– Он не умер, если ты об этом, – отвечает Хадсон с каменным выражением лица. – Я всего-навсего обратил его кости в прах.
В глазах Колдер зажигается алчный блеск, когда она оглядывает его с головы до ног.
– Мы с тобой станем очень хорошими друзьями.
Мне кажется, что это было бы неплохо – но тут она опять облизывает губы и многозначительно шевелит бровями.
Хадсон придвигается немного ближе ко мне, и не могу сказать, что я его виню. Поэтому я обвиваю рукой его плечи и говорю:
– Он мой. – Это просто по существу и не оставляет места для недомолвок.
Разумеется, это заставляет Хадсона податься ко мне с глупейшей улыбкой. Что тут скажешь? Таковы уж мужчины.
Колдер с невинным видом хлопает ресницами, затем поворачивается к Флинту.
– А как насчет тебя, здоровяк?
Флинт со смущенным видом кивает в мою сторону и признается:
– Я пытался убить Грейс.
– Всего лишь пытался? – На лице Колдер отражается легкое разочарование, но она тут же приободряется и радостно визжит: – Знаешь что? Когда ты попытаешься убить ее в следующий раз, я подскажу тебе, что делать. У меня это хорошо получается. Тогда я заберу себе Хадсона, и мы трое станем лучшими друзьями.
– А меня ты уже сбросила со счетов? – спрашивает Реми, и я закатываю глаза.
– Вы вообще хотите знать, почему я здесь? Потому что я его пара.
– Ну так неинтересно. – Колдер и бровью не ведет. – Ясное дело, поэтому этот здоровяк и прикончит тебя, глупышка. И тогда все сложится как надо.
Реми смеется и подмигивает мне.
– Не обращай на нее внимания, ma chere. Она просто пытается понять, из какого ты сделана теста, но, в сущности, она безобидна.
Я хочу ответить, что я сделана из камня, из крутейшего камня, но тут вспоминаю, что тюрьма лишила меня моей горгульи, и мои плечи опускаются. Из чего я сделана, если у меня нет моей горгульи? Честно говоря, я просто не знаю.
– Вы не против, если я поинтересуюсь, на кой ляд вам сдался этот кузнец? – спрашивает Реми. – Как я уже говорил, он тут на особом положении, так что вытащить отсюда еще и его будет очень нелегко.
Мы отвечаем не сразу. Флинт, Хадсон и я молчим и переглядываемся, не зная, что можно сказать нашим товарищам по камере, а что нельзя. Что, если Реми воспользуется тем, что мы ему сообщим, чтобы смыться?
Судя по всему, он совершенно убежден, что выберется отсюда благодаря цветку. К тому же ему неизвестна настоящая причина нашего появления в этой тюрьме, так что ему нет резона лгать. И Нури ясно сказала Флинту найти Реми. Что же она знала о нем такого, что может нам помочь?
Мне очень и очень не по себе, когда я пытаюсь понять, что нам делать дальше, но одно мне известно наверняка… Нам необходимо кому-то доверять, если мы рассчитываем выбраться отсюда живыми. А поскольку единственным кандидатом на наше доверие является Реми, выбор очевиден.
Я делаю глубокий вдох и молю бога о том, чтобы я оказалась права.
– Кузнец нужен нам для того, чтобы победить Сайруса.
Реми и Колдер вскидывают брови так быстро, что это выглядит почти комично. Почти. Ну, знаете, если бы мы не сидели на полу в тюремной камере, пытаясь придумать план побега.
– Давайте внесем ясность, – растягивая слова на новоорлеанский манер, говорит Реми. – Вы трое что же, пытаетесь найти способ победить короля вампиров… сидя в тюрьме?
Хадсон пожимает плечами.
– Ему не очень-то понравилось, когда я сокрушил его кости, обратив их в прах.
Реми поднимает брови еще выше.
– Твой отец – король вампиров?
– А что? – насмешливо спрашивает Хадсон. – Ты этого не видел?
Реми качает головой.
– Совсем.
– О, я обеими руками «за», – говорит Колдер, просияв. – На тысячу процентов. Я готова его держать, пока ты, красавчик, будешь выковыривать из него кишки.
Флинт фыркает, и Хадсон сердито смотрит на него. А я улыбаюсь до ушей. Потому что, пока Колдер кокетничала с Хадсоном, глаза ее не горели так ярко, как теперь, при мысли о том, чтобы прикончить Сайруса. Вот он, настоящий интерес.
– А что Сайрус сделал тебе? – спрашивает ее Флинт, и я замечаю, что взгляд Реми становится мягче.
– О, мне ничего, – отвечает она и кивком показывает на Реми. – Но именно из-за Сайруса мой Реми сидит в этой тюрьме всю свою жизнь. Это неправильно.
Реми наклоняет голову.
– Для мантикоры семья – это все. – Это звучит как предостережение.
– А я и не знала, что вы приходитесь друг другу родней, – с удивлением замечаю я.
– Семья – это не обязательно кровные узы, – отвечает Колдер, как будто это самая очевидная вещь на свете.
Я думаю о Зевьере, о Флинте, об Иден, Джексоне и Хадсоне, о Мекае и Луке, и я полностью с ней согласна.
– Знаешь что, Колдер? Думаю, ты мне тоже нравишься. Так сильно, что я даже позволю тебе пофлиртовать с моей парой.
– Погоди, что? – шепчет Хадсон, бросив на меня отчаянный взгляд.
Но теперь я широко улыбаюсь, как и Колдер.
– Но никаких прикосновений.
– Ага, я так и знала, что мы станем подругами. Реми, ну разве я только что не говорила об этом?
– Значит, вы поможете нам? – спрашиваю я Реми.
– Чтобы заставить Сайруса заплатить за то, что он сделал с моей матерью? О, ma chere, тебе нет нужды просить меня об этом, – говорит он, затем добавляет: – Но взамен я возьму один из этих цветков.
Глава 113. Давай, детка, надень на меня наручники еще разок
– Давай предположим, что мы согласны на твои условия, – начинает Хадсон. – А в чем состоит твоя вторая идея относительно того, как можно выбраться отсюда без цветов? И, что важнее, почему ты не испробовал ее, чтобы вытащить отсюда себя и Колдер?
Реми пожимает плечами.
– Провидение работает совсем не так, как ты думаешь. Будущее постоянно меняется. Если я вижу какую-то его версию, это вовсе не значит, что все обязательно будет именно так, а не иначе. Взять хотя бы Грейс – я увидел, как она дает мне цветок, а потом она исчезла из моих снов и не приходила несколько недель.
Я не понимаю, к чему он клонит.
– И что с того?
– Я знал, что выйду отсюда с помощью цветка. И примерно знал, когда отсюда выберется Колдер. Так у нас хотя бы есть надежда. Если мы пойдем на риск и попытаемся сбежать другим путем, это может закончиться неудачей и изменить будущее – а значит, мы, возможно, никогда не выберемся из этой тюрьмы. – Должно быть, он видит, что я по-прежнему ничего не понимаю, потому что смотрит мне в глаза и говорит: – Как, по-твоему, ma chere, какая из двух ставок вернее? Та, при которой ты точно сможешь когда-нибудь выбраться из этой жопы, даже если для этого тебе придется ждать годы, или же шанс обрести свободу немедля, который, однако, может закончиться провалом, и тогда тебе уже точно никогда не выйти на волю? Лично я решил поставить на верняк.
Я думаю над его словами. Как бы на его месте поступила я сама? Если честно, не знаю. Я не могу представить себе, что просидела бы в этой тюрьме хотя бы один лишний день, если у меня был хоть какой-то шанс выбраться на свободу – но ведь я не провела здесь семнадцать лет. Пока. А если бы провела, возможно, мне тоже захотелось бы поставить на верняк.
– Но ты думаешь, что способ сбежать есть? – спрашивает Флинт.
Реми кивает.
– Как я и говорил, для этого нам понадобится чертовское везение и куча денег… и это если мы переживем ходку. Но шанс есть. Такое уже случалось.
Услышав это, мы все навостряем уши. Мы знали только о драконе, который смог выбраться из этой тюрьмы – и который заключил сделку с Каргой в обмен на цветок. Выходит, был и другой путь, для которого не требовалось заключать дьявольский пакт с ведьмой и ее печью для пиццы? И мы узнаём об этом только сейчас? Класс, просто класс.
– Ну хорошо, так в чем состоит этот план? – спрашиваю я.
Но прежде чем они успевают что-то сказать, слышится скребущий звук, доносящийся с противоположного конца камеры.
– Что это? – спрашиваю я, видя, что Хадсон двигается и опять заслоняет меня собой.
– Ужин, – отвечает Колдер, и хотя тон у нее не то чтобы радостный, его нельзя назвать и огорченным. А это уже кое-что, тем более что мой живот решил дать мне знать, что прошло уже много часов с тех пор, как я что-то ела.
– Нас кормят через дыру в полу? – В голосе Флинта звучит ужас.
– Этот люк в полу представляет собой единственный путь в камеру и из камеры, – поясняет Реми. – Здесь нет ни двери, ни окна, ничего. Есть только наклонный ствол, по которому ты скатилась сюда, и эта дверца, для разблокировки которой тюремщикам приходится нас перемещать.
– Перемещать? – переспрашивает Флинт. – Что ты имеешь в виду?
– Подожди, и увидишь, – ответствует Реми.
Его будничный тон должен бы успокоить меня, но вместо этого он только больше выбивает меня из колеи. До сих пор мне удавалось держать панику в узде, но при мысли о том, что отсюда нет никакого выхода, кроме дверцы в полу… мне хочется вырваться отсюда прямо сейчас.
Как такое может быть? Разве это место не должно соблюдать требования пожарной инспекции?
Колдер подходит к открывшейся дыре в полу и достает из нее трехъярусный поднос.
– Вы прибыли в хороший день, – говорит она нам. – Сегодня на ужин курица и картофельное пюре.
Это взрывает мне мозг. Не знаю, чем я рассчитывала питаться в этой самой дьявольской тюрьме из всех, которые когда-либо знала земля, но я определенно не ожидала получить здесь любимое блюдо моей мамы.
Когда Колдер вручает накрытые крышками подносы Флинту и мне – и сосуд с кровью Хадсону, – мы опять усаживаемся на полу и начинаем есть.
После того как мы съедаем несколько кусков, Хадсон на время подавляет свое недоверие к Реми и спрашивает:
– Ты не мог бы рассказать нам о том, как работает эта тюрьма? Ведь, похоже, от нашей магической силы не осталось и следа.
– Это потому, что она заблокирована, – говорит Колдер. – Совсем.