– Мама… я хочу задать тебе один вопрос – очень важный. Скажи, тебе действительно все равно, что мы прибегли к помощи донора?
– Для меня это не имеет никакого значения, – уверенно ответила мама.
– Это потому, что ты знаешь, что генетически ребенок мой? Ну, по крайней мере наполовину? Поэтому?
– Нет, не поэтому, – мама пожала плечами, – мне было бы все равно, даже если бы вы решили усыновить ребенка из Китая. Мне не важно – твой он или его, его или твой. И знаешь почему, милая? – Мама помолчала, задумавшись. – Потому что чем старше я становлюсь, тем отчетливее понимаю: на самом деле значение имеет куда меньше вещей, чем мы думаем. Вот это – имеет значение, – она показала сначала на отца, потом на нее, – все, что мне нужно и важно в жизни, сейчас находится здесь, в этой кухне, за этим столом – и меня волнует только это. Пока мы есть друг у друга, все остальное – ерунда. А твой ребенок – неважно, мальчик это будет или девочка… или вообще неведома зверушка… он тоже будет сидеть за этим столом, и мы тоже будем любить его изо всех сил.
От маминых слов Кристине стало гораздо легче. Они долго просидели, болтая, за кухонным столом, как это всегда бывало. И Кристина вдруг задумалась: никто ведь не знал, что все так случится – никто не ожидал, что отец внезапно заболеет Альцгеймером, а Маркус окажется бесплодным, что обоих мужчин в их семье предадут их собственные тела. И никто не мог предсказать, как это все изменит ее жизнь и жизнь ее семьи – изменит навсегда. Но потом, когда они уже пили кофе и Кристина наблюдала, как мать бережно, дуя на каждую ложечку, поила отца этим кофе, она поняла: любовь действительно может преодолеть почти все. Настоящая, истинная любовь. Вот она – прямо сейчас, прямо перед ее глазами.
И она знала – ей нужно ехать в Пенсильванию, если она хочет сохранить свою семью.
Глава 16
Кристина загружала посудомоечную машину, когда зазвонил ее телефон. Звонил Маркус. На экране высветилось его фото, которое она сделала, когда они впервые поехали в Преск-Айл, в загородный домик его семьи. Нилссоны любили ходить под парусом, и Маркус с удовольствием возился с лодкой: на фото он тер песком корпус судна, чтобы не было ржавчины. Кристина любила эту фотографию – он выглядел на ней таким беззаботным, с улыбкой на все лицо, расслабленный, без рубашки, спина загорелая, мышцы напряжены, тело мускулистое, сексуальное – каким только может быть тело двадцатиоднолетнего спортсмена. Они тогда были безумно влюблены друг в друга, полны надежд на общее будущее, предвкушали совместную счастливую жизнь и даже не подозревали об испытаниях, которые их ждут.
Кристина постаралась проглотить ком, который встал у нее в горле, и ответила на звонок.
– Кристина? Привет, как ты?
– Нормально. – Кристина, как и любая жена, хорошо знала своего мужа и по его голосу поняла, что он все еще сердится, но слишком устал, чтобы злиться по-настоящему. – А ты как?
– Это был чертовски утомительный день.
– Понятно. – Кристина понимала, что он таким образом извиняется перед ней за то, что до сих пор не звонил.
– Ты ходила к Гэри?
– Да. И Лорен ходила со мной вместе, – Кристина была уверена, что он уже разговаривал с Гэри, но она тоже слишком устала и у нее не было настроения для каких-то игр, – Гэри говорит, что нам не надо судиться с Давидоу, но мы должны судиться с Хоумстедом, и я склонна с этим согласиться.
– Здорово, отлично, спасибо! Я знаю, тебе было нелегко – и очень ценю это.
– Да пожалуйста. – Кристина чувствовала, что он старается все исправить. Это вызвало у нее желание рассказать ему об УЗИ, но она не стала рисковать, испугавшись, что они снова поссорятся. И решила соврать. – Знаешь, раз уж тебя все равно нет дома, мы с Лорен подумали, не махнуть ли нам куда-нибудь вдвоем, устроить этакий девичник в Нью-Джерси на выходных.
– Серьезно? И что вы там собираетесь делать?
– Ну, ты же знаешь – у ее родителей там дом, на Лонг Бис Айленд.
– А, да, точно, – по голосу Маркуса Кристина поняла, что он не помнит об этом доме. Да она и сама никогда там не бывала – просто это место идеально подходило, потому что его невозможно было никак проверить.
– Да, у ее родителей есть там дом, и все дети им пользуются по очереди. Ну знаешь, такие контракты, когда покупаешь летние недели и можно меняться?
– Понятно.
– Ну вот, она всегда едет последняя, но в этом году поедет первая, что чертовски здорово. И она спросила, не хочу ли я поехать с ней. Провести там выходные. Просто немножко отдохнуть и отвлечься, ну ты понимаешь, после всего, что на нас свалилось.
– Конечно, все правильно, – голос Маркуса смягчился.
– Ну вот, – Кристину захлестнуло чувство вины. – Джессика с нижней улицы обещала позаботиться о животных, так что я думаю – я могу поехать.
– Отлично. Меня все равно не будет дома до вечера воскресенья. Только не забудь, в понедельник у отца день рождения.
– О, точно, – Кристина закатила глаза, сейчас было можно – ведь он не мог ее увидеть. Она терпеть не могла своего свекра, этого невыносимого Фредерика Нилссона.
– Мы пойдем ужинать. Я уже заказал столик в «Тай-Палас», так что тебе не придется готовить. Заманчиво звучит?
– Да, это просто здорово.
– Ладно. У меня совсем нет сил, так что откланяюсь, пожалуй.
– И я тоже очень устала.
– Люблю тебя, – сказал Маркус, и на какую-то долю секунды он вдруг снова стал прежним Маркусом.
– И я тебя люблю, – произнесла Кристина, тронутая его искренностью. Но она сама слышала, как фальшиво звучал ее голос.
– Ладно, тогда спокойной ночи. Поцелуй Мерфика от меня.
– А как же Леди? – машинально спросила Кристина, продолжая их извечное противостояние: Маркус всегда больше любил собаку.
– Ну… ее не целуй. Будь осторожна завтра за рулем. До Джерси путь неблизкий. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Кристина повесила трубку и застыла около посудомоечной машинки, взявшись за полуоткрытую дверцу. Она вдруг поняла, что только что обманула Маркуса дважды, один раз намеренно сказав неправду, а второй раз – утаив правду, и все ее воспитанное в строгих католических правилах естество сейчас обличало ее изо всех сил. Итак, она соврала ему, куда едет, и не сказала ему про УЗИ. А ведь она и припомнить не могла, когда до этого врала ему последний раз. Если вообще когда-нибудь врала.
Кристина молча смотрела в окно кухни, выходящее на задний двор, в темноту, и тут заметила, что включился детектор движения – значит, Мерфи у дверей и хочет войти в дом. Насыпав порошка в машинку, она включила ее, впустила собаку, и они вместе отправились наверх, чтобы закончить этот ужасно трудный день.
Глава 17
Кристине и Лорен понадобилось около трех часов, чтобы доехать до Пенсильвании, потому что водитель был беременный и ему (то есть ей) то и дело надо было останавливаться, чтобы сходить в туалет, съесть в Макдональдсе картошку фри, или салат из Сбарро, или лимонный пирог из Старбакса. Плюс небо было ясным и безоблачным, и поездка была бы весьма приятной, если бы они не были так напряжены и взволнованы из-за того, куда именно и зачем они направлялись.
Они проехали Колледжвилль по шоссе 29, свернули на проселочную дорогу и миновали еще несколько старинных колониальных построек, а затем выехали на дорогу, ведущую мимо холмов и пасущихся лошадей. Вокруг расстилалось бескрайнее пустое пространство, и Кристина поняла, что они, по всей видимости, приближаются к тюрьме.
– Думаю, мы почти на месте, – сказала она, озираясь.
Лорен выпрямилась на пассажирском сиденье.
– Откуда ты знаешь? Больше похоже на какую-то заброшенную ферму.
– Я читала на их вебсайте. Тюрьма занимает семнадцать акров земли.
– Значит, она стоит в самом центре пустоты? А что еще ты там вычитала?
– Ну, это самая большая тюрьма для особо опасных преступников в Пенсильвании.
– О, просто отлично. Все или ничего.
– В ней содержится около тридцати семи сотен взрослых мужчин, совершивших преступления, которые классифицируются как особо опасные. Кроме того, у них есть две камеры смертников – единственные в штате.
– Ну вот, чудесное местечко для летних каникул.
– А еще у них есть страничка на Фейсбуке.
– Вау, – хмыкнула Лорен. – Фейсбук для преступников!
– Да. И аватар их странички – коала.
Кристина прибавила газу, заметив впереди с правой стороны массивное здание – вероятно, это и была тюрьма.
– А почему коала?
– Понятия не имею.
– А ты уверена, что нам удастся встретиться с Джефкотом?
– Я позвонила и попросила записать нас в его лист свиданий. Так что – да, уверена.
– Он, наверно, не откажется от компании.
– Или от прессы. Помни, я им сказала, что мы журналисты-фрилансеры.
– О’кей. Без комментариев.
Дальше они ехали в непривычной и нехарактерной для них тишине, потому что громадина надвигающегося на них здания тюрьмы здорово давила на психику. Кристина свернула направо там, где велел ей навигатор, хотя никакого знака не было, и они выехали на длинную заасфальтированную дорогу, которая привела их к развилке: справа была парковка для посетителей, о чем свидетельствовал знак, а слева высилось огромное, мрачное здание тюрьмы, окруженное пятидесятифутовым забором с колючей проволокой наверху. По углам здания стояли сторожевые вышки, уходящие, кажется, прямо в голубое небо.
– О господи, – сморщилась Лорен. – Может быть, поедем домой?
– Пока нет. – Кристина въехала на парковку, почти пустую, и выключила мотор.
– Здесь существуют правила. Мы не можем взять с собой телефоны или сумки, но обязаны показать удостоверения личности. У них есть ящички для ключей от машины, и нам можно принести с собой блокноты – но не ручки.
– А я могу взять с собой свое ружье?
– Да откуда у тебя ружье? Если у тебя и правда есть ружье – это значит, что я тебя совсем не знаю.
Кристина взглянула на Лорен, вытягивая из кошелька свои водительские права.