Желание — страница 61 из 133

Я киваю и, взглядом сказав Мэйси «зайди ко мне после ухода Нури», вхожу в комнату. Нури задерживается перед дверью, словно ожидая, что я скажу ей спасибо или закрою дверь, но скорее ад замерзнет, чем я сделаю то или другое.

Она пригласила нас сюда на праздник и чтобы помочь нам придумать, что делать, а затем сделала разворот и, не задумываясь, посадила Хадсона в тюрьму. Я ни за что не стану ее благодарить. И ни за что не закрою эту дверь, ведь она может запереть ее с той стороны.

Возможно, эта комната и являет собой воплощение роскоши, но если запереть дверь снаружи, она тоже превратится в тюрьму. Нет, я не стану сознательно отказываться от свободы. Ведь свобода стольких людей зависит от того, смогу ли я сохранить свою.

Поэтому вместо того, чтобы сказать что-то Нури, Флинту или остальным, я опускаю свой рюкзак на полку шкафа рядом с дверью и начинаю рыться в нем, повернувшись к ней спиной.

Я чувствую, что она ждет, слышу ее дыхание, но, когда становится очевидно, что я не сдвинусь с места, она протягивает руку и начинает закрывать дверь.

– Спасибо, не надо. – Я вытягиваю каменную руку и каменную ногу и не даю двери закрыться.

Теперь Нури выглядит уже не шокированной, а заинтригованной – и настороженной. Очень, очень настороженной.

– Полагаю, тогда мы оставим ее открытой, – говорит она, прежде чем продолжить свой путь по коридору, и мои друзья следуют за ней, как утята за уткой… или как верные слуги. Думаю, следующие несколько дней покажут, что к чему.

Глава 74. На самом деле прошлое – это пролог

– Боже, – говорит Мэйси, едва зайдя в мою комнату.

– Я знаю, – отвечаю я, подвинувшись на кровати впервые после того, как легла на нее полчаса назад.

Я пересчитала все розы на потолочном карнизе по меньшей мере десять раз и счастлива сообщить, что всего их двести двадцать семь, что у каждой из них по восемь лепестков, то есть общее количество лепестков составляет тысяча восемьсот шестнадцать. Конечно, до этого никому нет дела, но эти подсчеты дали мне возможность занять себя чем-то помимо маниакального ощупывания синей нити уз сопряжения.

– Это просто жесть, Грейс.

– Я знаю.

– Что мы будем делать?

– Не знаю. – Я достаю из рюкзака «Твикс» и отдаю одну палочку Мэйси. Нури поставила в наших комнатах корзинки с фруктами и сыром, однако я не только не хочу ничего от нее принимать, но и не доверяю ничему из того, что исходит от нее. – Ты имеешь в виду, что делать помимо освобождения Хадсона из тюрьмы до того, как он разнесет все это чертово здание? За это он наверняка попал бы в настоящую тюрьму, и не только потому, что нам нужно найти кузнеца.

– Да. – Она вздыхает. – Я понимаю.

Я вгрызаюсь в «Твикс», надеясь, что шоколад взбодрит меня, затем задаю вопрос, который мучает меня с тех самых пор, как Нури показала свое истинное лицо.

– Как ты думаешь, Флинт знал, что так случится?

– Что? – Мэйси потрясена. – Он бы не стал поступать так с тобой.

Мне хочется в это верить, но я уже один раз ошиблась насчет него. И хотя я считаю, что прошлое надо оставлять в прошлом, это трудно сделать, если оно бьет тебя кулаком в лицо. Причем неоднократно.

– Не знаю. Мне хочется верить, что он не стал бы нас предавать, но что, если все это было просто хитрой уловкой, чтобы заманить сюда Хадсона?

На лице Мэйси отражается замешательство.

– Они устраивают этот праздник каждый год. Это не уловка…

– Я не о празднике. А обо всей этой истории с визитом сюда якобы по делам Круга. И с рассказами о том, что какой-то дракон смог выбраться из Этериума уже через день. Что, если все это было туфтой, придуманной только затем, чтобы расстроить наши планы? – Мой голос пресекается, и я делаю глубокий вдох, полная решимости обуздать панику, которая мучает меня с тех самых пор, как открылись двери лифта.

Но легче сказать, чем сделать.

– Что, если Флинт думает… – Я замолкаю, потому что точно не знаю, что хочу сказать. А также, наверное, потому, что мне страшно облечь в слова свой страх.

– Что, если я думаю что? – спрашивает Флинт, стоя в дверях. Лицо его напряжено, а от его фирменной широкой улыбки не осталось и следа.

Лука стоит за его спиной, но от вампира исходит ледяной холод. Видимо, не только меня одолевают сомнения.

– Не знаю, – отвечаю я, чувствуя себя преданной. – Может, если бы я это знала, я бы не чувствовала себя такой обманутой.

На его челюсти ходят желваки.

– Это несправедливо, Грейс.

– Несправедливо? Ты это серьезно? Хадсон сидит сейчас в камере…

– За то, что убил моего брата! – рычит он. – Он заключен в тюрьму, потому что убил Дэмиена. Ты все время об этом забываешь.

– Ничего я не забываю.

– Боже. Ты все-таки знал, – говорит Мэйси, и видно, что ей противно.

– Я не знал. – Он мотает головой. – Я бы никогда не пригласил вас сюда, если бы знал. Но вы должны понять ее. Это он убил ее сына.

– Потому что ее сын действовал заодно с Сайрусом в его стремлении захватить мир, – говорю я ему. Поверить не могу, что мы вообще ведем этот спор. – Он собирался причинить зло многим людям. Он…

– Он был моим братом. И я любил его. Теперь оказалось, что он не был хорошим парнем – и я сожалею об этом, правда сожалею. Но нельзя убивать людей за то, что они говнюки. Вы действительно считаете, что Хадсон не должен понести наказание за то, что он сделал с Дэмиеном? За то, что он сделал со всей моей семьей?

– Как ты не понес наказания за то, что пытался убить меня? – атакую я. – Или моя жизнь не имела значения, поскольку Лия уже убила моих родителей, так что обо мне никто не стал бы грустить?

– Мы с отцом грустили бы о тебе, – тихо говорит Мэйси.

Я смотрю на Флинта с холодной улыбкой.

– Такие дела.

– Это другое, Грейс. Я пытался спасти…

– Что? Мир? – сладким голосом говорю я, округлив глаза. – От кого? От меня?

Я смотрю на Мэйси и Луку, напустив на себя самый невинный вид.

– Но разве это не странно, если следовать твоей логике, ведь я-то вообще не была ни в чем виновата? Я даже не понимала, что происходит. Это у Лии был гнусный план. Это Лия пыталась «уничтожить мир», вернув к жизни злодея Хадсона Вегу. Но она была слишком сильна, чтобы ты выступил против нее, так что ты решил, что умереть должна я. Ты решил, что я стану сопутствующим ущербом в реализации твоего замысла по спасению мира. И ущерб этот ты считал приемлемым.

Мое горло сжимается от волнения, и я трачу секунду на то, чтобы прочистить его, потому что еще не закончила.

– И что же я сделала, Флинт? Выдвинула против тебя обвинения? Потребовала, чтобы ты отправился в тюрьму за покушение на убийство? За нанесение телесных повреждений? За соучастие в человеческом жертвоприношении? Нет, я не стала этого делать. Я оставила это в прошлом и стала жить дальше. Потому что я понимала, что, по твоему мнению, ты находился в безвыходном положении и пытался спасти тех, кого мог. Я до сих пор считаю, что это решение было правильным. Я думала, что мы можем оставить прошлое в прошлом, и все будет хорошо. Но это не значит, что ты можешь при мне изображать из себя праведника, жалкий ты сукин сын. Потому что единственная разница между тем, что сделал Хадсон, и тем, что делал ты, заключается в том, что у него получилось. И в том, что его жертва получила по заслугам. Так что иди на хрен вместе со всем твоим Двором драконов. Я сама отыщу эту темницу, или подвал, или где они там его держат. Я освобожу Хадсона, а затем мы уберемся отсюда. И если мы с тобой больше никогда не скажем друг другу ни слова, меня это устроит. Я всегда терпеть не могла лицемеров.

Глава 75. Ты тоже

Флинт ничего не отвечает, но его кожа приняла болезненно-бежевый оттенок, при виде которого в обычных обстоятельствах я испытала бы тревогу. А то, что он загораживает дверь – и мой путь к свободе, – только бесит меня еще больше. Возможно, поэтому я и толкаю его каменным плечом, когда выхожу вон.

И натыкаюсь на Нури, потому что она, похоже, вездесуща. Просто фантастика.

– У тебя уже закончился твой маленький приступ ярости? – беззлобно спрашивает она.

– Не знаю. А вы уже выпустили мою пару?

– Нет, еще нет.

– Тогда, думаю, не закончился. – Я пытаюсь пройти мимо нее, но она, схватив мое запястье, останавливает меня. Я свирепею еще больше.

– Отпустите меня, – говорю я.

– А ты успокойся, – парирует она. – Я не готова давать тебе слишком много воли.

– А я тебе, Нури.

Мэйси потрясенно ахает, Лука делает большой шаг из коридора в мою комнату, наверное, потому, что не желает оказаться в зоне поражения.

Глаза Нури сужаются.

– Думаю, ты хотела сказать «ваше величество».

Это удар ниже пояса, она пытается заявить о своем превосходстве, но она забыла, что она не единственная королева. Поэтому я сладко улыбаюсь ей и говорю:

– Ты, наверное, тоже.

Часть меня ожидает, что сейчас она попытается поставить меня на место – видит бог, Сайрус бы так и сделал, – но та же часть моего сознания приветствовала бы это. Потому что я уже не та девочка, какой была в ноябре, потерянная, измученная и такая грустная, что единственным путем для меня был путь наименьшего сопротивления.

Джексон, Хадсон и Мэйси каждый по-своему помогли мне преодолеть мои уныние и оцепенение и найти себя – и не прежнюю, а более сильную версию меня, умеющую постоять и за себя, и за тех, кого я люблю. Я не вернусь к тому жалкому существованию, ни теперь, ни, как я надеюсь, в будущем.

Но Нури удивляет меня. Вместо того чтобы попытаться нанести мне удар, она говорит:

– Хорошо, Грейс. Если ты хочешь играть с большими девочками, давай поиграем в телеигру «Давайте заключим сделку».

Теперь уже я сужаю глаза.

– О чем ты?

Она смеется.

– Полно, к чему такая опаска? Пойдем в мой кабинет.

– Сказал паук мухе, – бормочу я.

– Ты хотела сказать, дракон, да? – Она оглядывается на меня через плечо, выгнув бровь. – Мы куда смертоноснее, чем пауки.