– Вряд ли мне хватит времени. Там довольно жесткий распорядок.
– Чем ты хочешь заниматься в армии?
– Пока не знаю, может, разведкой, как папа. С другой стороны, я все думаю, каково было бы пойти в спецназ и стать «зеленым беретом» или пройти отбор в «Дельту».
– Как Рэмбо? – спросила я, имея в виду персонажа Сильвестра Сталлоне.
– Точно, но если повезет, не заработать ПТСР[12]. И мы опять разговорились обо мне. А я хотел бы услышать о тебе.
– Обо мне почти нечего рассказывать.
– Каково это было – переехать в Окракоук?
Я помедлила, не зная, хочется ли мне говорить об этом и насколько откровенной мне позволительно быть, но это замешательство длилось всего несколько секунд и вскоре сменилось вопросом: почему бы и нет? И слова полились из меня потоком. Рассказывать про Дж. я не стала – да и что было о нем говорить, кроме того, что я сглупила? – но начала с того, как мама застала меня над унитазом, и продолжала обо всем, что было дальше, вплоть до того момента, как Брайс согласился побыть моим репетитором. Я думала, будет труднее, но он почти не прерывал меня и не мешал самой строить рассказ.
К тому времени, как я закончила, парому осталось плыть всего полчаса, и я уже мысленно порадовалась, что так тепло закуталась. Мы поспешили греться в фургон, где Брайс достал термос и налил нам по кружке горячего шоколада. Его родители негромко беседовали, сидя впереди, мы ненадолго отвлекли их сообщением о том, что вернулись, и они снова заговорили о своем.
Мы потягивали мелкими глоточками горячий шоколад, и мое замерзшее лицо постепенно приобретало привычный оттенок. Говорили мы без умолку – на обычные подростковые темы: о любимых фильмах и телепередачах, о музыке, о том, какая пицца нам больше нравится (на тонком тесте с двойным сыром – мне, с сосисками и пеперони – ему), и обо всем, что только приходило в голову. Роберт и Ричард забрались в машину, только когда отец Брайса завел двигатель и паром уже причалил к пристани.
Ехали мы темными и безлюдными дорогами, мимо фермерских домов и трейлеров, увешанных лампочками к Рождеству. Один городок сменялся другим. Я чувствовала, как нога Брайса прижимается к моей, а когда он смеялся над очередной шуткой близнецов, думала, как легко он относится к своим близким. Его мама, вероятно, опасаясь, как бы я не почувствовала себя лишней в их кругу, время от времени задавала те же вопросы, что всегда задают любые родители, и хотя ее вполне устраивали мои общие ответы, я все время думала о том, что успел рассказать им обо мне Брайс.
Когда мы приехали в Нью-Берн, меня поразил своеобразный вид города. Старинные дома были обращены фасадами к реке, весь центр занимали маленькие магазины, фонарные столбы на каждом перекрестке были украшены венками из гирлянд. По тротуарам шли целые толпы, направляясь в парк Юнион-Пойнт, и мы, припарковавшись, двинулись вслед за остальными.
К тому времени стало еще холоднее, мое дыхание вылетало изо рта облачком белого клубящегося пара. В парке предлагали опять-таки горячий шоколад и печенье с арахисовой пастой. Только откусив его, я поняла, как сильно проголодалась. Словно прочитав мои мысли, мама Брайса сразу же за первой печенькой протянула мне вторую, а когда близнецы запросили добавки, велела им ждать ужина. И подмигнула мне так заговорщически, что я сразу поняла: нет, в этом кругу я не лишняя, а своя.
Флотилия показалась вдалеке, пока я доедала печенье. Из шатра на берегу шла передача в прямом эфире, местная радиостанция объявляла имя владельца и тип каждого судна, медленно проплывающего мимо нас. Почему-то я ждала, что увижу яхты, но если не считать горстки парусных судов, флотилию составляли рыбацкие лодки, по размеру сравнимые с теми, что я видела у пристани в Окракоуке. Одни были увешаны фестонами разноцветных лампочек, другие щеголяли огромными фигурами таких персонажей, как Винни Пух или Гринч, третьи просто выставили на палубе украшенные елки. Все происходящее напоминало атмосферу вымышленного Мейберри[13], и хотя я опасалась, что оно вызовет во мне приступ тоски по дому, ничего такого не случилось. Вместо этого я то и дело замечала, как близко ко мне стоит Брайс, наблюдая, как его отец смотрит на флотилию и смеется вместе с близнецами. Его мама с довольным выражением лица просто потягивала горячий шоколад. Немного погодя, когда отец Брайса наклонился и нежно поцеловал в лоб жену, я вдруг задумалась, пытаясь вспомнить, когда в последний раз видела, чтобы мой отец так же целовал мою маму.
Потом мы ужинали в «Челси» – ресторане неподалеку от парка. Не мы одни поспешили туда сразу же после парада судов, в зале было многолюдно. Но обслуживали там быстро, и еда оказалась вкусной. За столом я в основном слушала, как Ричард и Роберт обсуждают с родителями мудреные научные вопросы. Брайс сидел молча, как и я.
Поужинав, мы вернулись в фургон, некоторое время ехали, как мне показалось, куда-то в глушь, и наконец остановились на обочине шоссе, мигая аварийками. Выбравшись из машины, я уставилась на зрелище, которое мне открылось, и застыла в изумлении.
В Сиэтле дома, украшенные гирляндами к Рождеству, – обычное явление, торговые центры украшают профессиональные дизайнеры, здесь же я увидела праздничное убранство совсем иного масштаба – оно простиралось не меньше чем на три акра. Слева от меня домик на краю участка был обведен гирляндами вокруг окон и по контурам крыши; у дымовой трубы пристроился Санта с санями. Но меня поразили не они, а все остальное. Даже с обочины шоссе были отчетливо видны десятки иллюминированных елок, гигантский американский флаг, сияющий высоко над верхушками деревьев, похожие на вигвамы сооружения, собранные из одних светящихся гирлянд, замерзший пруд с поверхностью из прозрачного пластика, подсвеченного снизу крохотными сияющими лампочками, разукрашенный поезд, фигура северного оленя из огней, мигающих так, что казалось, будто олень скачет по небу. А посреди всего этого великолепия медленно вращалось миниатюрное чертово колесо, в кабинках которого сидели плюшевые зверюшки. Там и сям попадались герои комиксов и мультфильмов, вырезанные из фанеры и тщательно раскрашенные.
Близнецы убежали в одну сторону, родители Брайса медленно двинулись в другую, а мы с Брайсом остались блуждать вдвоем. У меня разбегались глаза, мыски ботинок намокли от росы, и я засунула руки поглубже в карманы. Повсюду вокруг гуляли семьи, дети перебегали от одной композиции к другой.
– Кто все это делает?
– Одна семья, которая живет в том доме у шоссе, – ответил Брайс. – Они устраивают эту выставку каждый год.
– Должно быть, очень любят Рождество.
– Наверняка, – согласился он. – Я всякий раз задаюсь вопросом, сколько же времени им требуется, чтобы все установить и подключить. И как они все это убирают и где хранят, чтобы использовать на следующий год.
– Неужели их не волнует, что посторонние, в сущности, гуляют по их двору?
– Видимо, нет.
Я склонила голову набок.
– Не уверена, что мне понравилось бы, если бы чужие люди целый месяц болтались у меня во дворе. Наверное, я постоянно опасалась бы, что кто-нибудь станет заглядывать мне в окна.
– Думаю, большинство понимает, что это непозволительно.
За следующие полчаса мы обошли весь участок, не переставая весело болтать. Из скрытых динамиков лилась рождественская музыка, слышался радостный детский смех. Многие делали снимки, и я впервые ощутила, как проникаюсь праздничной атмосферой, чего до встречи с Брайсом даже представить себе не могла. Он, кажется, догадался, о чем я думаю, и когда поймал мой взгляд, я вспомнила наши недавние разговоры и то, сколько всего ему наговорила. До меня вдруг дошло: вероятно, никто из людей в моей жизни не знает меня лучше, чем Брайс.
Ту ночь мы провели в старом районе Нью-Берна, неподалеку от парка, где смотрели флотилию. Подхватив сумку, я вместе со всеми вошла в дом, отец Брайса показал, где моя комната. Не успев переодеться в пижаму, я уснула.
Утром отец Брайса напек блинчиков к завтраку. За столом я сидела рядом с Брайсом, слушая, как остальные планируют свой день и походы за покупками. Но время шло, никому не хотелось заставлять мою тетю дожидаться меня на церковной парковке. Наскоро приняв душ, я собрала вещи, а волосы феном сушила уже по дороге в Морхед-Сити.
Тетя Линда и Гвен ждали меня, и мы, попрощавшись с Трикеттами – мама Брайса сердечно обняла меня, – отправились в церковь. Потом последовали обед и закупки, и хотя я помнила, что мне нужна одежда размером побольше, тетя невзначай заметила, что я забыла еще кое-что.
– Пока мы здесь, ты могла бы выбрать подарки для своих родителей и Морган.
А, ну да. Раз уж речь зашла о подарках, рассудила я, надо бы выбрать что-нибудь и для тети. Ведь я, как-никак, живу у нее.
Приехав к ближайшему универмагу, мы разделились. Я купила шарф для мамы, толстовку для папы, браслет для Морган и перчатки для тети. На обратном пути тетя пообещала упаковать и отослать мои подарки на следующей неделе.
Затем мы заглянули в магазин, где продавали одежду для беременных. Откуда тетя о нем узнала, я понятия не имела – ведь ей же он был ни к чему, – но сумела найти две пары джинсов с поясом на резинке, одну чтобы носить сейчас и одну – когда живот у меня вырастет как арбуз. Честно говоря, я даже не знала, что джинсы бывают и такими.
Идти на кассу мне было страшно, я знала, какими глазами посмотрит на меня кассир, но, к счастью, тетя, кажется, почувствовала мое беспокойство.
– Если хочешь, иди в машину и подожди там, – беспечным тоном предложила она. – А я расплачусь, дождусь Гвен, и мы встретимся на парковке.
Мне сразу полегчало.
– Спасибо… – пробормотала я, а когда уже выходила за дверь, вдруг осознала, что монахиня, пусть даже бывшая, оказалась лучшим человеком из всех, кого я знала.