Из ничего измыслили себе вы Бога, ужели диво, что он ныне стал ничем.
1
Белый лист. Пальцы мастера сгибают один край, другой, упираются в середину, выворачивают, снова сгибают…
В баре Нью-Йорка темно – прожектор освещает лишь стол с бумагами, да руки мастера в белых перчатках. Тишина. Лишь шуршит бумага, сгибается снова и снова. Фигура становится все более сложной, непонятной, затем, неожиданно, появляется клюв, крылья, хвост. Белый голубь замирает на ладони мастера. Несколько секунд публика смотрит, считая, что шоу закончено – кто-то начинает перешептываться, кто-то закуривает. Слышно, как у кого-то в стакане стучат кубики льда. Мастер накрывает голубя другой рукой. Пауза. Из-под ладони рвется на свободу молодой голубь, взлетает под потолок. В темноте слышно, как хлопают его крылья. И снова тишина. Свет гаснет.
2
Его звали Брайан Боуман – мастера оригами, и в последние годы он посетил почти все бары, где готовы были заплатить за его шоу. Ему было сорок три года. Виски схвачены сединой. Острые черты лица. Внимательные глаза. Тонкие пальцы. Ловкие руки фокусника.
– Так в чем секрет? – спросила его Стана Терлески, когда закончилось шоу.
– Нет, секрета, – улыбнулся Боуман.
– Да ладно тебе! Мы же давно друг друга знаем, скажи, где ты прячешь этого чертового голубя?
Боуман снисходительно улыбнулся. Девушка нравилась ему. Больше. Иногда ему даже начинало казаться, что он влюблен в нее. Влюблен по-настоящему, с первого взгляда, когда увидел ее впервые на своем шоу. Она сидела за столиком возле самой сцены – черные глаза, черные волосы, смуглая кожа.
– Ты из Румынии? – спросил ее Боуман, когда снова заметил ее на своем шоу. Бар был уже другой, да и часть города другая, но девушка пришла, словно специально хотела посмотреть на мастера.
– Как ты узнал, что я из Румынии? – спросила она.
Боуман пожал плечами.
– Мне нравится твое шоу, – сказал она.
– Я заметил.
Они замолчали. Бармен принес выпивку за счет заведения. В груди что-то трепетало – словно голубь из фокуса, взмахи крыльев которого были слышны в темноте во время выступления.
– Ты тоже это чувствуешь? – спросила его Стана.
– Чувствую что?
Вместо ответа девушка прижала сжатую в кулак руку к груди. Боуман смотрел на ее руку несколько секунд, затем осторожно кивнул.
3
Номер в отеле. Стана спит рядом. Сон уносит в Нью-Джерси, в частный дом, к семье. Дети встречают мастера. Жена стоит на ступенях, улыбается. И, кажется, что никогда не захочется уходить. Никогда не захочется ничего иного. Но стоит только побыть там неделю и мастер убеждал себя, что нужно ехать в Нью-Йорк, нужно давать новое представление, чтобы этот маленький оазис не знал нужды, не знал печалей… И там, в Нью-Йорке… Там всегда была Стана. По крайней мере, последний год. Год, который растянулся в десятилетие. Самый счастливый год из последних сорока.
Боуман открывает глаза, трогает Стану за плечо, ждет, когда она проснется и говорит, что должен рассказать ей что-то очень важное.
4
– Ты поговоришь с ней? – спрашивает Стана. – Со своей женой? Расскажешь о нас?
Боуман молчит. Они сидят в его машине. Ночь. Тихая улица Нью-Джерси. Дом семьи мастера.
– Это все другое, понимаешь? – спрашивает Боуман. – Это не ты.
– Так ты поговоришь с ней?
Боуман снова молчит, закуривает. Стана видит, как дрожат его руки.
– Тогда поехали отсюда! – сдается она. – Поехали в Нью-Йорк, ко мне.
Боуман вздрагивает. Зажигалка в его руках вспыхивает. Разгорается красный уголь сигареты. Он редко курит. Еще реже пьет. За последний год, который они были знакомы со Станой, он так и не сменил свой одеколон. И не было ни одного подарка, словно он и не знал, что любимому человеку можно что-то дарить. «Или же не любимому?» – подумала Стана, бросая косой взгляд в сторону дома на тихой улице.
5
Терпения хватило на три месяца. Сначала Стана убеждала себя, что ничего не изменилось, затем пыталась привыкнуть и, наконец, решила, что обязана взять инициативу в свои руки.
Такси долго кружило по Нью-Джерси, пока Стана не узнала дом Боумана. У самого мастера было выступление – Стана знала это, потому что у них была назначена встреча в Нью-Йорке.
– Вас подождать? – спросил таксист, словно знал все, что было в голове у Станы.
– Десять минут, если не выйду, уезжай, – она расплатилась, оставив двадцатку сверху.
Дом выглядел холодным, черным. Дом, в котором жила семья Боумана: жена, трое детей. Стана никогда не запоминала имен, да и не была уверена, что он называл их. Свет в доме горел лишь в гостиной. Стана поднялась на крыльцо. Жалюзи на окнах были закрыты. Стана попыталась отыскать щель, не смогла, подошла к входной двери, постучала. Никто не ответил. Постучала еще раз – снова тишина.
Стана отошла, окинула дом внимательным взглядом и вернулась в ожидавшее ее такси.
6
Бумажник Боумана пах старой кожей и деньгами. Внутри: пара кредиток, сотня одной бумажкой, мелочь.
– Фотографии нет, – прошептала Стана. «Если он действительно любит свою семью, то почему нет фотографии? – думала она, кусая губы, оглядывалась, смотрела на спящего Боумана. – А если нет и семьи?». Стана обыскала карманы пиджака, нашла ключ, осторожно оделась и выскользнула из номера.
7
Нью-Джерси. Дом Брайана Боумана. Дом, возле которого Стана бывала уже трижды, но еще ни разу не была так близка, чтобы попасть внутрь.
«А что если у него жена инвалид? Или еще что?» – думала стана, открывая дверь.
В доме было тихо, пахло одеколоном Боумана, бумагой, пыльными коврами.
«Нет. В таком доме не может жить женщина и трое детей», – решила Стана, заглянула на кухню, вздрогнула, увидев женщину на кухне, хотела убежать, но ноги предательски онемели. «Ладно, я ведь сюда все равно поговорить приехала», – сказала себе Стана, прошла на кухню, замерла.
Женщина. Фигура. Образ. Стана не знала, как это назвать, подошла чуть ближе, тронула бумажного человека. Работа была идеальной. Боуман превзошел сам себя, но… Стана, не моргая, смотрела на лицо женщины, о которой так много рассказывал ей Боуман.
«А дети?».
Стана покинула кухню. Нашла бумажного мальчика на лестнице, еще один сидел у телевизора. Девочка лет трех спала в кровати. Бумажная девочка.
Голова пошла кругом. Стана заставила себя дышать, борясь с тошнотой.
8
Боуман вернулся ближе к утру, открыл дверь, вошел в дом.
– Я дома! – услышала Стана его голос, затем шаги.
Мастер увидел собранные в гостиной бумажные фигуры, замер, глуповато улыбнулся, увидел Стану, вздрогнул.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– Что я здесь делаю? – опешила она. – Что ты, черт возьми, здесь делал? Это что такое?!
Она толкнула бумажный манекен женщины. Манекен наклонился, начал падать. Боуман вскрикнул, метнулся вперед, поймал манекен на руки, наградил Стану гневным взглядом.
– Тебе лучше уйти, – прошипел он. – Уходи, я все улажу.
– Все уладишь?! – у нее по коже пробежал озноб. – Ты хоть понимаешь, что это… это… – она вздрогнула. – Ты ведь думаешь, что они живые, верно?
Боуман не ответил, взял на руки крохотную бумажную фигуру девочки.
– Что она здесь делает? – спросил он не то бумажную женщину, не то Стану. – Ей давно пора спать.
Он поднялся на второй этаж. Стана проводила его взглядом, повернулась, шагнула к двери, собираясь уйти, остановилась. В груди вспыхнул гнев. Бумажные фигуры застонали, закорчились. Стана рвала их, мяла, топтала ногами, затем, обессиленная, села на лестницу. В голове звенела пустота. Время замерло, притаилось, ожидая, когда вернется Боуман.
9
Мастер уложил бумажного ребенка в кровать, укрыл одеялом. Уходить не хотелось, поэтому он стоял в дверях какое-то время, затем выключил в детской свет. Думать ни о чем не хотелось. Да и мыслей не было. Он подошел к ведущей вниз лестнице. Увидел Стану. В памяти вспыхнуло что-то теплое, нежное, желанное, затем взгляд зацепился за обрывки бумаги на полу. Сердце сжалось.
– Нет! – прошептал Боуман, сбегая с лестницы, бросил на Стану безумный взгляд, упал на колени, возле разорванных фантазий.
– Это всего лишь бумага, – тихо сказала ему Стана.
Он не ответил.
– Да посмотри же! – ей захотелось ударить его, привести в чувство.
– Не трогай меня! – заорал на нее Боуман. По его щекам катились слезы, вены на лбу вздулись.
– Ты действительно спятил, – прошептала Стана не столько ему, сколько себе.
Боуман не услышал ее, ползал по полу и собирал обрывки, прижимал к груди, обещал им, что все исправит, просил у них прощения.
Где-то далеко хлопнула входная дверь, но Боуман не заметил этого.
С неба падали редкие снежинки. Ночная улица была безлюдна, лишь изредка проезжали машины. Стана обернулась, бросила взгляд на черный дом, увидела краем глаза желтое такси и спешно махнула рукой…
История пятьдесят седьмая (Отрок)
1
Рубен не хотел ехать в это путешествие, не нуждался в нем. Особенно с родителями. Чужая страна, чужой континент, чужие люди, земли, пейзажи. Только седой отец знакомый, да мать, которая все еще считает, что ей чуть за сорок.
Рубен вышел из выложенного природными камнями дома, завернул за угол, закурил сигарету, чтобы не видели родители, отослал оставшемуся далеко отсюда другу смс, не получил ответа и почувствовал себя совсем одиноким.
– Лучше бы остались дома, – заворчал он, – там хоть море, пляжи и люди, а что здесь?
– Здесь водопады, – услышал он мужской голос, вздрогнул, выбросил сигарету, увидел проводника Данко, насторожился. – Поздний ребенок? – спросил его проводник почти без акцента.
Рубен попытался прикинуть, сколько ему лет. Тридцать? Сорок?
– Поздним детям всегда сложно, – продолжил проводник. – Даже здесь.
Он указал на дымящуюся у ног Рубена сигарету.
– Можешь поднять.
Рубен покачал головой. Проводник прищурился, рассмеялся, ушел.
– Странный какой-то, – пробормотал Рубен, чувствуя себя еще более одиноким, чем прежде.
2
Тропа извивалась, поднималась в горы. Отец вырядился в шорты и нацепил на голову шляпу, как у Индианы Джонса. На матери был спортивный костюм, предательски подчеркивающий ее полноту. Впереди в голубых джинсах и черной майке шел Данко. Рубен был замыкающим. С боков нависали зеленые листья, ветви тянулись к лицу. Иногда откуда-то сверху срывались мелкие камни, сыпались под ноги. Где-то впереди шумел водопад. Данко развлекал стариков, рассказами о местной природе.
– Повеситься можно! – пробормотал Рубен.
Тропинка нырнула в кустистые заросли, вывела туристов на поляну, разрезанную горной рекой. Голос проводника стих. Рубен услышал, как охнула мать, увидел девушку на краю водопада. Вытянувшись в струну, она готовилась прыгнуть вниз. Одежды на ней не было. Черные густые волосы, доставали до ягодиц. Рубен замер. Девушка обернулась, встретилась с ним взглядом, улыбнулась и прыгнула. Мать Рубена снова охнула. Сердце екнуло, заставив Рубена подбежать к краю скалы, спешно отшатнуться назад и уже осторожно посмотреть на бездну внизу.
– Надеюсь, с ней все будет в порядке, – сказал за спиной отец.
– И часто у вас такое встречается? – спросила проводника мать.
Рубен прищурился, пытаясь разглядеть девушку далеко внизу, но так и не смог.
3
Ночь. Сон не спешил приходить. Перед глазами снова и снова мелькала обнаженная девушка у водопада. Ее тело, лицо, взгляд. В животе разгоралось что-то волнительное, пьянящее.
Рубен поднялся с кровати, открыл окно. Чистый воздух был холодным. Черное небо высоким. Рубен выкурил сигарету. Кто-то прошел по улице, следом пробежала собака. Рубен вернулся в кровать. Хотелось выбраться из окна и вернуться к водопаду.
– Завтра, – тихо сказал Рубен, снова отпуская воображение, позволяя ему бежать назад, в горы, к девушке с черными, горящими россыпью звезд глазами.
4
Данко долго упрямился, но затем, все-таки согласился отвести Рубена к водопаду.
– Понравилась девушка? – спросил он.
– Ты знаешь, кто она?
– Нет.
– Значит, и говорить не о чем, – Рубен мечтательно прикрыл глаза. – А ты знаешь, как пройти вниз водопада, к месту, куда она прыгнула?
– Сомневаюсь, что туда так же просто добраться как к водопаду.
– Но ведь можно…
Какое-то время они молчали.
– У тебя девушки никогда не было раньше? – спросил Данко.
– Была, – соврал Рубен.
– Если бы была, то не шел бы сейчас черт знает куда.
– Вот как раз бы и шел.
– Нет. Не шел. В деревне девок красивых не меньше.
– Может, мне эта нужна.
Рубен поморщился, услышав смех Данко, увидел знакомую поляну, замер, даже перестал дышать, увидев девушку. Она стояла на краю поляны, неспешно стягивая одежду.
– Подожди, – цыкнул на проводника Рубен. – Не выходи.
Сердце забилось в груди. В голове, казалось, вспыхнул огонь.
– Иди и познакомься! – шепнул Данко.
– Сам знаю, что делать!
Рубен сделал шаг вперед на нетвердых ногах. Неестественно громко хрустнула сломавшаяся сухая ветка. Девушка обернулась. Глаза ее сверкнули тысячью звезд, тело вытянулась в струну.
– Постой! – крикнул ей Рубен, вспоминая пропасть, в которую падала река.
Девушка оттолкнулась от скалы, зависла на мгновение и полетела вниз. Рубен подбежал к водопаду. Внизу было ничего не видно, но высота уже на казалась такой огромной. Он поднял оставленную девушкой одежду.
– Лучше оставь здесь, – сказал ему Данко. – Если, конечно, не хочешь, чтобы эта чокнутая шла домой голая.
– А ты думаешь, она вернется?
Данко пожал плечами.
5
По дороге назад Рубен старательно запоминал дорогу.
– Завтра пойдешь без меня? – угадал его мысли Данко.
– Может, и пойду, – насупился Рубен.
Вечером он ушел в свою комнату раньше обычного, не став слушать обещания отца, наконец-то, купить машину.
– Тебе какая больше нравится? Спортивная? – отец заговорщически подмигнул сыну. – И конечно, чтобы заднее сиденье побольше было…
– Папа! – Рубен покраснел, вскочил на ноги.
Мать натянуто рассмеялась, пытаясь свести все в шутку. Рубен закрылся в своей комнате, хлопнув дверью.
6
Ночью он почти не спал, а если и спал, то видел девушку у водопада. Девушку, которая улыбалась ему, манила его.
С трудом дождавшись утра и запихнув в себя завтрак, без которого мать не желала его никуда отпускать, Рубен ушел.
– Не заблудись! – заботливо сказала ему мать.
– В этой деревне не заблудишься, – сказал ей Данко и начал рассказывать, куда можно будет еще сходить после обеда.
7
Девушка пришла ближе к полудню, огляделась, убедилась, что никого нет, зачерпнула из бурлящей реки ладонями воду, умылась, неспешно начала раздеваться. Рубен заставил себя выйти из убежища, замер. Их разделяла поляна. Девушка почувствовала на себе взгляд, обернулась. Страха не было. Наоборот – интерес. Рубен понимал, что обязан что-то сказать, но не знал с чего начать. Девушка улыбнулась ему. Голос у нее был звонкий, быстрый. Чужой язык лился, словно песня, которую не понимал Рубен, но это очаровывало его еще сильнее. Он улыбнулся, осторожно сделал шаг вперед. Девушка неожиданно попятилась, подошла к краю водопада.
– Нет. Не уходи! – попросил ее Рубен.
Она снова улыбнулась, что-то сказала, резко развернулась и полетела вниз.
– Нет! – крикнул разочарованно Рубен.
Сердце замерло, снова забилось. «Она звала меня», – сказал он себе, вспоминая ее слова, которые начали казаться знакомыми. «Она точно звала меня!». Он подошел к краю скалы. Расстояние до реки внизу стало еще меньше. Теперь он уже видел круги на воде, видел, как выныривает девушка, выбирается на берег, смотрит на него снизу, улыбается.
– Если прыгнула она, то и я смогу, – сказал Рубен.
Где-то за спиной послышались голоса. Обида на Данко, который выдал его увлечение, вспыхнула и угасла. Осталось лишь желание прыгнуть, оказаться внизу.
– Я смогу, – Рубен еще раз глянул вниз – расстояние снова сократилось. – Да любой сможет!
Он разбежался, оттолкнулся от края скалы и полетел вниз…