Она сняла куртку.
– Протечек нет, генератор работает исправно.
– О, хорошо. А Брайс говорит, что может починить твою машину.
– А что с ней не так?
– Надо подтянуть ремень привода.
Видимо, ее озадачило то, что ответ дала я, а не Брайс. А я, взглянув на него, поняла, что он все еще думает о своих недавних признаниях.
– Можно Брайсу остаться на ужин?
– Конечно, можно, – кивнула она, – но разносолов не ждите.
– А горячие сэндвичи с сыром будут?
– Ты хочешь? Может, с супом?
– Будет в самый раз.
– И мне так легче. Через час, ладно?
Я ощутила, как нестерпимое желание у меня внутри лопнуло, будто попкорн в микроволновке.
– Жду с нетерпением.
После ужина я проводила Брайса до двери. На пороге он обернулся.
– Завтра увидимся? – спросила я.
– Приеду в девять. Спасибо за ужин.
– Это моей тете спасибо, а не мне. А я только посуду помыла.
– Ее я уже поблагодарил, – он сунул руку в карман. – Сегодня у меня был хороший день. В смысле, я лучше узнал тебя.
– И я тоже. Хоть ты и соврал мне.
– Когда это?
– Когда сказал, что я не выгляжу беременной.
– А ты и не выглядишь. Нисколько.
– Ага, как же… – я криво усмехнулась. – Еще месяц подожди.
События следующих полутора недель смешались воедино – пробные работы перед итоговыми, попытки делать задания следующего семестра с опережением, фотографирование. Гвен проверила мое состояние и сказала, что мы с ребенком чувствуем себя неплохо. Вдобавок я начала платить за пленку и фотобумагу, которыми пользовалась; мама Брайса заказывала их сразу помногу, чтобы получалось не так дорого. Брайсу было неловко брать у меня деньги, но я расходовала столько пленки, что считала необходимым платить за нее. А особенно меня радовало то, что с каждой отснятой катушкой фотографии получались все лучше и лучше.
Со своей стороны, Брайс почти всегда проявлял мою пленку в тот же вечер, пока я делала дополнительные школьные задания. На следующее утро мы просматривали «контрольки» и вместе выбирали, какие снимки отпечатать. Он помогал мне также делать карточки с новым материалом, когда я считала, что они мне нужны, опрашивал по новым параграфам каждого предмета и успел подготовить меня к итоговым работам вовремя. Не скажу, что я выполнила их с блеском, но вспоминая свои прежние оценки, я чуть не потянула мышцу, одобрительно похлопывая саму себя по плечу. А потом, после того как Брайс в моем присутствии подтянул ремень привода в тетиной машине, у нас осталось только одно большое дело: научиться печь тетины булочки, явившись к ней в магазин.
Мы пришли к ней в субботу, за несколько дней до приезда моих родителей. Тетя заставила нас надеть передники и вместе с нами прошлась по всем этапам процесса.
Что касается секретов рецепта, они сводились к следующему: важно было взять муку с разрыхлителем «Белая лилия», а не какую-нибудь другую, и тщательно просеять ее перед тем, как отмерить, – тогда булочки получались пышнее. Потом требовалось добавить кулинарный жир «Криско», пахту и немного суперсекретной кондитерской сахарной пудры, что кое-кто на юге счел бы кощунством. Дальше надо было следить, чтобы не перестараться с тестом, замешивая его. Да, и ни в коем случае не поворачивать форму для вырезания булочек, а вдавливать ее в раскатанное тесто ровно и прямо. Вынутые из духовки еще горячие булочки следовало смазать с обеих сторон растопленным сливочным маслом.
Естественно, у Брайса возникла уйма вопросов, он вообще отнесся к уроку гораздо серьезнее, чем я. А когда откусил булочку, то прямо-таки застонал совсем по-детски. Тетя разрешила ему поделиться рецептом со своей мамой, но он почти возмутился:
– Еще чего! Это мой подарок.
Позднее, тем же днем, Брайс наконец показал мне снимок, сделанный на следующий день после бури, – тот самый, со мной и Дейзи.
– Я напечатал один и для тебя, – он вручил мне фотографию. Мы сидели в его пикапе, припаркованном неподалеку от маяка. Я только что сделала несколько снимков заката, небо уже начинало темнеть. – Вообще-то мне мама помогала печатать, но суть ты уловила.
Я сразу поняла, зачем ему понадобилось печатать этот снимок для себя. Получилось симпатично и трогательно, несмотря на мое участие. Он кадрировал фотографию так, чтобы на ней поместились только наши головы в профиль, и поймал момент, когда мои губы только прикасались к носу Дейзи; мои глаза были закрыты, глаза Дейзи светились обожанием. И самое лучшее: моей фигуры не было видно на снимке, так что легко верилось, будто недавних событий не происходило.
– Спасибо, – я не сводила глаз с фотографии. – Хотела бы я снимать так же хорошо, как ты. Или твоя мама.
– Ты снимаешь гораздо лучше, чем я, когда только начал. Некоторые твои снимки выглядят потрясающе.
Может быть, мысленно откликнулась я. А может, и нет.
– А я как раз хотела спросить: как думаешь, ничего, что я бываю в фотолаборатории? В смысле, во время беременности?
– Я уже спрашивал об этом маму. Не волнуйся, тебя я не упоминал, а она сказала, что во время беременности работала в фотолаборатории. И сказала, что главное – надевать резиновые перчатки и возиться с химикатами не каждый день, тогда это не опасно.
– Это хорошо, – обрадовалась я. – Обожаю смотреть, как изображение проступает на бумаге. Только что ничего не было… и вдруг мало-помалу снимок будто оживает.
– Прекрасно тебя понимаю. Для меня это неотъемлемая часть фотографирования, – добавил он. – Но иногда я задумываюсь, что будет, когда получит распространение цифровая фотография. Наверное, тогда уже больше никто не будет проявлять снимки.
– Цифровая фотография? Что это?
– Это когда изображения сохраняются не на пленке, а на диске в фотоаппарате, так что можно перекинуть их в компьютер, не пользуясь сканером. Может, появятся даже фотоаппараты, на которых можно просматривать снимки на маленьком экране.
– А это возможно?
– Я уверен, что так и будет. Сейчас фотоаппараты страшно дорогие, но как и у компьютеров, их стоимость наверняка будет снижаться. Со временем большинство людей захотят перейти на цифровые фотоаппараты вместо пленочных. В том числе и я.
– Как-то грустно от этого, – призналась я. – Сразу пропадет часть магии.
– Таково будущее. И потом, ничто не длится вечно.
Я невольно задумалась, не имеет ли он в виду не только фотографию, но и нас.
До приезда родителей оставалось все меньше времени, и меня не покидала нервозность, приглушенная тревога, бушевавшая внутри. Родители должны были прилететь в Нью-Берн в среду и утром в четверг ранним паромом отправиться в Окракоук. Задерживаться в гостях они не планировали – всего лишь пробыть до воскресенья, чтобы всем нам вместе сходить в церковь и попрощаться после службы прямо там же на парковке.
В четверг утром я проснулась раньше обычного, чтобы принять душ и подготовиться, но даже когда пришел Брайс, с трудом могла сосредоточиться на занятиях. Не то чтобы дел было много – итоговые контрольные остались позади, я проходила материал второго семестра в темпе, которым гордилась бы даже Морган. Брайс видел, что я взвинчена, и я почти не сомневалась, что и Дейзи улавливает мои настроения. Как минимум дважды в час она подходила ко мне, тыкалась носом в мою ладонь и коротко, гортанно подвывала. Несмотря на ее старания успокоить меня, к тому времени как тетя Линда заехала за мной по пути к пристани встречать паром, на котором должны были прибыть родители, ноги у меня тряслись так, что я едва поднялась со стула.
– Все будет хорошо, – заверил Брайс, который собирал мои работы в аккуратные стопки на кухонном столе.
– Надеюсь, – пробормотала я. Поглощенная своими тревогами, я почти не замечала, какой он симпатичный или как я завишу от него в последнее время.
– Ты все еще хочешь, чтобы я пришел завтра?
– Мои родители сказали, что хотят с тобой познакомиться.
Я не стала объяснять, что ужасаюсь одной мысли, что останусь с родителями наедине, пока тетя Линда в магазине.
К тому времени тетя заглянула в дверь.
– Ты готова? Паром причалит через десять минут.
– Почти, – ответила я. – Мы уже наводим порядок.
Я закинула тетради к себе в спальню, схватила куртку и вместе с Брайсом спустилась по лестнице. Забираясь в свой пикап, он подмигнул мне, и я, слегка приободрившись, но все еще нервничая, села в тетину машину.
День был холодный и серый, мы подъехали к пристани. Взятая напрокат родителями машина стояла второй в очереди съезжающего с парома транспорта. Заметив нас, папа затормозил, мы направились к ним.
Объятия, поцелуи, возгласы «как приятно тебя видеть», никаких упоминаний о моих размерах – вероятно, потому что родители хотели и дальше делать вид, будто я вовсе не беременна, – и я вернулась в машину к тете. Я то и дело поглядывала в боковое зеркало, пока родители следовали на своей машине за нами к дому. Там они припарковались рядом с нами, вышли и уставились на дом. Пасмурным днем он показался мне еще более ветхим, чем обычно.
– Вот оно как, значит… – произнесла мама, кутаясь в куртку от резкого ветра. – Теперь понимаю, почему нам пришлось забронировать номер в отеле. Места здесь явно на всех не хватит.
– Здесь уютно и прекрасный вид на воду, – сообщила я.
– Паром тащился целую вечность. Он всегда ходит так медленно?
– Да, наверное, – кивнула я. – Но к этому быстро привыкаешь.
– Хм-м… – отозвалась мама. Тем временем папа продолжал молчать, и мама больше ничего не добавила.
– Как насчет обеда? – вмешалась тетя с нарочитой жизнерадостностью. – Я приготовила салат с курицей, можно еще сделать сэндвичи.
– У меня аллергия на майонез, – сказала мама.
Тетя Линда поспешила исправиться:
– Кажется, еще оставался мясной рулет, сделаю тебе сэндвичи с ним.
Мама кивнула, отец опять промолчал. Мы вчетвером начали подниматься по лестнице к входной двери, и с каждым шагом у меня в животе будто разверзалась зияющая пропасть.