– Понятно.
Она поднимает бровь.
– Понятно? А что дальше? Может, скажешь «спасибо» за то, что я освобождаю твою пару?
– Спасибо, – говорю я, и мне хочется на этом закончить. Но я не могу, ведь на этой нашей встрече мы с ней заключили что-то вроде партнерского соглашения. Партнерства могут работать, только когда партнеры равны, и я полна решимости добиться того, чтобы наше партнерство работало, полна решимости защитить тех, кого люблю – от Сайруса и Далилы и всего того, что замышляет Круг.
– Пожалуйста, не делай этого снова, – говорю я, но и Нури, и я знаем, что это скорее требование, чем просьба. – Думаю, теперь мы обе знаем, что заключение Хадсона в тюрьму было для тебя способом получить козырь на переговорах. И хотя меня… восхищает… твоя решимость не стесняться использовать любые средства, когда речь идет о спасении мира, я не хочу, чтобы дорогих мне людей и дальше использовали в качестве разменной монеты.
Я понимаю, что зарываюсь, и почти ожидаю, что сейчас она рявкнет на меня, но мне было необходимо это сказать. Она должна знать, что она не может использовать в своих играх Хадсона, Джексона, Мэйси, Иден и дядю Финна. Если она сделает это еще раз, дело не закончится для нее так благополучно.
Она наклоняет голову, словно обдумывая мои слова.
– Думаю, пока я буду знать, что мой сын в безопасности, я смогу с этим жить.
Что ж, справедливо, в этом мы с Нури солидарны. Как бы зла я ни была на Флинта, я по-прежнему не хочу, чтобы с ним случилось что-то плохое.
– Я много недель считала Флинта одним из самых близких друзей, – говорю я. – До сегодняшнего дня я бы сказала, что отдам за него жизнь.
Когда она откидывается на спинку кресла на этот раз, на лице ее играет улыбка.
– Так я и думала. И чтобы ты знала, он понятия не имел о моих планах в отношении Хадсона. Он был так же шокирован, как и ты.
Не знаю, затем ли она говорит это, чтобы я почувствовала себя виноватой, но я и в самом деле ощущаю легкое чувство вины. Я так злилась на Флинта по двум причинам. Во-первых, потому, что считала, что он предал нас, но также потому, что он пытался обвинить Хадсона в том, что случилось с Дэмиеном, хотя сам так и не признал своей вины за попытку убить меня.
Я правда считала, что мне удалось отпустить прошлое, но, видимо, это не так.
Вероятно, мне надо будет поработать над этим… потом.
– Знаешь, не все вампиры такие, как Сайрус. – Я не забыла, с каким презрением она произнесло слово «вампир». – Как-никак твой сын любил двух вампиров. По-моему, ему нравятся парни именно этого типа, так что для сохранения мира в семье вам, вероятно, следовало бы тоже проникнуться симпатией к ним.
Нури улыбается чуть заметной улыбкой. Это первая брешь в ее броне, сейчас я впервые вижу в ней обеспокоенную мать, а не жесткую беспощадную королеву.
– Да, я подозревала, что он был влюблен в Джексона Вегу. – Она качает головой. – Но ведь вампиры такие холодные существа, это совсем не то, что нужно нашим огненным драконьим сердцам. Мы любим со страстью, и я опасаюсь, как бы Флинт на своем горьком опыте не убедился, что они не умеют любить так, как мы.
– Ты не права, Нури. Вампиры вовсе не холодны. Они могут не выражать свою любовь, прибегая к цветистым словам, но это не значит, что ее нет. Они любят не только своими сердцами, но и всеми фибрами своих душ, душ, которыми они пожертвуют без раздумий ради тех, кого любят. Лука очень добрый и любящий парень, и Флинту повезло, что он появился в его жизни.
– Спасибо, что ты сказала мне все это, – говорит она.
– А тебе не все равно? Это повлияет на твое мнение?
– Этого я еще не знаю, – отвечает она, но я вижу, что она взвешивает мои слова. – А как насчет того, что я сказала тебе о Флинте? Для тебя важно то, что он не знал о моих планах? Ты по-прежнему будешь считать его своим другом?
– Этого я еще не знаю, – так же честно отвечаю я.
Мы обе сказали много всего, и нам обеим надо об этом подумать.
– Правильно. Тебе не следует слишком уж легко спускать ему то, что он натворил. – Должно быть, на моем лице отражается удивление, потому что она смеется и повторяет: – Поступки всегда имеют последствия, Грейс. Ты думаешь, раз я его мать, я не способна признать, что в той истории с Лией он облажался? Он не стал просить о помощи – попытался добиться чего-то в одиночку – и едва не погубил все.
– Включая меня, – сухо замечаю я.
– Включая тебя, – соглашается она, затем нерешительно замолкает, словно не зная, что еще хочет сказать. И, похоже, в конце концов решает, что дело того стоит. – Не доверяй никому, Грейс. Особенно Сайрусу.
– Да уж само собой.
– Как-то раз Сайрус обманул меня, и это едва не погубило мой народ и не обрушило все мое королевство. Тогда мы потеряли почти все наше состояние – наши сокровища, наше имущество, даже наши дома – включая Кэтмир, который когда-то был моим родовым гнездом и в котором раньше размещался Двор драконов. И все потому, что мы с Эйденом поверили Сайрусу.
Ее глаза блестят еще ярче, чем обычно, и, приглядевшись, я вижу, что в них горят злость… и ненависть.
– Он воспользовался нашим доверием, чтобы устранить самую серьезную угрозу своей власти – горгулий, – а когда их не стало, вознамерился уничтожить и нас.
– Значит, вы ему помогли? – в ужасе шепчу я. Это вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать о том, благоразумно ли говорить такие вещи. – Драконы помогли ему уничтожить горгулий во Второй Большой Войне?
Все во мне отвергает эту мысль. Я знаю, Сайрус порочен и гнусен, знаю, что жажда власти – это у него что-то вроде извращения, но неужели в этом мире все такие же, как он? Неужели всем плевать на все, кроме них самих и возможную наживу?
А раз так, то не случится ли то же самое и со мной? Неужели, войдя в Круг, я вдруг начну думать только о том, что могу урвать? Или что могу украсть?
В таком случае мне этого не надо.
Я встаю и, спотыкаясь, иду к двери – ошеломленная тем, что она сказала мне, и еще более ошеломленная тем, что из этого следует. Но прежде чем я успеваю открыть дверь, передо мной оказывается Нури.
– Неподходящее время для того, чтобы вести себя опрометчиво, – шипит она. – Наша история сложна, мы обсудим ее в какой-нибудь другой день. Сейчас достаточно сказать, что напрямую мы не виноваты в истреблении горгулий, даже если так говорится в книгах по магической истории.
Я стою, не пытаясь уйти.
– Сейчас надо вести себя очень, очень осторожно, Грейс, – продолжает она. – Сайрус коварен, и, чтобы получить желаемое, он не остановится ни перед чем. Ни перед чем, – продолжает она, – даже перед убийством собственных сыновей. Перед истреблением целого вида. Перед тем, чтобы сжечь дотла и Круг, и весь мир. И только мы можем его остановить.
Ее слова взрываются во мне, как сверхновая звезда. То, что Сайрус коварен, я знаю и так, он снится мне в кошмарах. Меня поражает мысль о том, что она и я можем остановить его. Неужели мы можем изменить то, что готовилось тысячу лет – лет, полных козней и убийств?
Я всего лишь сыграла в игру, и это едва не убило меня. Как я могу оказать сопротивление этому человеку, который считает всех, кто выступает против него, своими врагами, а затем уничтожает их просто потому, что может это сделать?
– Каким образом? – спрашиваю я. – Как мы это сделаем? Ты ведь посадила Хадсона в клетку именно потому, что это он тебе приказал.
– Ты знаешь об этом? – резко выдыхает она.
– Как ты и говорила, я не наивна, Нури. И думаю, отправив его в клетку, ты получила удовольствие – из-за Дэмиена. Но сделала ты это потому, что этого захотел Сайрус, и потому, что так можно ему угодить. Он едва не уничтожил тебя, но ты все равно готова была сделать это для него, так с какой стати мне верить тебе, когда ты говоришь, что мы можем остановить его?
– Во-первых, потому, что я дала тебе ключ, чтобы ты освободила Хадсона. – Она начинает считать причины, загибая пальцы. – А во-вторых, потому, что, если мы не остановим Сайруса сейчас, он отнимет у нас все. Все. Наконец, потому, что страх может держать людей в повиновении, только если им есть что терять. Сайрус же наконец достиг точки невозврата – он отнял столь много у стольких людей, что жажда справедливости преодолевает страх. Нам надо теперь сделать только одно – использовать эту жажду, не дать ей угаснуть и – со временем – дать ей волю. И вот тогда у него не будет ни шанса.
Глава 77. Ведьма пуще неволи
У меня так трясутся руки, что я сую их в карманы, чтобы Нури ничего не заметила. Может быть, она думает, что мы с ней на одной стороне, но я ни на секунду не сомневаюсь – она воспользуется моей слабостью, если решит, что это сохранит Флинта и ее драгоценный Двор.
Похоже, Хадсон был прав, когда сказал, что яблочко от яблони недалеко падает.
Если честно, я не знаю, как я ко всему этому отношусь. Но грядет война – мы все это знаем, – и я понимаю, что лучше иметь союзников, чем врагов.
– Что мне надо делать? – спрашиваю я, когда наше молчание становится неловким.
– Тебе надо не мешать аресту Хадсона, – говорит она. – Он не сможет прятаться вечно. Ведь на следующей неделе в Кэтмир на выпускную церемонию приедет почти весь Круг.
– Пока он будет находиться в Кэтмире, они не тронут его. Таков закон…
– А разве Сайрусу писан закон? Разве он играет по правилам? – Она смотрит на меня с жалостью. – Если он решит арестовать Хадсона, кто сможет ему помешать? Финн Фостер? Кучка подростков? Новая королева горгулий?
– Тогда что я, по-твоему, должна делать? Оставить его в твоей тюрьме, чтобы ты могла отдать его Сайрусу?
– Не Сайрусу, – отвечает Нури. – А тюрьме. Он же твоя пара, так что наверняка ты считаешь, что тюрьма для него лучше, чем смерть, не так ли?
– Отдать его тюрьме, из которой никто никогда не выходил, где он останется навечно, скованный проклятием, которое невозможно разрушить? – огрызаюсь я и замолкаю, увидев, как в ее глазах отражается удивление. – Ты думала, я этого не знаю, да?