– Что? – отец взглянул на нее полузакрытыми карими глазами. Взгляд его рассеянно блуждал, и Кристина не могла бы сказать с уверенностью, узнал он ее или нет. Ему было всего шестьдесят пять, но болезнь не считалась с возрастом, поэтому морщины у него на лбу и складки, залегшие вокруг рта, были куда глубже и выраженнее, чем полагалось по возрасту. Лицо у него было длинное, а щеки казались впавшими. Густые пепельно-седые волосы были коротко подстрижены – мать говорила, что это якобы затем, чтобы летом не было жарко, но на самом деле ей просто было так проще мыть ему голову.
– Пап, это Кристина, твоя дочка. Я так рада видеть тебя, пап. Я тебя люблю.
– Кристина? – Его губы растянулись в улыбке – очень сухие губы. – Кристина.
– Молодец, пап! – Кристина наклонилась еще ниже, тронутая до глубины души, и поцеловала его в щеку, слегка щетинистую: у него всегда быстро отрастала щетина, до сих пор, хотя сейчас она была уже серебристо-серой, а мама не хотела беспокоить его бритьем чересчур часто.
– Милая. – Мама дотронулась до ее руки. – Поговори с ним о ребенке.
– С ребенком все хорошо, пап, – произнесла Кристина, послушно следуя указаниям матери.
– Детка, пусть он снова потрогает твой живот. Ему это очень понравилось, он говорил мне. Он мне об этом говорил сам.
– Правда?! – Кристина почувствовала прилив надежды – очередной, далеко не первый с тех пор, как болезнь начала прогрессировать. Было совершенно невозможно предсказать, что дойдет до сознания отца, а что нет, поэтому она использовала любую возможность, но то, что давало надежду в понедельник – оказывалось абсолютно бесполезным в среду. Эта потеря связи с ним очень больно ранила ее, потому что она ведь всегда была папиной дочкой, с самого первого дня.
– Папа? – Кристина прижала свободную руку отца к своему животу. – Ты чувствуешь малыша? Хочешь его почувствовать? Там, внутри, малыш. Ребенок. Твой внук. И он уже скоро появится на свет.
– Кристина. Кристина, – повторил отец, не снимая руки с ее живота и глядя на нее с теплой улыбкой. Раньше он был преподавателем литературы в старшей школе, это от него она унаследовала любовь к чтению. Он всегда брал ее с собой в библиотеку и открыл ей огромный и прекрасный мир классической английской литературы, которую любил больше всего на свете. Ученики называли его Шерлоком Холмсом, и Кристину просто убивал тот факт, что теперь его блестящий мозг, так же как и нежное сердце, угасают день за днем и ничего нельзя с этим поделать. Иногда ей казалось, что она уже похоронила его – хотя он был жив, но она не могла смириться с тем, что у них больше не было общих воспоминаний – о поездках на Лайман Орчадз за яблочным пирогом, который оба обожали, об их путешествиях в Джиллетт Кастл или Ист Хаддам, где жил Уильям Джиллетт, актер, сыгравший Шерлока Холмса. Кристина старалась не упустить ни одного дня с ним – именно поэтому она приехала сегодня сюда, несмотря на свою усталость и все напряжение последних дней. Потому что она не знала, сколько еще дней у них осталось.
– Пап, подожди-ка, я тебе кое-что привезла. – Кристина обошла вокруг стола и взялась за свою сумку. – Мам, иди-ка посмотри сюда.
– Что? – мать потянулась за своими очками для чтения в красной оправе, которые сама она называла «Салли Джесси Рафаэль», хотя никто понятия не имел, кто это такая. Еще у нее была футболка «Хартворд Уэлерс», хотя Уэлерс пропал еще в девяностых – но такие мелочи для родителей Кристины никогда не имели никакого значения.
– Это ультразвук, они дали мне фотографию, – Кристина вынула из сумки фото и дала матери.
У той глаза вспыхнули радостью.
– Ты сегодня ходила на УЗИ?! Это же великолепно!
– Я видела его сердце. Это было… потрясающе.
Кристина показала на белую восьмерку в центре фотографии, которую довольно легко можно было рассмотреть.
– Смотри, это и есть ребенок, у него пока голова и туловище одинакового размера.
– Милая, я так счастлива за тебя! – воскликнула мама. – Ведь это значит… ты и правда беременна!
– Я знаю. Я сама плакала.
– Ну конечно, а как иначе! – рассмеялась мама, глаза ее сияли. Она вернула фотографию Кристине: – Покажи отцу.
– Пап, смотри, это ультразвук. Я сделала УЗИ, – Кристина держала фото у самого лица отца. – Вот эти белые части – это ребенок. Ты можешь увидеть… – Она замолчала сразу же, как только заметила, что отец смотрит в другую сторону. Он отвернул голову, уставился в угол, на полочку, заваленную сборниками кроссвордов, газетами, конвертами и счетами, там же стояла прозрачная косметичка, полная коричневых пузырьков лекарств.
– Пап? – позвала Кристина, но безуспешно. Она оставила его в покое и убрала фотографию. На семинаре их учили еще и тому, что нельзя слишком давить на пациента – и на своем горьком опыте она уже усвоила, что так оно и есть.
Возбуждение, враждебность и даже физическая агрессия – нередкие явления при этой болезни. Эта агрессия не направлена на вас лично, человек не хочет сделать вам больно или неприятно. Всегда нужно помнить, что это не сам человек – это говорит в нем его болезнь: как если бы человек был пьян – о нем сказали бы «это в нем виски говорит». Не пропускайте признаки-предвестники агрессии – и как только они появляются, сразу останавливайтесь.
– Милая, хочешь жареного сыра? – Мама уже суетилась вокруг плиты, на которой все еще стояла сковородка.
– Да, конечно, спасибо.
– А что сказал Маркус, когда увидел малыша?
– Он… не смог пойти. Его не было в городе. Со мной ходила Лорен.
– О, как жалко, что он это пропустил! – У мамы по-прежнему проскакивал род-айлендский акцент в речи, особенно в этом ее протяжном «жа-а-а-а-лко».
– Так, вот еще один подарок для вас. – Кристина вынула из сумки книгу – доктор Сьюз, «Какое домашнее животное мне завести?». – Взгляни-ка – новая книга доктора Сьюза.
– Ничего себе! А я и не знала! – Мама отвернулась от холодильника и взяла книгу, нежно поглаживая кончиками пальцев синюю обложку. – Но как это может быть? Я имею в виду – он ведь давным-давно умер!
– Его жена обнаружила книгу – и ее опубликовали. Разве не здорово?
– Да просто потрясающе, милая! – Мама открыла первую страницу, в полном восторге. – Какая прелесть! Доктор Сьюз… это не только для детей.
Кристина улыбнулась, вспомнив, как отец постоянно повторял, когда она была маленькая, что детские книги не только для детей. В библиотеке Натмег Хилла были все книги доктора Сьюза, потому что Кристина самолично все их купила.
– Папе понравится.
– Не сомневаюсь, – кивнула Кристина.
Мама теперь читала отцу на ночь, но художественная литература стала слишком сложной для его восприятия: он начинал волноваться, переживать или попросту засыпал от нее. Поэтому мама перешла на детские книги – их он, казалось, слушал с удовольствием, особенно ему нравились стихи и картинки.
– Так, садись, я сделаю тебе сэндвич, – распорядилась мама, и Кристина послушно села, потому что маме это было важно.
Пока мама готовила, они обсудили последний день в школе, обменялись последними сплетнями и новостями, время от времени пытаясь вовлечь в разговор отца, который кивал и улыбался, но продолжал неотрывно смотреть в сторону лекарств на полочке в углу.
Кухня находилась с южной стороны, поэтому днем здесь было светло и солнечно, но как только день начинал клониться к вечеру – в ней сразу становилось темно.
– Вот твоя еда, детка. – Мама поставила перед ней бумажную тарелку с аппетитным сэндвичем с жареным сыром и картофельными чипсами, как она всегда любила.
– Ух ты, вкуснятина, спасибо!
– Ты в порядке? Ты какая-то грустная. – Мама села рядышком с ней, по правую руку, и взглянула на нее очень пристально. – Это, наверно, из-за школы, да? Из-за того, что тебе пришлось оставить работу? Тебя это наверняка расстраивает, уж я-то тебя знаю.
– Немножко да. – Кристина была благодарна маме за такую версию. Она разрезала сэндвич пополам, а потом отрезала маленький кусочек с горчицей наверху.
– Когда Бог закрывает дверь – он открывает окно.
– Точно. – Кристина положила кусочек сэндвича в рот – вкус был просто восхитительный.
– Когда родится ребенок, будет очень много хлопот. – Мамино лицо снова сияло. – Так что тебе есть чего ждать, правда ведь? У тебя все самое лучшее впереди!
– Да, так и есть.
Мама наклонилась вперед, опершись на локти:
– А врач не сказал, кто это будет, мальчик или девочка? Пока еще, наверно, слишком рано, да, нельзя определить?
– Пока не сказали. – Кристина взглянула на мать, жуя сэндвич. – Мам, но тебе ведь все равно, кто будет – мальчик или девочка? Или нет?
– Ну конечно, все равно! А тебе?
– И мне все равно. Я просто очень хочу, чтобы этот ребенок родился – неважно, какого он будет пола.
– И я тоже! – Мама хлопнула в ладоши, от чего все ее худенькое тельце вздрогнуло. – Ты только представь, как это будет прекрасно! Эти маленькие ножки, которые будут здесь бегать! И я уверена – твоему отцу это тоже поможет. Просто уверена.
– Возможно, – осторожно ответила Кристина. Ей не хотелось лишать мать надежды. Но в глубине души она понимала, что отец никогда уже не будет прежним – несмотря на появление ребенка. И никакие семинары ей были не нужны для того, чтобы это понять.
– А Маркус, наверное, хочет мальчика?
Кристина почувствовала укол тревоги. Маркус до сих пор не позвонил и не написал ей, и она тоже не сделала этого. Ей было невыносимо это отсутствие связи между ними. И при этом она и подумать не могла о том, чтобы рассказать ему, что едет в Филадельфию встречаться с Закари Джефкотом.
– Он никогда не говорил, что хочет мальчика. Он только говорил, что хочет партнера по гольфу.
– А это и значит – мальчика, – округлила глаза мама, – я же не вчера родилась.
– Девочки тоже играют в гольф, мам.
– Не могу себе представить твоего мужа, играющего в гольф с женщиной. Он вообще когда-нибудь играл с женщиной в гольф? Нет! – мама фыркнула, и Кристина фыркнула в ответ, потому что это была правда.