Приемный отец Рисселла придерживался не менее неоднозначного подхода к воспитанию детей. Это был грубый и непредсказуемый человек: порой он задаривал своих пасынков подарками, а порой жестоко наказывал их просто ради поддержания в доме казарменной дисциплины. Но конфликты с отчимом продолжались недолго. Когда Рисселлу было двенадцать, его мать развелась во второй раз и снова сорвала детей с места — на сей раз ради переезда в Виргинию. По словам Рисселла, тяжелые отношения с приемным отцом и отсутствие в семье мужчины, который мог бы служить образцом для подражания, были главными стрессогенными факторами в его жизни.
В Виргинии Рисселл начал угонять машины, принимать наркотики и взламывать чужие дома. В возрасте тринадцати лет его задержали за вождение без прав. Через год ему предъявили обвинения в изнасиловании и ограблении соседки. Это случилось, когда однажды поздно вечером он, пьяный и обкуренный, вернулся с вечеринки. Рисселл пытался заснуть, но, как он выразился, «чертовски возбудился» от фантазий об изнасиловании двадцатипятилетней соседки с верхнего этажа. В конце концов он решил, что желание пересилило, натянул на голову чулок, взобрался по пожарной лестнице и проник в гостиную соседки через балконную дверь. Угрожая ножом, он изнасиловал ее. Примерно в семь утра мать разбудила его и сказала, что в квартире этажом выше произошло изнасилование. Подобно многим серийным преступникам, Рисселл сразу же подключился к расследованию. Он поговорил с полицейскими, рассказал им наспех сочиненную историю о том, как прошлой ночью он подрался с неизвестным бродягой, предположив, что это и был тот, кого они ищут. Подобная ненужная и нелепая ложь была еще одним примером сильного увлечения Рисселла фантазиями.
Однако следствие во всем этом разобралось. Узнав, что у Рисселла нет реального алиби, детективы включили его в состав подозреваемых. А потом оказалось, что его отпечатки пальцев и образцы волос совпали с уликами, оставленными на месте преступления. Через три недели его арестовали. После заседания суда Рисселл возмущался по поводу женщины-судьи, которая, как ему казалось, неправомерно признала его виновным. И все из-за того, что он покраснел, когда пострадавшая рассказывала об изнасиловании. «Эта чертова сука упекла меня безосновательно», — жаловался он.
Наказание отнюдь не удержало Рисселла от дальнейших преступлений. Напротив, оно послужило катализатором его будущих вспышек насилия. Как сказал он сам: «Эта баба-судья отправила меня на психиатрическую экспертизу. Вот тут-то я и обозлился на власть. Никто не может указывать мне, что, как и когда я должен делать».
Эта изворотливость была элементом привычной для Рисселла модели поведения — обвинять в своих поступках других. А поскольку судебный вердикт исходил от женщины, он решил, что вправе искать отмщения в дальнейших актах насилия. Более того: он посчитал себя пострадавшим. В его понимании насилие над женщинами было своего рода восстановлением порядка. Это был его способ все исправить.
Суд направил Рисселла на принудительное лечение в психиатрический стационар во Флориде, где ему был поставлен диагноз «подростковая реакция приспособления». В прежние времена этот расплывчатый термин обычно использовали в случаях, когда психиатры не могли точно установить причину аномального поведения пациента. В течение полутора лет Рисселл проходил индивидуальный курс инсайт-ориентированной психотерапии, после чего был выписан с предписанием жить дома, посещать школу и продолжить психотерапию на амбулаторной основе.
Один из инспекторов по надзору отмечал, что «психиатрические и психологические освидетельствования Монти показали, что этот психически нездоровый молодой человек отчаянно нуждается в интенсивном лечении в учреждении закрытого типа». Но, несмотря на разнообразие терапевтических методов, лечение парня не принесло результатов. Рисселл дурачил врачей, изображая положительные сдвиги, хотя на самом деле за период так называемого лечения умудрился безнаказанно изнасиловать еще пять женщин. Причем одну из них — прямо на парковке психиатрической клиники. Похоже, именно в этот период постоянно возраставшая склонность к насилию заставила Рисселла перейти от изнасилований к убийствам.
Стоило ему вернуться из психиатрического стационара домой на рождественские каникулы, как Рисселл совершил еще одно изнасилование. Жертвой шестнадцатилетнего парня снова стала соседка по дому. Он подошел к ней в подъезде и, угрожая ножом, отвел в близлежащий лес, где совершил насилие. Очередное подобное преступление он совершил спустя три месяца. Приблизившись к незнакомой женщине на парковке школы, которую он посещал, Рисселл снова воспользовался ножом, чтобы заставить ее отвезти их обоих к ней домой. Там он ее и изнасиловал.
В следующих двух изнасилованиях у Рисселла появились соучастники. Такая перемена в образе действий была неожиданной, но логически обоснованной. В любой среде, будь то школа, больница или следственный изолятор, Рисселл всегда пользовался успехом у окружающих и с легкостью обзаводился знакомствами. Наличие подельников в изнасилованиях подпитывало его нарциссизм. Вечером выходного дня он и два других пациента психиатрического стационара были в увольнительной. Они угнали машину, выехали за пределы штата, вломились в чужой дом и по очереди изнасиловали семнадцатилетнюю девушку. Еще через три месяца он вместе с другим пациентом проник в женскую раздевалку бассейна. Там они подстерегли молодую женщину, замотали ей голову полотенцем и неоднократно совершили развратные действия. Групповой характер привносил в изнасилования элемент вуайеризма. Поначалу это возбуждало Рисселла, но затем его паранойя одержала верх — наличие соучастников означало возникновение дополнительных рисков поимки, — и вскоре он вернулся к одиночному образу действия.
Изнасилование очередной соседки по дому стало последним перед переходом Рисселла к убийствам. Угрожая женщине пневматическим пистолетом, он завел ее в подсобку, накрыл голову своей курткой и дважды изнасиловал. При всей бесчеловечности этого нападения, с точки зрения Рисселла, оно было не более чем повторением пройденного. А он нуждался в новых острых ощущениях.
Рисселлу исполнилось восемнадцать, он оканчивал среднюю школу и после выхода из психиатрического стационара находился под наблюдением полиции. Августовским вечером он приехал в колледж, чтобы сделать сюрприз своей подружке. Но сюрприз преподнесла ему она — через окошко Рисселл увидел, как она целуется с другим.
Разъяренный парень помчался домой в Александрию, обуреваемый кровожадными фантазиями. Несколько часов он просидел в машине на парковке, напиваясь и распаляя свою безграничную ярость. Наличие у Рисселла мыслей об убийстве свидетельствовало о том, что он приступил к формированию замысла, который является первым этапом убийства на сексуальной почве. В два часа ночи на парковку въехала молодая женщина. Оглядевшись, он понял, что вокруг никого, и усмотрел в этом возможность потешить свое больное самолюбие и вернуть чувства собственного достоинства и контроля, которых его лишили. Угрожая женщине пистолетом, он заставил ее отвезти их в безлюдное место, вывел из машины и изнасиловал. Его жертвой оказалась проститутка, работавшая в массажном салоне в Мэриленде. На тот момент Рисселл этого не знал, но ему показалось подозрительным, что девушка, по его словам, «пыталась контролировать ситуацию, симулировала оргазмы и спрашивала, какую позу ей принять». Это усугубило его ненависть к женщинам, утвердив в мысли о том, что все они лживые шлюхи. И хотя Рисселл не собирался убивать ее, его намерения изменились, когда жертва попыталась сбежать.
По словам Рисселла, «она было пустилась бежать вниз, к каналу, и тут я ее схватил. Взял ее на захват. Это было непросто, потому что деваха была много крупнее меня. Я начал ее душить, она оступилась, и мы скатились с пригорка прямо в воду. Там я стукнул ее головой о камень и удерживал под водой, пока она не затихла».
Пока легкие женщины наполнялись водой, Рисселл вступал во вторую фазу убийства: фантазия становилась реальностью.
— А почему ты привел ее именно туда? — спросил Ресслер.
— Я там бывал в детстве, играл у воды. В солдатиков, кораблики пускал, все такое. Но я думал, что другие дети туда не ходят, а в итоге нашли ее двое детишек. После я туда никогда не ездил.
Решение Рисселла не прятать и не перевозить тело куда-то еще пришлось на третью фазу убийства. Оставив труп на виду, Рисселл продемонстрировал, что у него все под контролем. Он больше не бежал от своего «я». Более того: он представил его на всеобщее обозрение.
Постпреступное поведение Рисселла, которое также называют четвертой фазой убийства, сформировалось только после второго убийства, когда он начал забирать себе небольшие сувениры жертв — бижутерию, часы, солнечные очки. Модель поведения определилась. В последующие пять месяцев он совершил еще четыре убийства, оставаясь практически вне поля зрения следствия. Рисселл был задержан только после того, как полиция обыскала его машину в связи с обвинением в участии в драке и обнаружила ключи, бумажник и расческу, принадлежавшие его последней по счету жертве. Суд приговорил его к пяти пожизненным срокам — по одному за каждое совершенное изнасилование с последующим убийством. Проведя два года в заключении, Рисселл признался еще в шести изнасилованиях. Ни по одному из них обвинения так и не были предъявлены из-за недостатка улик и потому, что в 1970-х годах сексуальное насилие над женщиной все еще считалось низкоприоритетным преступлением.
Рисселл добровольно участвовал в наших исследованиях серийных убийц. В беседах он был вдумчив, часто выглядел искренним, кроме того, представлял собой уникальный случай, поскольку совершил свои преступления в поразительно юном возрасте. Кроме того, он любил поговорить. С серийными убийцами так бывало далеко не всегда, поэтому сотрудники тюрьмы воспользовались его открытостью и записали несколько интервью, в которых прослеживались мельчайшие детали его убийств, поведения и мыслей.