ядя, как Хадсон уклоняется от еще одной атаки и по-прежнему не отвечает. – Может быть, для этого ему нужна его магическая сила…
– Как же мало ты веришь в свою пару, Грейс. – Я вздрагиваю, услышав голос Мекая за моим плечом.
– Дело не в том, что я не верю в него, – парирую я, даже не оглянувшись. Мне страшно, я боюсь, что Хадсона разорвут на куски, если я хотя бы моргну. – Дело в другом – я не верю, что у этих волков есть хоть капля чести.
– С этим не поспоришь, – соглашается Мекай и становится сбоку от меня, а Лука и Флинт занимают позицию сзади. Не знаю, что у них на уме – готовятся ли они защищать меня или собираются вмешаться, если Хадсону понадобится их помощь. Как бы то ни было, я благодарна им за то, что они здесь – несмотря на то, что их огромные тела вытеснили из окружающего пространства весь воздух.
– Хадсон справится, Грейс, – шепчет Флинт мне на ухо.
Я подавляю рвущийся из горла крик, когда Волчья голова бросается на Хадсона еще раз. Но тот и бровью не ведет, а просто смотрит на толпу и спрашивает:
– Почему под рукой никогда не бывает газеты, когда она нужна? – одновременно сделав вид, что он шлепает человековолка по носу. – Плохой пес.
Одна половина толпы потрясенно втягивает в себя воздух (в том числе и я), а другая разражается смехом – в это число входят все мои друзья. Даже Джексон издает короткий смешок, и это до того, как Хадсон продолжает с выраженным британским акцентом:
– Извините, что я прерываю вашу убогую… засаду? Но, судя по пене у ваших ртов, было бы нелишним спросить: вы сделали прививку от бешенства?
На сей раз вперед бросается Марк, его рука превращается в когтистую лапу, и он выбрасывает ее, целясь в лицо Хадсона. Должно быть, тот решил, что он уже достаточно посмеялся над волками, потому что в этот раз он отклоняется лишь чуть-чуть, так что вместо его щеки когти Марка раздирают его шею.
Я даже не пытаюсь сдержать крик – впрочем, даже попытайся я это сделать, у меня все равно ничего бы не вышло. Джексон сжимает мое правое плечо, а Флинт – левое.
Джексон ворчит:
– Это было нужно только затем, чтобы у него не было проблем с Фостером. Он нарочно дал им пролить первую кровь.
– Это у него получилось, – рычу я, потому что кровь обильно течет из царапин на его шее.
Хуже того, это придает Марку и остальным смелости. Они сжимают кольцо – Марк и Волчья голова спереди, и третий человековолк сзади – и, судя по их виду, явно собираются разорвать свою жертву в клочья.
Я жду, когда Хадсон отреагирует, жду, когда он сделает хоть что-то, чтобы можно было понять, как он собирается отразить очередную атаку. Но проходит, кажется, целая вечность, а он не делает ничего, только смотрит на них, переводя свои ярко-голубые глаза то на одного, то на другого из тех двух волков, которые подбираются к нему спереди.
Я больше всего беспокоюсь из-за того человековолка, который собирается напасть на него сзади, но, видимо, Хадсон чувствует, что он там, поскольку слегка поворачивается и встает спиной к стене. Но и только. И все начинает происходить словно в замедленной съемке.
Секунды кажутся мне минутами, по моей спине течет пот. Ужас раздирает меня, как дикий зверь, и я уверена – если что-то произойдет, я либо истошно заору, либо брошусь к Хадсону, чтобы заслонить его от волков.
А может, и то и другое.
Но когда стоящий рядом Джексон напрягается – возможно, из-за того, что у него мелькает та же мысль, что и у меня, – когда я начинаю искать внутри себя нить моей горгульи, Марк кидается на Хадсона, и двое остальных несутся за ним. А Хадсон… Хадсон делает то, чего я от него не ожидала. Совсем.
Схватив Марка за плечи, он отрывает его ноги на фут от пола. Но вместо того чтобы отшвырнуть его в сторону и заняться следующей угрозой, Хадсон использует рычащего и вырывающегося волка как бейсбольную биту и с размаху бьет им по волчьей голове, как по мячу.
И из Хадсона явно получился бы хороший бэттер, потому что волчья голова отлетает в сторону, как бейсбольный мяч, пролетает через вестибюль и вылетает из все еще открытых дверей. Затем, вместо того чтобы уронить Марка, как сделал бы бэттер с битой, Хадсон продолжает замах, и тело Марка врезается в каменную стену, после чего в дело вступают законы физики.
Толпа ахает, когда слышатся хруст костей и грохот осыпающихся камней.
Хадсон роняет Марка, превратившегося в груду сломанных конечностей и ребер, и поворачивается, чтобы заняться следующей угрозой. Похоже, третьему волку жить надоело либо он страдает манией величия, потому что все, у кого есть хоть капля инстинкта самосохранения, пятятся от него – в том числе все присутствующие в вестибюле человековолки.
Не знаю, в чем тут дело – то ли этот малый боится потерять лицо, то ли опасается, что его стая устроит ему головомойку, но он мчится на Хадсона, словно ракета. Хадсон и ухом не ведет, а просто стоит, готовый к атаке, расставив ноги и опустив руки, пока человековолк не оказывается совсем рядом. А затем изо всех сил бьет его ногой в коленную чашечку.
Человековолк падает с пронзительным верещанием, но Хадсон еще не закончил с ним. Он размахивается и с силой бьет его по лицу.
Все в вестибюле отшатываются, и мне не надо спрашивать почему. Пусть в мире сверхъестественных существ я и новичок, но не надо быть экспертом, чтобы понимать, что это самое жесткое оскорбление, которое один представитель мужского пола может нанести другому.
И это еще до того, как Хадсон наклоняется и говорит:
– В следующий раз, когда тебе захочется поиграть, предлагаю тебе сделать это так, чтобы я не скучал. Нет ничего хуже скуки. – Он гладит человековолка по голове и говорит: – Хороший песик. – После чего отряхивает руки и идет прямо ко мне.
Глава 40. Дерись или убегай
Парни вокруг меня вопят, радуясь триумфу Хадсона, потому что против тестостерона не попрешь, но я все еще в шоке. Мне было так страшно, я была так уверена, что они разорвут его на куски, что теперь мне нелегко оставить этот страх позади.
Как только он подходит близко, я бросаюсь к нему и крепко обнимаю его.
– Никогда больше так не делай, – говорю я.
– Не делать чего? – Он отстраняется, смотрит на меня, подняв брови, и на губах его играет чуть заметная недоуменная улыбка. – Не надирать задницы человековолкам? Боюсь, я не могу этого обещать.
Я гляжу на него, прищурив глаза и уперев руки в боки.
– Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Я боялась, что ты пострадаешь.
– Я пытался ей объяснить, что ты можешь справиться с кучкой псов, какими бы борзыми они ни были, но куда там – она не желала меня слушать, – сообщает Мекай.
– Какая муха их укусила? – спрашиваю я, вглядываясь в лица Хадсона, Флинта, Луки, Мекая и Джексона, который явно избегает смотреть на меня.
– О чем ты? – озадаченно спрашивает Флинт.
– С какой стати они вдруг решили напасть на Хадсона? Это же не имеет никакого смысла.
Все пятеро удивленно смотрят на меня.
– Да нет, это имеет смысл, – говорит наконец Лука. – Поскольку Коула выперли, у них образовался вакуум власти, и теперь каждый хочет занять место вожака. Им надо было продемонстрировать, что они тут главные, только и всего.
– Только с этим у них вышел облом, – фыркает Мекай. – Главным оказался Хадсон.
Хадсон только качает головой, и у него делается все более и более озадаченный вид. Должно быть, ему чертовски странно осознавать, что рядом есть люди, которые в случае чего прикроют его, которые верят в него и искренне желают ему успеха.
Но тут к нам по коридору приближается дядя Финн, и он явно взбешен.
– Братья Вега! – рявкает он, глядя на Хадсона и Джексона. – Идите в мой кабинет и ждите. – Когда они просто молча смотрят на него, он добавляет: – Сейчас же! – И произносит это таким тоном, что все вокруг вытягиваются по струнке – включая обоих братьев Вега.
– Что я сделал? – спрашивает Джексон, и у него делается оскорбленный вид.
Но дядя Финн не сдает назад.
– Наверняка без тебя не обошлось. – Он показывает на коридор, ведущий в его кабинет, затем поворачивается к Мэриз – вампирше, которая ведает лазаретом, – и приказывает: – Доставьте этих трех человековолков в лазарет. Привлеките других учеников выпускного класса, если вам понадобится помощь. Я приду позже, чтобы обсудить с ними наказания.
– А пока что… – Он поворачивается к толпе, набившейся в комнату отдыха, и командует: – Разойдитесь.
В кои-то веки они мгновенно подчиняются. Едва он обводит комнату взглядом, ученики начинают расходиться.
Если честно, я впечатлена. Вот уж не думала, что дядя Финн способен на такое. Он всегда казался мне таким директором школы, который полагается на убеждение, а не на страх, но теперь я вижу, что, когда надо, он умеет нагонять страх.
Я жду, чтобы комната опустела, прежде чем приблизиться к нему, но едва я подхожу, он говорит:
– Ты тоже, Грейс.
Сейчас, когда он разговаривает со мной, его голос звучит тише, чем когда он говорил с остальными, но его слова все равно звучат как приказ – это очевидно. И все же я пытаюсь объяснить ему, что произошло.
– Но, дядя Финн, Хадсон не виноват…
– Не тебе это решать, Грейс. – Впервые он говорит со мной холодно. Мой милый, добрый дядя Финн куда-то исчез, и его место занял директор школы, который очень рассержен и никому не позволит себе перечить. В том числе и мне. – Иди на урок. Сейчас прозвенит звонок.
И точно, звучит послеобеденный звонок – припев старой песни I Put a Spell on You. Похоже, время Билли Айлиш в Кэтмире прошло – во всяком случае, пока.
Я сжимаю руку Хадсона и иду на урок, по дороге заглянув в кафетерий, чтобы взять яблоко, но весь остаток дня у меня не получается сосредоточиться – особенно из-за того, что ни Джексон, ни Хадсон не отвечают на мои сообщения. Я знаю, что Хадсон и так то ли под арестом, то ли под надзором – иными словами, он лишен своей магической силы, – но не может же дядя Финн исключить его из школы, не так ли? Он же всего-навсего защищался.