Хадсона. – Не так ли?
– Конечно, – первой отвечает Мэйси. – Мы что-нибудь придумаем.
– Точно, – добавляет Мекай. – Не в обиду будь сказано, но ты и так наводишь на всех жуть. Никому из нас не хочется увидеть еще и версию, лишенную души, благодарим покорно.
– Не говоря о том, что прошла уже целая неделя с тех пор, как кто-то пытался нас убить, – шутит Флинт. – Думаю, это означает, что нам пора что-то предпринять, разве не так?
Джексон улыбается, и на мгновение я вижу перед собой прежнего Джексона, того, который прислал мне «Сумерки» и рассказывал несмешные шутки. Того, которого я когда-то любила.
Мое сердце снова разрывается, когда я понимаю, что так оно и есть – что я любила его когда-то. Я пытаюсь взять эти слова назад, пытаюсь убедить себя, что это была всего лишь случайная мысль. Что это ничего не значит.
И тут мне становится ясно, что это вообще не важно. Я могу исправить это, могу исправить то, что случилось с Джексоном. Мне надо сделать только одно – восстановить то, что разорвало его душу. Мне надо отыскать Корону, как мы с Хадсоном и планировали. И тогда мы сможем использовать ее, чтобы разорвать узы нашего сопряжения, как мы и договаривались несколько недель назад.
У меня екает сердце, когда я вспоминаю эти последние дни, которые я провела с Хадсоном, но я не обращаю на это внимания. И говорю себе, что это не важно, как не важны и слезы, подступившие к моим глазам. Возможно, до этого не дойдет. Возможно, если мы добудем Корону, нам удастся использовать ее магическую силу для того, чтобы просто исцелить душу Джексона.
Но если из этого ничего не выйдет, если мне придется выбирать между тем, чтобы остаться с тем парнем, который хочет меня, но может прекрасно прожить и без меня, и тем, который без меня впадет в безумие, то выбора не будет. Ни у меня, ни у Хадсона, потому что я точно знаю – он сделает точно такой же выбор.
Джексон – его младший брат, тот мальчик, для которого он вырезал деревянную лошадку. Тот, по кому он так долго грустил. Он ни за что не позволит ему потерять душу, если в его силах этому помешать.
Подумав об этом, я поворачиваюсь к Хадсону. И когда наши взгляды встречаются, понимаю, что он уже принял то, к чему я только подхожу – что вселенная просит нас сделать выбор между узами нашего сопряжения и парнем, которого мы оба любим. Парнем, которого мы потеряем навсегда, если сделаем неправильный выбор.
Само по себе это доказывает, что выбора у нас нет. И, возможно, никогда не было.
– Прости, – одними губами произношу я.
Хадсон не говорит ничего. А просто кивает и, повернувшись, идет прочь.
Глядя ему вслед, я невольно вспоминаю тот день, когда он сказал мне, что никогда не заставит меня выбирать между ними, потому что знает – я выберу не его.
И только в эту минуту – когда становится ясно, что выбор от меня не зависит, до меня доходит, что я начала надеяться на то, что, возможно, я смогла бы доказать ему, что он не прав. И что я, возможно, все-таки выбрала бы его.
Когда Хадсон уходит, когда он исчезает в коридоре, ведущем к его комнате – той самой, где я должна была провести с ним ночь, – я говорю себе, что это не важно. Ощущение того, что внутри меня что-то рвется, – это всего лишь плод моего воображения.
Глава 102. Пристрастие к ярко-розовому цвету все-таки передается по наследству
Я не сплю всю ночь.
Я измучена – и физически, и эмоционально – после всего того, что произошло за последние несколько дней, но мне все равно не удается заснуть. Я лежу без сна, глядя в потолок и думая обо всем том, что может пойти не так в следующие двадцать четыре часа.
И, как будто этого недостаточно, каждый раз, когда я закрываю глаза, передо мной встают глаза Джексона, пустые, лишенные души, глядящие на меня, пока он разрывает горло какого-то невинного человека. Или горло Мэйси. Или мое.
Я думала, что это ужасно – снова и снова видеть перед собой гибель Зевьера, но эта неопределенность – неведение относительно того, что произойдет, как это произойдет и когда – еще хуже.
Так что да, мне никак не удается заснуть, хотя я еще никогда так не нуждалась в сне. Сегодня в школу прибудут Сайрус и Далила, а также Эйден и Нури. И я не сомневаюсь, что тогда начнется настоящий дурдом.
И над всем этим висит угроза того, что произойдет, когда церемония выпуска из школы завершится и мы будем держать в руках наши дипломы. Как долго Хадсон сможет оставаться в Кэтмире до того, как его заставят уехать? И как долго Сайрус сможет ошиваться поблизости от кампуса, надеясь поймать его?
Боюсь, хоть до бесконечности, ведь Сайрусу необязательно оставаться здесь самому, ему достаточно иметь неподалеку от Кэтмира Стражей, чтобы те арестовали Хадсона.
И что случится потом? С ним и со мной? Если мы окажемся в тюрьме и застрянем там надолго, то что случится с Джексоном?
Поэтому немудрено, что я не могу спать. У меня вот-вот взорвется мозг.
Мэйси встает около девяти – она ворочалась всю ночь, но все-таки спала – и говорит:
– Пойду приму душ и попытаюсь избавиться от тумана в голове.
Я желаю ей удачи и остаюсь в кровати. Хотя и знаю, что мне тоже нужно встать и хотя бы попытаться решить, что мне надеть под мантию и квадратную шапочку выпускницы. Но вместо этого я трачу пятнадцать минут в попытках обуздать свою тревогу и заставить себя сдвинуться с места.
Это самая настоящая борьба.
Я уже собираюсь встать, когда раздается стук в дверь. У меня екает сердце – может, это Хадсон? Но, когда я наконец открываю дверь – потратив больше минуты на то, чтобы привести волосы в порядок перед зеркалом, – оказывается, что это дядя Финн… с огромным букетом полевых цветов.
– Ух ты! Какие дивные цветы! – говорю я ему, беря их в руки.
– Да, цветы что надо. – Он улыбается и подмигивает мне.
– Большое спасибо, – благодарю его я. – Я правда…
– О нет, Грейс, они не от меня. Они лежали под вашей дверью. Думаю, один вампир хотел сделать тебе сюрприз.
Мои глаза наполняются слезами, потому что… Хадсон. Даже после всего, что произошло, и, несмотря на все, что должно произойти, он принес мне цветы.
Да ладно, какого черта? Я четыре года ждала, когда закончу старшую школу, а теперь, когда время наконец пришло, все идет настолько наперекосяк, что сил нет. Какая жесть.
– О Грейс, не плачь. – Мой дядя обнимает меня, прижимает к себе. – Все утрясется.
Я совсем в этом не уверена, но было бы невежливо говорить ему, что это не так.
– Вообще-то я надеялась, что у меня будет время поговорить с тобой, – говорю я своему дяде и опять сажусь на кровать.
– В самом деле? – Он хватает мой офисный стул, придвигает его и садится напротив меня. – О чем?
– Я хотела тебя поблагодарить.
– Поблагодарить? За что? – На его лице отражается искреннее недоумение, и именно поэтому мой дядя Финн есть и всегда будет самым лучшим опекуном на земле.
– За то, что ты взял меня к себе, хотя и не был обязан этого делать. Потому что ты сделал все возможное и невозможное, чтобы помочь мне, когда я вдруг превратилась в горгулью. И больше всего за то, что вы с Мэйси снова подарили мне семью. За это я буду вечно вам благодарна.
– О Грейс. – Теперь уже мой дядя хлюпает носом. – Тебе нет никакой нужды меня благодарить. Ни за что вообще. С момента твоего появления в Кэтмире ты для меня как вторая дочь – и я очень тобой горжусь. Ты сильная, умная, способная девушка, и мне не терпится увидеть, как высоко ты сможешь взлететь, притом даже без твоих крыльев.
Я смеюсь, потому что мой дядя правда самый милый человек на свете.
– Я знаю, мы говорили о том, что я могу остаться в Кэтмире после выпуска, пока не пойму, что мне делать дальше. Я просто хочу удостовериться, что ты и сейчас не против того, чтобы я осталась.
– С какой стати мне быть против? – На его лице написана легкая растерянность. – Ты всегда можешь жить с Мэйси и со мной как здесь, в Кэтмире, так и в любом другом месте. Тебе от нас не отделаться, девочка. Ты поняла?
Я робко улыбаюсь.
– Поняла.
– Вот и хорошо. – Он достает из кармана блейзера маленькую коробочку, завернутую в ярко-розовую бумагу. – Мэйси выбрала для тебя, как она выразилась, «нереально крутой подарок» к окончанию школы от нас обоих, но вот это тебе лично от меня.
– О, это совсем не обязательно…
– Да нет, обязательно. Вообще-то я давно хотел подарить тебе это. – Он кивком показывает на коробочку. – Давай, открой его.
Я широко улыбаюсь ему, разворачиваю маленькую красную коробочку и открываю ее. Внутри лежит прямоугольный камень. Он ярко-розовый (что не удивляет меня), испещренный белыми и бордовыми прожилками, и на нем вырезана надпись – две буквы V, лежащие на боку друг рядом с другом.
Во время моей учебы в Кэтмире я почти не имела дел с такими вещами, но я сразу же понимаю, что это.
– Что это за руна? – спрашиваю я.
Он улыбается.
– Эта надпись означает покой, счастье, надежду. Камень, на котором она вырезана – малиновый шпат – символизирует то же самое. Эмоциональное исцеление и радость. – Его голос слегка дрожит, он отводит глаза и быстро моргает.
– О дядя Финн! – Я порывисто обнимаю его. – Спасибо. Это чудесный подарок.
Он обнимает меня в ответ и по-отцовски целует в макушку.
– Собственно говоря, у меня для тебя есть целый набор таких камней, но он слишком большой, а я хотел дать тебе что-то, что ты сможешь носить с собой.
Мое сердце тает, и я обнимаю его снова.
– Думаю, ты даже не знаешь, насколько это было мне необходимо сегодня, – шепчу я.
– Это еще не все, и я надеюсь, что то, что я тебе сейчас скажу, обрадует тебя, а не опечалит. – Секунду он колеблется, я пытаюсь понять, что он имеет в виду, и тут он говорит: – Эти камни принадлежали твоему отцу, Грейс. Он оставил их мне на хранение, когда они с твоей матерью решили переехать, оставив эту жизнь. Я всегда надеялся, что он вернется за ними, но когда здесь появилась ты, я понял, что они всегда предназначались для тебя.