Боже всемогущий, я не имею права пойти на это!
Прежде чем отчим вернулся, Магда пошла наверх, в спальню матери. Леди Конгрейл лежала, откинувшись на подушки, и пыталась проглотить ту пищу, которую ей давала ее старая нянька. Она выглядела больной и жалкой. Похоже, она уже знала о неожиданном и удивительном предложении графа. Запавшие глаза, в которых светился отчаянный пыл, остановились на дочери.
— Я знаю, что сэр Адам поступил нехорошо, отослав мой портрет вместо твоего. Но если вдруг он понравится графу, я умоляю тебя согласиться на обручение.
— Она будет дурочкой, если этого не сделает, — неожиданно вставила Тамми. — Ведь если рассудить, без хитрого трюка молодой хозяйке ни за что не заполучить себе супруга.
Щеки Магды полыхнули огнем.
— Вы все подбиваете меня на этот грех.
— О, дитя мое, прошу тебя, думай об этом не как о грехе, а как об акте милосердия по отношению к собственной несчастной матери, — воскликнула леди Конгрейл. — Ты же видишь, как я прозябаю! Вчера вечером доктор Крабтри предупредил меня, что следующих родов мне уже не пережить. Твоему отчиму, в сущности, от этого брака нужно только одно: получить деньги, которые Морнбери пошлет ему, когда сэр Адам расскажет ему о скудности наших доходов и о нужде, которую мы испытываем. Не серди сэра Адама своим отказом. Хоть попытайся! Даже если граф отошлет тебя обратно домой, то ты приедешь с золотом в кошельке. Говорят, что Эсмонд Морнбери очень щедр и великодушен…
— И ты хочешь, чтобы я так подло обманула щедрого и великодушного человека! — вспыхнула Магда.
Леди Гонгрейл начала плакать.
— Ради меня, умоляю, Магда! Заключи с сэром Адамом сделку. Попроси, чтобы он оставил меня в покое и позволил вести более сносную жизнь. В обмен на те богатства, которые принесет ему твой брак…
Магда подошла к окну. Два черных дрозда скакали по плотному насту белоснежного снега. На дворе стоял ослепительный зимний день. Она томилась по свежему воздуху, по солнцу и ненавидела эту затхлую комнату и ложь, которая со всех сторон окружала ее. Подстрекаемая и изводимая матерью и отчимом девушка чувствовала душевное опустошение и слабость. В глубине сердца она знала, что очень хочет согласиться на то, к чему ее подбивают. Хочет иметь собственный прекрасный дом и забыть про унижения и одиночество. И вместе с тем образ Эсмонда Морнбери вставал в ее сознании в романтическом свете, и она все не могла решиться сыграть с этим молодым человеком столь подлую шутку. Для нее он остался великим влюбленным, скорбящим по потерянной любимой. Она никогда не слышала о другом Эсмонде: столичном повесе, безжалостном дуэлянте, надменном аристократе, азартном игроке. Все это тоже был граф Морнбери, но Магда не знала его таким.
Магда еще раз попыталась обратиться к матери.
— Мадам, вы только представьте, каково будет мое положение, если графу понравится ваш портрет и он обручится со мной заочно, а затем увидит мое лицо… Да, скорее всего он женится на мне и после этого, но только потому что он будет вынужден сделать это, как благородный человек. Подумайте о том, как я буду себя чувствовать в ту минуту!
Тамми, цокая языком, бросилась к кровати больной и склонилась над леди Конгрейл.
— Тише! Вы убьете бедную леди, — проговорила она. — Настоящая дочь должна хоть немного пожалеть ту, что выносила и родила ее в страшных муках. Вы должны выполнить свой долг! — Она приложила ко лбу леди Конгрейл примочку с уксусом и продолжала жаловаться.
Эта болтовня еще больше смутила Магду. Она с ужасом и дрожью вспомнила вчерашние роды. Действительно, несчастная женщина, которая лежала сейчас в постели, заслуживала по крайней мере жалость. Магде не хотелось благодарить мать за то, что она произвела ее на свет, ибо была бесконечно несчастлива.
Девушка попыталась утешить хныкающую больную заверениями о том, что она еще раз все тщательно обдумает, и торопливо выбежала из комнаты, будучи более не в силах переносить тягостную атмосферу.
Тревога и изнеможение полностью овладели девушкой, когда она наконец поднялась в свою чердачную комнату с позволения жестокого отчима, разрешившего ей идти спать.
Ночной ветер стучал в окна замерзшей снежной крупой. В комнате Магды стоял ледяной холод. Забившись под одеяло и сжавшись в комочек, она попыталась согреться. Больше холода ее мучили мысли, и Магда, временами впадая в тревожную дрему, всю ночь промучилась, потирая свои маленькие замерзшие ноги.
Сэр Адам обещал, что завтра же она переселится в теплую комнату, предназначенную для гостей. Там есть камин, и у нее будет собственная служанка Эгги. Ей дадут красивую теплую одежду, подобающую ее новому высокому положению, и Магда будет выглядеть как настоящая леди. Она должна будет писать графу, сообщая ему о своих чувствах и о том, как печально ей будет покинуть милый отчий дом.
Ничто человеческое Магде не было чуждо, и девушка готова была согласиться на приятную перемену в жизни, которую сэр Адам преподносил, несомненно, как взятку. Коварство его поистине не знало границ! Он предложил даже купить ей хорошую лошадь и позаботиться о том, чтобы у нее было время кататься, когда она пожелает. Впрочем, все это имело для Магды гораздо меньшее значение, чем одна-единственная клятва отчима оставить мать в покое и позволить несчастной вновь занять ее собственные покои, в свое время отобранные. Он обещал сделать все, чтобы леди Конгрейл закончила свои дни в мире и покое. Если… если Магда согласится на замужество.
Глава восьмая
Прошло более половины месяца, прежде чем ответ от Эсмонда Морнбери достиг Уайлдмарш Мэйнор. Две недели самой зловещей погоды в мрачном Котсуолде, какую Магда когда-либо видела. Снежная буря за снежной бурей обрушивалась на их дом, пока наконец огромные сугробы почти совсем не занесли старые унылые стены особняка. Ледяные вихри стучали ставнями, налетая на дом, а пронизывающий холод хватал его обитателей за горло.
Все члены семьи и слуги передвигались по комнатам мрачными тенями, одетыми в верхнюю одежду с накидками и капюшонами. Даже резвость шумливых мальчиков поутихла. Они, так же как и остальные, шатались по коридорам понуро, надрываясь кашлем, А в это время к их матери медленно, очень медленно, возвращались жизненные силы, пока она жила в уединении в своей спальне под присмотром ухаживающей за ней преданной Тамми.
Для Магды это были ужасные дни. И хотя ее кормили теперь лучше других и проявляли по отношению к ней снисхождение, которого девушка не знала с детства, ей было тяжко. Она чувствовала на себе постоянный, настороженный взгляд отчима. Он следил за всеми ее передвижениями по дому, ходил за ней тенью, словно привидение, без его ведома нельзя было шагу ступить. Словно охотник, он выслеживал свою жертву. Неожиданно появляясь перед ней, он одобрительно произносил:
— А ты уже немного поправилась. Ну-ка, повернись! Да, пожалуй, твои формы начинают приобретать округлость. Тебе, как женщине, это только на пользу, я в этом знаю толк. Не думаю, что ты будешь со всех сторон неприятна его светлости. Ешь больше. И тогда нам не стыдно будет за невесту, которую мы пошлем в Морнбери Холл!
Эта его бесконечная забота заставляла Магду затыкать обеими руками уши. Она из последних сил старалась сдержать рвавшиеся наружу пронзительные стоны безумного раздражения.
А потом вдруг пришло в Уайлдмарш Мэйнор первое после долгого перерыва ясное утро. Весь дом осветился лучами солнца и, казалось, пробудился от спячки. Сосульки стали стремительно таять и срываться с карнизов. За ночь сильный ветер разогнал штормовые облака. С необыкновенной быстротой небо очистилось. Белоснежный, яркий мир занял место мрачного кошмара, и еще до полудня возобновилось движение по грязным и слякотным окрестным дорогам. До дома долетел звон колокольчиков с фермерских повозок. А через сорок восемь часов в Фенбридж с почтовой каретой наконец-то пришло письмо для сквайра.
Магда как раз сидела возле кровати матери и вышивала, когда в комнату ворвался отчим. По его виду легко было догадаться, что у него хорошие новости. Не в силах сдержать волнение, он радостно потирал руки.
— Если мне не изменяет зрение, то, похоже, моей дражайшей Джейн сегодня намного лучше… — с неожиданной для него церемонностью проговорил он и поклонился жене.
Леди Конгрейл кинула на него кислый взгляд и пробормотала ответ. Тогда он повернулся к Магде. В ту же секунду она уже знала, что он сейчас скажет.
Сэр Адам отвесил ей еще более церемонный поклон.
— Мои приветствия будущей графине! Поздравляю, моя дорогая!
От волнения Магда смяла вышивку. Игла впилась в большой палец, и она от неожиданности и боли вскочила со стула и сунула пораненный палец, на котором выступила капелька крови, в рот. Побледнев почти до оттенка выцветшего муслинового чепца, девушка своими огромными глазами уставилась на отчима.
— Граф дал ответ? — еле слышно спросила она.
Сэр Адам выхватил из кармана письмо.
— И в весьма восторженных тонах, моя милая! На, смотри сама!
Магда ослабевшей рукой взяла лист бумаги, исписанный знакомым почерком. Послание было недельной давности, на что указывала проставленная внизу дата, и было послано, как и прошлое, из Морнбери Холла.
«Взглянув на ваш портрет, я отметил миловидность и невинность, которые напомнили мне о моей Доротее и пробудили во мне нежность. И поэтому я официально прошу у вас, сэр Адам, руки вашей дочери Магды. Дав согласие на брак, она сможет до конца своей жизни рассчитывать на привязанность, которую к своей законной супруге должен питать законный супруг. Узнав, что ваш дом поражен болезнью и что леди Конгрейл не встает с постели, я решил, что, с моей стороны, было бы непростительной глупостью подвергаться риску заболеть, и поэтому выражаю желание, чтобы Магда приехала в Морнбери Холл, где в домашней церкви и будет освящен наш союз…»
Вместе с письмом граф прислал кольцо с фамильным гербом. Улыбаясь, отчим передал его Магде, добавив, что оно уже само по себе является символом некоего обязательства со стороны графа.