Лука падает на колени рядом с Флинтом, берет его за руку и прижимает ее к своему лицу.
– Пожалуйста, – шепчет он мне. – Пожалуйста.
– Я спасу его, – говорю я Луке, молясь о том, чтобы так оно и было. – Я не дам ему умереть.
Он кивает, затем смотрит на Джексона.
– Что мне делать?
– Действуй, – рычит Джексон, и Лука кивает, переносится, и до нас доносятся крики падающих на камни под нами вампиров, ведьм и ведьмаков.
Я ни о чем не спрашиваю, поскольку знаю – их убивает Лука.
– Иди, – говорю я Джексону и продолжаю врачевать Флинта. Может, мне лучше превратиться в горгулью и использовать кусочек себя, чтобы исцелить Флинта, как я сделала, когда врачевала Мекая? Но все мои инстинкты говорят мне держаться нынешнего курса, кричат, что для этого еще не время, что нынешняя моя тактика – это единственный способ спасти Флинта.
И я продолжаю, изливая в него всю силу, которая во мне есть, пока моя татуировка опять не тускнеет. Всякий раз, когда это происходит, я становлюсь слабее, мои силы иссякают, но это естественно. Магическая сила – это дар и ответственность, но сколько бы ее ни было – или сколько бы ты ни забрала у других, – все равно приходится платить за то, что ты обманываешь смерть.
Я научилась этому у Джексона, у Хадсона, у Мекая и даже в каком-то смысле у Зевьера. Возможностям магической силы есть предел, но сейчас ради Флинта я готова использовать их все. Готова на все.
Хадсон и Джексон снова оказываются рядом, и на сей раз вид у них еще более изможденный. Но они все равно протягивают мне руки, и я, не колеблясь, хватаюсь за их запястья и забираю у них энергию для врачевания, после чего они переносятся обратно.
Через пару минут появляется Лука, чтобы посмотреть, как там Флинт. Он нетвердо держится на ногах, но все равно настаивает, чтобы я взяла у него столько силы, сколько могу. Коснувшись его, я понимаю, что силы у него намного меньше, чем у Хадсона или Джексона, но кое-какая сила у него все-таки есть, и я стараюсь использовать ее по максимуму. С ним это оказывается труднее, чем с нами, и я не знаю, потому ли это, что он не так силен, как они, или потому, что моя жизнь неразрывно связана с братьями Вега.
Впрочем, это не важно, тем более что Лука отдергивает руку, когда рядом вдруг появляется ведьма. Она направляет молнию во Флинта, но промахивается, и Лука бросается на нее. Он уже близок к тому, чтобы схватить ее, но в последнюю секунду она уворачивается и насылает на него заклятие.
Он пытается увернуться, но уже поздно. Молния ударяет его прямо в грудь.
Глава 154. Пока смерть не разлучит нас
Я кричу, когда воздух наполняется тошнотворным запахом горящей плоти. Я чувствую рвотный позыв, но подавляю его… и тут рядом со мной, всего в нескольких дюймах падает бездыханное тело Луки.
Я знала, что он мертв, еще до того, как он упал, но я все равно бросаюсь к нему, говоря себе, что это неправда. Что надо попытаться спасти его. Но уже поздно. Я ничего не могу сделать, здесь нечего врачевать. Он погиб, и этого не изменишь.
И Флинт, скорее всего, последует за ним.
Меня охватывают горе, страх и гнев. Как это вообще может происходить? Он отправляет нас в тюрьму за попытку предотвратить войну, а теперь сам развязывает ее? Он убивает людей, уничтожает их, потому что он алчен – и потому что он может это сделать. Но при этом преступниками он объявляет нас?
Я смотрю на то, что когда-то было одним из самых безмятежных и прекрасных мест, которые мне доводилось видеть. Горячие источники и деревья на фоне арктического моря. Теперь же его усеивают мертвые тела, вокруг стоят лужи крови, и мне хочется тоже ринуться в бой. Мне это необходимо.
Вместе с вампирами, ведьмами и ведьмаками сражаются также и человековолки. Их много – слишком много. Драконам их не удержать, даже несмотря на то, что рядом с драконами сражаются мои друзья.
Мне хочется превратиться в горгулью. И сражаться вместе с Хадсоном, Джексоном, Мэйси и Мекаем. Но если я это сделаю, Флинт умрет. Это верно, им нужны бойцы, но я должна положиться на них, должна верить, что они смогут победить. Как они полагаются на меня, веря, что я спасу Флинта.
Это проигрышная ситуация со всех сторон, но, возможно, мне все-таки удастся спасти Флинта. Возможно. И если да, то, возможно, они сумеют спасти всех нас, остальных. Я спешу обратно к Флинту, жалея о том, что мне нечем прикрыть тело Луки. Мне надо спасать того, кого Лука любил. Того, за кого он отдал свою жизнь.
По моим щекам текут слезы, тело сотрясают рыдания, и я понимаю, что мне надо остановиться, надо взять себя в руки и передохнуть. Но я чувствую, что Флинт находится между жизнью и смертью, так что сейчас или никогда. Либо я все исправлю, либо ему конец. И я держу руки на его ране, изливая в него всю силу, которую могу найти в себе. К нам несется человековолк, сейчас он набросится на нас. А я потратила уже столько сил, что их во мне не осталось даже для того, чтобы сменить обличье.
Но в самое последнее мгновение рядом оказывается Мэйси и обращает человековолка в камень. Его тело падает со скалы прямо в горячий источник.
– Джексон сказал мне, что произошло, – говорит она. – Я с тобой. – Она творит еще одно заклятие и отделяет нас ото всех магической стеной.
Хадсон успевает протиснуться к нам до того, как стена смыкается, смотрит на меня и протягивает руку, чтобы я смогла выкачать из него еще больше силы. Но тут его взгляд падает на тело Луки, и он замирает.
– Он пытался защитить Флинта, – говорю я, беря его запястье, чтобы выкачать из него еще немного магической силы. Немного, потому что я знаю, зачем он явился на этот раз – не затем, чтобы дать мне еще силы, а затем, чтобы положить всему этому конец раз и навсегда.
– О ком ты говоришь? – спрашивает Мэйси и оглядывается по сторонам.
При виде мертвого тела Луки она вскрикивает, и ее глаза наполняются слезами.
– О нет, – шепчет она, и я знаю – сейчас она думает о Зевьере.
Я ожидаю, что ее магическая стена падет, потому что трудно контролировать магию, когда тебя обуревают эмоции, но этого не происходит. Напротив, моя кузина стискивает зубы, продолжая направлять свою волшебную палочку на стену, а другую руку протягивает мне.
– На этот раз используй мою силу, – говорит она. – Хадсону его сила нужна больше.
Значит, она тоже понимает, зачем он здесь.
Я начинаю выкачивать ее энергию. Эта энергия так отличается от той, которую я получала от Хадсона, Джексона и Реми, что поначалу я не могу понять, выкачиваю я из нее какую-то силу или нет. Но затем я чувствую ее – легкую, женственную, мощную, не похожую на то, чем я пользовалась прежде – и начинаю выкачивать столько, сколько можно, чтобы не оставить Мэйси совсем без сил.
За стеной все так же слышатся крики, и я смотрю на Хадсона. Видно, что ему невыносимо тяжело.
– Грейс, – шепчет он, и я киваю. Потому что знаю, о чем он хочет спросить. Знаю, что ему нужно мне сказать.
Он единственный, кто может нас спасти. Единственный, кто может положить всему этому конец. Но чего это будет ему стоить? Все боятся его, боятся того, что он может сделать. Но это только потому, что они не знают, как он ненавидит свою способность к разрушению, как желал бы избавиться от нее.
Я видела его глаза в Каземате, видела, как его мучает то, что он совершил и что может совершить. За все то время, что я знаю его, он использовал свой дар только однажды, после Испытания во время Лударес. Но даже когда он был в ярости от того, что сделал его отец, он позаботился о том, чтобы все смогли спастись. Перед тем как разрушить стадион, он удостоверился, что на нем никого не осталось.
Однако сейчас дело обстоит иначе – с точностью до наоборот. Если он воспользуется своим даром, если спустит свою силу с поводка, то это будет крайнее средство.
Он не произносит ни слова, но смотрит на меня глазами, которые видели слишком много. Его сердце разбивалось так много раз. Сперва мне кажется, что он просит у меня разрешения, но чем дольше я смотрю на него, тем больше убеждаюсь, что это не так. Он ищет прощения, и притом не за прошлое, а за то, что он совершит сейчас.
Не потому, что он убийца, как его отец, или беспринципный приспособленец, как его мать, а потому, что он любит тех, кто может погибнуть в этом сражении, если он не положит ему конец. Джексона. Мэйси. Остальных наших друзей.
Меня.
Таких потерь он не смог бы перенести. Это написано у него на лице – он уничтожит любого – любого, – если так будет нужно, чтобы спасти меня. Ради этого он буквально готов сжечь весь мир.
Та девушка, которой я была прежде, та, которая когда-то так строго судила его, пришла бы в ужас от этой мысли. Но та женщина, которой я стала – та женщина, которая сражалась рядом с ним за своих друзей, за свою семью, за мужчин, которых она любит, – понимает куда больше, чем он думает.
Потому что, если потребуется, я тоже буду готова ради него сжечь весь мир.
И я делаю то единственное, что могу сделать. Я киваю.
Он закрывает глаза, делает выдох. Затем открывает глаза, обжигает меня взглядом. И шепчет:
– Я люблю тебя.
Я улыбаюсь, потому что знаю, что это значит. Знаю, что он любит меня не потому, что я прощаю его, а потому, что разрешаю ему простить себя. Для человека, который два столетия изводил себя из-за того, что он совершил, и из-за того, что не совершал, это сильные слова.
– Знаю, – шепчу я в ответ, и его глаза чуть щурятся в подобии улыбки.
Затем он закрывает глаза… и отпускает меня.
Он расправляет плечи, готовясь к тому, что ему придется совершить. И хотя это может сокрушить его душу, он спасет нас. Он отправится в гущу битвы и будет тем, чем должен быть. Не ради меня. А благодаря мне. Точно так же, как я хочу быть самой лучшей версией себя благодаря ему.
И потому я знаю, что должна сделать.
Я не могу разорвать узы нашего сопряжения просто потому, что Джексон нуждается во мне. Да, мне невыносима мысль о том, что он страдает из-за того, в чем нет его вины, что он теряет свою душу из-за того, чего не мог предотвратить. Но мы найдем другой путь.