1
Она всегда жила в прошлом, в воспоминаниях. Конечно, когда-то давно была надежда на будущее, но надежда умерла. Умерла в тот день, когда Мисти поняла, что стареет. Ей исполнилось тридцать. Время заставило перешагнуть еще одну грань. Заставило оставить за спиной еще один отрезок жизни, оставить в воспоминаниях. Оставить и остановиться, заглянув вперед. Заглянуть с той ступени, на которой стояла Мисти.
– Нет. Лучше уже не будет, – решила она, продолжая убирать территорию вокзала.
Все как-то не получилось, не заладилось. Ни детей, ни семьи, ни работы – если не считать должность уборщицы на вокзале.
Мисти вышла на улицу, выкурила пару сигарет, вернулась, получила выговор. Выговор в свой тридцатый день рождения, отчаялась еще больше, хотела уволиться, но испугалась, что дальше будет только хуже, хотела заставить себя смириться и принять то, что есть, но тоже не смогла.
2
– Вот, подержи это, – сказала ей грязная старуха, протягивая карманные часы.
– Что это? – спросила Мисти.
– Ты разве не видишь? – старуха окинула ее внимательным взглядом, помрачнела.
– А вы куда?
– В туалет.
– Можете убрать часы в карман.
– Лучше пусть они останутся у тебя, – старуха подалась вперед и заговорщически прошептала, что это не совсем обычные часы.
– Что это значит?
– А ты посмотри, – старуха улыбнулась беззубым ртом и пошла прочь.
Мисти нахмурилась, открыла крышку часов. Циферблат был странным. На нем не было привычных цифр. Не было часовой и минутных стрелок. Лишь только даты, да бегущая по кругу стрелка, отмерявшая секунды. И стрелка эта замедляла свой ход, останавливалась. Мисти отыскала завод, завела часы. Дата стояла неправильная, и Мисти решила исправить это. Мир завращался, закрутился в безумном хороводе. Мисти вскрикнула, потеряла равновесие, упала, открыла глаза, увидела собравшихся вокруг нее людей, извинилась, отошла в сторону, огляделась, убедилась, что за ней никто не наблюдает, долго изучала странные часы, затем осторожно перевела дату на один день назад.
3
Мир снова завращался. Мисти попыталась ухватить за скамейку, но скамейка пропала. Несколько мгновений не было ничего, затем Мисти увидела тот же вокзал, только она стояла на перроне и курила, наблюдая за бегущими к прибывшему поезду людьми. Большие часы на стене показывали начало двенадцатого. Мисти посмотрела на дату – вчерашний день. «Значит, мне еще не тридцать», – пришла ей в голову мысль, затем желудок сжался и ее вырвало.
Мисти выкурила пару сигарет, пытаясь обдумать все, что с ней только что случилось. «А что если это шанс все исправить? – с надеждой подумала она. – Шанс вернуться в прошлое?» Мисти выкурила еще одну сигарету, смакуя предвкушение, затем перевела дату на двадцать лет назад.
Мир снова закрутился, замер. Мисти услышала детские голоса, увидела своих подруг. Подруг, судьбу которых она знала. Они увидели ее, замолчали. «Вот теперь я не допущу прежних ошибок», – решила Мисти, улыбнулась подругам. Они почтительно поздоровались с ней, осторожно спросили, куда делась их подруга.
– Какая подруга? – Мисти почувствовала подвох, нахмурилась, посмотрела на часы, увидела свои взрослые руки и тихо выругалась.
4
«Наверное, что-то просто не сработало», – убедила она себя, переводя часы на выпускной класс. Мальчик вздрогнул, прервал поцелуй, отпрянул назад, испуганно оглядываясь по сторонам. Мисти снова выругалась, пошла прочь, не особенно понимая, куда идет. Она снова была в прошлом, была там, где думала, можно что-то изменить. Все получалось кроме одного – она оставалась взрослой. Оставалось, той, которая убирала здание вокзала и получила от старухи часы.
– Ладно, пусть будет так, – Мисти перевела дату на число своего двадцать второго дня рождения. На число, когда рассталась с последним достойным мужчиной, который встречался ей в жизни.
«Я не так сильно изменилась, – сказала себе Мисти. – Он ничего не заметит». Но он заметил. Долго спрашивал ее о том, что случилось, затем нахмурился, рассмеялся.
– Ты ведь ее старшая сестра, верно?
– Сестра?
– Ну, да. Ты похожа на нее, но совсем другая.
– Я не другая!
– Другая! – он рассмеялся, оставил Мисти одну.
Она долго сидела за столом глядя в пустоту перед собой – в свое прошлое и свое будущее, которые вдруг потеряли стройность.
5
– Нет. Лучше уже не будет, – сказала Мисти и выставила на часах максимально допустимую дату. Мир завращался. Тяжесть лет навалилась на плечи. Мисти закричала, увидев, как стареет кожа ее рук, но процесс было уже не остановить. Она стала старухой. Дряхлой, умирающей. Страх заполнил сознание, сменился паникой. Мисти с трудом смогла взять часы разбитыми артритом руками, выставила на них дату своего тридцатого дня рождения, закрыла глаза, молясь лишь о том, чтобы вернуться в свою жизнь, услышала гудок поезда, шум голосов, вдохнула знакомые запахи, улыбнулась и открыла глаза.
6
Мир был прежним. Знакомым, желанным. Мисти посмотрела на часы. Секундная стрелка останавливалась. «Нужно завести их», – подумала Мисти, увидела свои старые, сморщенные руки и безмолвно вскрикнула.
– Нет. Нет, нет! – зашептала она, меняя на часах даты. – Так не честно! Не честно!
Но часы больше не работали. Мисти заплакала, чувствуя, как жизнь заканчивается в ней, как заканчивается завод часов, увидела девушку. Увидела Мисти. Молодую, задумчивую. Увидела себя в свой тридцатый день рождения. Ноги сами понесли умирающее тело вперед. Мисти молодая увидела Мисти старуху, нахмурилась. Мисти старуха попыталась улыбнуться, но не смогла. В голове не было ничего, даже надежды. Призрачной надежды, что еще можно все исправить, вернуть все назад.
– Вам что-то нужно? – спросила ее молодая Мисти. – Вы заблудились?
Она заглянула старухе в глаза, нахмурилась, подсознательно чувствуя что-то недоброе.
– Вот, подержи это, – сказала ей старуха и протянула дьявольские часы.
История сто четвертая (Вирус Парности)
1
Вирус Парности появился внезапно, пришел на смену ВИЧ, не успели люди отпраздновать победу над последним. Вирус Парности обострял чувства – люди начинали искать единственного нужного им человека, игнорируя всех остальных. В желтой прессе появились статьи о том, что ВИЧ появился, как ответ на возросший процент наркоманов и половую распущенность, в особенности среди гомосексуалистов, и теперь, когда этого вируса больше нет, природа (ученые?) создали ВП, чтобы вывести человека на новый уровень самосознания. Вирус передается воздушно-капельным путем – поцелуй, половой акт, общественный транспорт… Люди, зараженные этим вирусом, бросают семьи, ломают свои жизни, лишь бы найти свою оптимальную пару, свой идеал…
2
Посвященный ВП канал продолжал работать, но Майкл Джеферсон, выключил звук, оставив лишь картинку. Знакомую картинку. Картинку, которую снимали на его рабочем месте. В его лаборатории. В лаборатории, которая находилась в одном шаге от создания вакцины, обещавшей спасение от ВП.
– Как думаешь, после того, как мы победим этот вирус, что уготовит еще нам природа? – спросил он свою помощницу – Патрицию Кроунвел.
– Так ты думаешь, что виной всему природа?
– Почему бы и нет? – он улыбнулся, пожал плечами.
Его улыбка показалась Патриции самой теплой на всей земле. Чувство было странным, но она все еще не могла понять откуда оно. Конечно, они были с Майклом хорошими друзьями, конечно, он нравился ей. Нравился, как человек. Но откуда взялось это волнение? Эта дрожь?
3
Патриция с трудом смогла дождаться, окончания рабочего дня. «Домой, выпить, отвлечься, выспаться», – говорила она себе, но вдали от Майкла все стало только еще хуже. Мысли потянулись к нему. Чувства потянулись к нему. Все другое стало неинтересным. Помогли лишь воспоминания, и то ненадолго. Воспоминания о Майкле. Но даже в воспоминаниях все было таким… Радужным? Патриция так и не смогла подобрать нужного слова. Лишь чувствовала, как становится неровным дыхание и что-то теплое заполняет грудь, спускается вниз живота желанным волнением.
4
Сон. Во снах была пустота и холод. Воображение словно отказалось воспроизводить чувства прожитого дня. Патриция проживала свою жизнь, ходила по каким-то странным, незнакомым домам, поднималась по неправильным лестницам, но во всем этом не было смысла. Как не было и отдыха. Она проснулась, чувствуя усталость и слабость. Душ не помог. Кофе не помогло. Патриция одевалась, заставляя себя не думать о том, понравится ее наряд Майклу или нет. Но чем сильнее она противилась себе, тем сильнее становилось желание одеться красивее, по особенному, чтобы Майкл увидел в ней не только коллегу по работе, но и женщину. Красивую женщину, желанную.
5
Но Майкл не заметил. Ничего не заметил. Лишь отчитал Патрицию за опоздание. Она попыталась обидеться на него за это, держалась почти час, затем забылась, завела разговор, невольно приближаясь все ближе и ближе, подолгу заглядывая ему в глаза, забывая о работе. А потом снова обижалась, за то, что он отчитал ее, как девчонку. Злилась, планировала ответ, но терялась, краснела и опять злилась…
6
В обеденный перерыв Патриция отказалась от обеда и осталась в лаборатории с Майклом. Он поделился с ней кофе и парой пончиков. Она предложила ему поужинать вечером.
– Поужинать вместе? – растерялся Майкл.
– Почему бы и нет? – пожала плечами Патриция.
Он долго думал, затем осторожно кивнул, но когда наступил вечер, спешно изменил свои планы, отправил ее домой, а сам остался в лаборатории.
7
Все было странным, волнительным. Было у Майкла. Он не понимал этих внезапных чувств, не понимал тревоги, которая бурлила где-то в животе. «Патриция, тоже вела себя сегодня странно», – решил он, не в силах думать ни о чем другом, кроме нее. Она была повсюду. Ее голос, ее запах. Она заполнила все воспоминания. Майкл посмотрел на часы и тут же поймал себя на мысли, что считает оставшиеся до следующего утра часы. Утра, когда придет Патриция. Легкая, воздушная, желанная… Майкл замер, прикрыл глаза, долго стоял не двигаясь, затем пошел делать анализ на ВП. До конечного результата надо было ждать почти два часа, но он уже не сомневался, что болен. Понимание этого принесло еще больше волнений. Волнений и воспоминаний. Воспоминаний, в которых была Патриция. Сладких воспоминаний…
8
Они боролись с вирусом парности почти месяц. Боролись до тех пор, пока вакцина не была создана. Тогда на смену борьбы пришел страх. А что если они ошибаются? Что если вакцина никому не нужна, что если от этого будет только хуже? Ведь они никому не мешают. Ни он, ни она. Значит, не мешают и другие. Что плохого в этих чувствах? Почему их надо убивать? Зачем?!
Они хотели поговорить об этом, хотели обсудить, но не могли и лишь только, молча, смотрели друг другу в глаза. Смотрели и думали о том, что они все еще могут уничтожить вакцину, скрыть факт ее создания.
– Ты понимаешь, что ее все равно рано или поздно сделают? – спросил Майкл. – Не мы, так кто-то другой.
– Понимаю, – Патриция опустила глаза. – Но ведь не сейчас, верно?
– Может быть, и верно, – протянул Майкл, позвонил в отдел контроля и сказал, что вакцина готова, затем снова встретился взглядом с Патрицей. – Думаю, у нас есть время до утра.
Она кивнула.
– А завтра все снова станет, как прежде.
Она снова кивнула, стянула перчатки и начала мыть руки…