка с трудом кивнула. Было видно, что она растеряна и не знает, отвечать ли. Стрельцов, с одной стороны, посочувствовал ей, с другой, усмехнулся. По диктофону он догадался, что девчонка решила взять у ветерана интервью, а у того оказался длинный язык. Ну что ж, следует быть готовой. Наконец-то к нему подошёл официант и нехотя спросил, будет ли он делать заказ. Стрельцов попросил кофе. Когда официант ушёл, парень уже, видимо, отвечал на следующий вопрос.