– Спасибо. У меня хорошие учителя.
Она сложила руки на коленях, и я почувствовала, как ей неловко. И поняла, что она приехала сюда не для того, чтобы беседовать со мной о фотографии. Прокашлявшись, я спросила:
– Когда возвращается ваш муж?
– Думаю, скоро. Точной даты я не знаю, но дома его не хватает. Растить троих мальчишек одной не всегда легко.
– В этом я даже не сомневаюсь. И все-таки у вас потрясающие дети. Вы прекрасно воспитываете их.
Она отвела взгляд и тоже прокашлялась.
– Я не рассказывала тебе, что было с Брайсом после того, как я попала в аварию?
– Нет.
– Естественно, это был тяжелый период, но к счастью, Портеру разрешили первые шесть месяцев работать из дома, так что он смог заботиться обо мне и детях, а заодно и переоборудовать дом в расчете на инвалидное кресло. Но потом ему снова пришлось вернуться к работе. А я все еще мучилась от болей и не могла передвигаться так, как сейчас. В то время Ричарду и Роберту исполнилось четыре года, хлопот с ними была уйма. Гиперактивность, привередливость в еде, неряшливость. Брайс, хоть ему и было всего девять лет, стал мужчиной в нашем доме, пока его отец занят на работе. Он не только присматривал за братьями, но и помогал мне. Читал близнецам, развлекал их, готовил им, загонял в ванну, укладывал в постель. Словом, делал все. Однако из-за меня на него легли и те дела, к которым ребенок не должен иметь никакого отношения – так, он помогал мне в ванной и даже одевал меня. И не жаловался, но я все равно чувствовала себя виноватой за это. Потому что ему пришлось взрослеть быстрее, чем его сверстникам, – она вздохнула, и я заметила у нее на лице морщинки сожаления. – После этого он уже больше не был ребенком. И я даже не знаю, хорошо это или плохо.
Я попыталась придумать уместный ответ и не смогла. Наконец я выговорила:
– Брайс – один из самых удивительных людей, каких я когда-либо встречала.
Она повернулась к берегу, но мне показалось, что на самом деле она не видит то, что у нее перед глазами.
– Брайс всегда считал, что оба его брата… лучше, чем он. А они, несмотря на всю их исключительность, не Брайс. Ты же их видела: при всем их уме они еще дети. Тогда как Брайс в их возрасте уже был взрослым. К шести годам он объявил, что намерен поступать в Вест-Пойнт. Хоть мы и семья военного, хоть Вест-Пойнт – альма-матер Портера, на решение Брайса мы никак не повлияли. Будь наша с Портером воля, мы отправили бы его в Гарвард. Его и туда приняли – он тебе не говорил?
Все еще пытаясь осмыслить услышанное от нее о Брайсе, я помотала головой.
– Он сказал, что не хочет, чтобы нам пришлось платить. Для него вопрос гордости получить высшее образование без нашей помощи.
– Это на него похоже, – признала я.
– Разреши задать тебе вопрос, – наконец повернулась она ко мне, – тебе известно, почему последние пару недель Брайс выходит рыбачить вместе со своим дедом?
– Наверное, потому что его дедушке нужна помощь. Ведь мистер Трикетт еще не вернулся.
Губы миссис Трикетт сложились в грустную улыбку.
– Моему отцу помощь Брайса не нужна. Обычно он не нуждается даже в помощи Портера. Тот подключается, только когда нужен ремонт оборудования или двигателя, но в море моему отцу никто не нужен – кроме палубного матроса, который работает с ним уже не первый десяток лет. А отец рыбачит больше шестидесяти. Портер выходит с ними, потому что не любит сидеть без дела и хочет побыть в море, да еще потому, что они с моим отцом прекрасно ладят. Дело вот в чем: не знаю, по какой причине Брайс выходит с ним рыбачить, но мой отец упоминал, что Брайс заводит разговоры, которые его тревожат.
– Это какие же?
Она посмотрела мне в глаза.
– В числе прочего, он задумался о правильности своего решения учиться в Вест-Пойнте.
Я растерянно заморгала.
– Но… как же… это же чушь какая-то! – наконец выговорила я.
– Вот и моему отцу так показалось. И мне тоже. Портеру я об этом еще не говорила, но вряд ли он поймет, в чем тут дело.
– Разумеется, он пойдет в Вест-Пойнт! – затараторила я. – Мы же столько раз об этом говорили! Вспомните, как упорно он тренировался, как готовился…
– Вот еще одна странность, – подхватила она. – Он перестал тренироваться.
Этого я никак не ожидала.
– Из-за Гарварда? Потому что захотел учиться там?
– Не знаю. Но в таком случае ему придется отправить бумаги как можно скорее. Насколько мне известно, последний срок подачи, возможно, уже прошел, – она подняла глаза к небу, потом снова посмотрела на меня. – Но мой отец говорит, что он задает уйму вопросов о рыболовном деле – о том, сколько стоит лодка, каковы счета за ремонт и так далее. И постоянно выпытывает у него подробности.
Все, что я могла сделать в ответ – озадаченно встряхнуть головой.
– Уверена, это он просто так. Мне он ни о чем таком не говорил. Вы же знаете, ему все интересно.
– Как он в последнее время? Как себя ведет?
– Немного не в себе с тех пор, как отдал Дейзи. Я думала, это потому что он скучает по ней.
О моментах, когда он становился прилипчивым, я не стала говорить – они казались слишком личными.
Миссис Трикетт снова засмотрелась на воду, голубизна которой сегодня была такой яркой, что резала глаза.
– По-моему, Дейзи здесь ни при чем, – заключила она, и прежде чем я успела обдумать ее слова, взялась за колеса своего кресла, явно собираясь уезжать. – Я просто хотела узнать, не сообщал ли он что-нибудь об этом тебе, так что спасибо за разговор. Поеду-ка я домой. Ричард и Роберт затеяли какой-то научный эксперимент, и только Богу известно, чем он может кончиться.
– Да уж, – кивнула я.
Она повернула кресло, потом оглянулась.
– Когда должен родиться ребенок?
– Девятого мая.
– Ты зайдешь к нам попрощаться?
– Возможно. Просто я стараюсь лишний раз не появляться на людях. Но мне хочется поблагодарить вас за доброту и радушие.
Она кивнула, словно такого ответа и ожидала, однако ее лицо по-прежнему было озабоченным.
– Хотите, я поговорю с ним? – крикнула я ей вслед, пока она катилась к фургону.
Она только махнула рукой и отозвалась через плечо:
– У меня такое чувство, что скоро он сам решит поговорить с тобой.
Я еще сидела на ступеньках, когда час спустя вернулась из магазина тетя Линда. Я увидела, как она останавливает машину и вглядывается в меня, прежде чем выйти.
– Ты как, ничего? – спросила она, подходя ко мне.
Я покачала головой, она помогла мне встать. В доме она провела меня к кухонному столу, усадила и сама села напротив. Спустя некоторое время она взяла меня за руку.
– Хочешь рассказать мне, что случилось?
Сделав глубокий вдох, я рассказала ей все, и к тому времени, как умолкла, выражение ее лица смягчилось.
– Я сразу поняла, что она тревожится за Брайса, когда виделась с ней сегодня.
– Что же мне ему сказать? Стоит ли мне с ним поговорить? И объяснить, что он должен поступить в Вест-Пойнт? Или хотя бы попросить – пусть поговорит со своими родителями о том, что задумал?
– А тебе, надо полагать, что-нибудь об этом известно?
Я покачала головой. И добавила:
– Не понимаю, что с ним творится.
– А мне кажется, понимаешь.
Дело в тебе, имела в виду она.
– Он ведь знает, что я уезжаю, – возразила я. – И знал с самого начала. Мы постоянно об этом говорили.
Тетя, кажется, задумалась над своим ответом.
– Возможно, – мягко произнесла она, – то, что ты говорила, ему не понравилось.
Я плохо спала и в ту ночь, и в ночь на воскресенье, и поймала себя на мысли, что согласилась бы даже на двенадцатичасовую поездку в церковь как способ отвлечься от раздумий, движущихся по замкнутому кругу. Когда Гвен пришла на очередное обследование, мне едва удалось сосредоточиться, а после ее ухода стало еще хуже. Куда бы я ни направилась в пределах дома, мои тревоги следовали за мной, вопросы возникали один за другим. Даже редкие схватки Брэкстона-Хикса отвлекали меня ненадолго, настолько я привыкла к этим спазмам. Беспокойство изнуряло меня.
Было 21 апреля. До предполагаемой даты рождения ребенка оставалось восемнадцать дней.
В понедельник утром, явившись ко мне заниматься, Брайс почти ничего не рассказал о том, как провел выходные. Я принялась расспрашивать его, будто ради поддержания разговора, и он упомянул, что они заплыли дальше от берега, чем собирались, а сезон ловли желтоперого тунца как раз в разгаре, так что оба дня принесли им приличный улов. Брайс ничего не сказал ни о причинах, по которым пропадал в выходные предыдущие две недели, ни о своих планах на поступление, и я, не уверенная, стоит ли допытываться, перевела разговор.
И все пошло по-прежнему, будто ничего не случилось. Больше учебы, еще больше фотографии. К тому времени фотоаппарат я знала как свои пять пальцев и могла менять настройки с завязанными глазами; я заучила почти наизусть технические характеристики всех снимков из коробки и понимала, какие ошибки допустила, делая фотографии сама. Вернувшись домой, тетя спросила, не найдется ли у Брайса несколько минут – помочь ей повесить новые полки для книжного отдела магазина. Он охотно согласился, а я осталась дома.
– Как все прошло? – спросила я, когда тетя вернулась домой одна.
– Он прямо как его отец – мастер на все руки, – восхищенно ответила она.
– А как он сам?
– Никаких странных вопросов и замечаний, если ты об этом спрашиваешь.
– Вот и мне сегодня показалось, что он ведет себя как обычно.
– Но ведь это же хорошо, да?
– Наверное.
– Забыла сказать: сегодня я говорила с директором и твоими родителями насчет школы.
– Зачем?
Она объяснила суть дела, и хотя я согласилась с ней, она, должно быть, уловила что-то в выражении моего лица.
– У тебя все хорошо?
– Даже не знаю, – призналась я.