Вскоре после этого Уоллес и стал очевидцем группового изнасилования.
— Мы все пошли смотреть футбольный матч старшеклассников. После игры за этой Буш увязалось несколько парней, и мы с другом пошли следом за ними. Смотрим, а они ее подвесили за руки и насилуют. А она еще все время говорила: «Постойте, постойте».
— Ты часто об этом вспоминал? Это приходило тебе в голову во время твоих преступлений?
— Ну да, я думал, что так было бы идеально, — улыбнулся он.
Я отметила, что Уоллес использовал слово «идеально» для описания унижения и господства над этой девочкой. Ему было явно приятно вспоминать об этом. И похоже, что этот эпизод стал топливом для его фантазий.
— На следующий день я узнал, что двоих пацанов задержали за это изнасилование, — продолжил Уоллес. — Меня еще больше возбудило, что у них возникли проблемы с законом. Мне тоже захотелось кого-нибудь связать и изнасиловать. И все из-за этих парней.
Я дополнила свои записи заметкой о том, что это изнасилование открыло Уоллесу новые возможности. Он увидел в нем инструмент воссоздания травмирующих событий своего детства. Только на сей раз главным будет он. Его влекло ощущение контроля.
По ходу этой части разговора уверенность Уоллеса в себе заметно возрастала. Он вовсе не был агрессивным, но демонстрировал признаки чего-то похожего на гордость, как будто погрузился в воспоминания и вернулся к давно знакомым удовольствиям. Было похоже, что он делится с нами чем-то глубоко личным. По поведению это было почти незаметно, но для Уоллеса с его очень развитой визуальной памятью детальные описания событий прошлого становились едва ли не священнодействием. Казалось, он впускает нас в свой внутренний мир.
Затем Уоллес без каких-либо подсказок с нашей стороны завладел инициативой в разговоре. Это был его самоотчет. Он понимал, что мы изучаем его преступления и они нам действительно интересны. В старших классах мать не разрешила ему вступить в футбольную команду, и тогда он стал единственным представителем мужского пола в группе чирлидинга. Он был намного выше ростом всех входивших в нее девушек, но никто его не боялся. Одноклассники считали его жизнерадостным, энергичным и изобретательным, а он гордился своим школьными друзьями. И вот что интересно: среди сверстников он был своими, а вот дома его часто заставляли чувствовать себя чужаком.
В мае 1983 года Уоллес окончил среднюю школу и попытался по примеру сестры продолжить образование в колледже. Но два раза подряд эта попытки завершились неудачами: его отчисляли за недостаточное прилежание и неуспешность в учебе. Уоллес рассказывал об этом с явно удрученным видом, поэтому я спросила, были ли у него в тот период какие-либо поводы для гордости собой. Он воспрял духом: «Мне очень нравилась моя вечерняя работа». Уоллес был диджеем с псевдонимом «Полуночный всадник» на местной радиостанции WBAW. Он подражал стилю легендарного диджея Вулфмана Джека, который в своих ежедневных ночных программах ставил малоизвестных чернокожих исполнителей ритм-энд-блюза. Но долго на этой работе Уоллес не продержался. Через несколько месяцев его уволили за кражу принадлежавших радиостанции компакт-дисков. Исключенный из колледжа и потерпевший неудачу с карьерой на радио, Уоллес решил резко изменить направление и поступил добровольцем в ВМФ США. Это был самый стабильный период его жизни, который длился восемь лет. У Уоллеса была репутация хорошего моряка, и он дослужился до звания старшины третьей статьи. В этот же период он женился на своей школьной подружке Мариэтте Брэбам и стал отчимом ее дочки. Но семейная идиллия оказалась недолговечной. Назревал разлад. Уоллесу очень хотелось собственного ребенка, а Мариэтта отказывалась даже обсуждать этот вопрос. Крайне разочарованный, Уоллес начал искать утешения в наркотиках, что в конечном итоге обернулось его арестом и двухлетним сроком за кражу со взломом. Мариэтта ушла от него, и Уоллесу пришлось вернуться жить к матери с сестрой.
— А ты никогда не подумывал о том, чтобы убить Мариэтту? — спросила я.
Уоллес уставился взглядом в стол.
— Да, было дело, — пробормотал он. — Даже как-то приехал к ее дому и долго стоял там. Но потом просто ушел. Не смог.
Уоллес сразу же сменил тему и заговорил о том, что переезд к родным дал ему возможность начать жизнь заново и знакомиться с новыми девушками. Он был в восторге, когда узнал, что одна из них забеременела и он наконец-то станет отцом. Кендра родилась в сентябре 1993 года. Дочкой он дорожил больше всего на свете.
— А почему ты начал убивать? — спросила я. Мне не хотелось, чтобы он слишком расчувствовался.
— Ну, это точно не из-за денег. У меня не было финансовых проблем. Я работал — в Walmart, в отделе охраны труда. Мне там нравилось, но однажды меня поймали на краже. Я воровал технику, в основном камеры, и прятал их в служебном помещении. Если бы не поймали, удачно сбыл бы их.
Но когда я разошелся с моей женой Мариэттой, был очень зол на нее. Она рассказывала, что в колледже ее изнасиловали, и вот откуда ее ребенок. Когда мы занимались сексом, я ее спрашивал, вспоминает ли она про это изнасилование. И она сказала, что да. Может, поэтому мне стало казаться, что я ее насилую, когда у нас секс.
Тут снова появились воспоминания детства, и меня понесло. Плюс кокаин.
Первое убийство Уоллес совершил через два года после увольнения из ВМС, в начале 1990 года, в своем родном городе Барнуэлл, штат Южная Каролина. Угрожая пистолетом, он заставил знакомую, Ташонду Бетеа, сесть к нему в машину. Приехав в лесной массив, он принудил ее к оральному сексу и изнасиловал. Затем он перерезал девушке горло и выбросил труп в озеро.
— На следующее утро меня накрыло — стало казаться, что она не умерла, — вспоминал Уоллес. — Я вернулся на то место, стал искать в озере. Оно было неглубокое, но я никак не мог отыскать труп. Достал пистолет и стал стрелять в озеро. Потом пошел вниз по ручью, думал, может, труп туда унесло. Был уверен, что сейчас копы появятся. Пару дней был просто в панике, реальном стрессе. Еще раза три-четыре возвращался на то место, но так ее и не нашел.
Тело Бетеа прибило к берегу спустя несколько недель. В поисках любых зацепок полицейские опросили многих из знакомых погибшей. В их числе был и Уоллес, но, несмотря на настораживающее наличие криминального прошлого, его не сочли подозреваемым.
Второе убийство произошло в мае 1992-го во время «свидания» Уоллеса с Шэрон Нэнс, известной местной проституткой, приторговывавшей наркотиками.
— Сказал ей, что хочу анальный секс, а она мне: «Ах вот, значит, какими вещами ты увлекаешься?» Это меня взбесило. А после секса она потребовала денег, а у меня их не было вообще. Мы подрались, и я забил ее до смерти. Вывез на своей машине на пустырь у железнодорожных путей и выбросил там.
Тело убитой нашли через пару дней.
С каждым новым преступлением Уоллес становился все увереннее в себе. Тем более что ему без особых усилий удавалось избегать серьезных подозрений со стороны полицейских. Уоллесу стало казаться, что он неуязвим и ему сойдет с рук все что угодно.
— Единственной проблемой была жизнь у матери, — сказал Уоллес, немного напрягшись. — Дошло до того, что мне пришлось отдельный телефон себе поставить. Мне было двадцать пять, а она третировала меня, как пятнадцатилетнего. Ей не нравились женщины, которых я приводил. Сделала себе дубликат ключей от моей машины. Дураком меня обзывала.
— А в какие моменты ты терял контроль над собой? — спросил Ресслер.
— С каждой по-разному, — ответил Уоллес. — Вот с Шоной мы сидели и час просто разговаривали, потом обнимались-целовались, а потом появился этот монстр. На Джампер я набросился, как только к ней вошел. Бац, и все. Я и не думал, что с ней так будет. Буком просто дома оказалась не вовремя. В общем, напороться мог кто угодно.
— Ну а что по поводу ярости, злобы, неприязни? Последнюю жертву ты ударил ножом тридцать восемь раз.
— Это появилось уже позже. До убийств я много раз насиловал проституток, и у меня было много всяких разных женщин. Это тогда я понял, что мне больше нравится секс по принуждению.
— Позволь спросить тебя об одной очень важной вещи. Все жертвы, кроме одной, были твоими знакомыми. Почему ты их выбирал на роль жертв?
— Это у меня характер такой, люди мне верили.
— Понятно. Но все же, почему именно знакомые? — настаивал Ресслер.
— В них что-то было такое, что связывало меня с моим прошлым: матерью, сестрой, женой. С незнакомым человеком не получилось бы ничего, — ответил Уоллес.
После короткого перерыва я решила применить другой подход — взяла пачку бумаги и цветные карандаши и попросила Уоллеса нарисовать его убийства. Он согласно кивнул. Дальнейших объяснений не потребовалось. Уоллес тут же принялся рисовать человечков, изображавших его излюбленные удушающие захваты, а потом в такой же бесхитростной манере стал рисовать свои изнасилования, убийства и дома, в которые проникал.
Схематизм рисунков указывал на его полную отрешенность. О том же говорила и глубокая сосредоточенность, с которой он переносил свои воспоминания на бумагу. Все свидетельствовало о том, что Уоллесу был важен не акт насилия как таковой. Истинное наслаждение он черпал в воспоминаниях о своих преступлениях, которые бесконечно крутились в его голове во всех ужасающих подробностях.
Он совершал убийства ради воспоминаний о них. Для Уоллеса это было средством обретения и поддержания эмоциональных связей, создавать которые какими-либо иными способами у него не получалось.
Посмотрев на один из рисунков, Ресслер сказал Уоллесу:
— Это похоже на вид сверху.
— Да, так я это и ощущал, — кивнул Уоллес. — Как будто наблюдаю со стороны. Кружу в воздухе и наблюдаю. Иногда такое чувство сохранялось еще несколько часов после убийства. Поэтому-то я и возвращался на места преступлений.
— А мог бы остановиться, если бы захотел? — спросила я.