Он метался по дорогам уже больше часа, но не обнаружил никаких следов и повернул к дому. У огромных железных ворот Морнбери Холла он остановился, взял коня за повод и в последний раз огляделся.
Вдруг до него донесся отдаленный стук копыт.
Через минуту он увидел ее…
Она летела к нему на Джесс, несясь бешеным галопом. На долю секунды он почувствовал облегчение, увидев свою любимую кобылу целой и невредимой. Все ближе и ближе приближалась всадница. О Боже, как она несется! Он никогда не видел ничего подобного!
Эсмонд заметил, что Магда одета в костюм для верховой езды, который принадлежал его матери. Он сразу узнал его, так как мать позировала в нем художнику, писавшему ее портрет верхом на лошади. Костюм после смерти графини был заботливо убран в кедровый сундук, стоящий в спальне. Эта сумасшедшая Магда каким-то образом нашла его. Кажется, он ей в самую пору… а эта трогательная маленькая бобровая шапочка с пером… Но больше всего его потрясло то, что она сидела на лошади, расставив ноги, как мужчина, выставляя напоказ свои длинные грубой вязки шерстяные чулки.
Ее темные волосы были подвязаны сзади ярко-красной лентой, и слава Всевышнему, мрачно подумал он, она догадалась закрыть лицо вуалью.
Эсмонд схватил лошадь под уздцы.
— Проклятье! Как ты посмела взять мою лошадь?!
Она соскочила на землю и подняла вуаль. Он увидел как разрумянились ее щеки от скачки и горят глаза.
— Ругайтесь, милорд, если вам угодно. Накажите меня, но я все-таки на воле! Еще немного, и ваши мерзкие старухи уморили бы меня в душной комнате под пуховым одеялом. Они заставляли меня пить какую-то отраву, еще немного, и я сошла бы с ума.
Пришлось искать путь спасения, и я нашла его! — задыхаясь, проговорила она.
Эсмонд заботливо пробежал рукой по Джесс, проверил ее мышцы и холку, погладил, успокоил.
— Если я узнаю, что ты нанесла Джесс какую-нибудь траму…
— Ничего я ей не сделала, — прервала его Магда обидчиво. — Я дала ей поразмяться. Она давно в этом нуждается. Ваша Джесс начинает жиреть.
Эсмонд уставился на нее во все глаза.
— Откуда ты знаешь…
— Ей дают слишком много овса, — добавила Магда, хмуро глядя на своего мужа.
Неожиданно для себя Эсмонд запрокинул голову и расхохотался. Нет, с ней не соскучишься!.
— Мне сказали, что ты ушла из дома еще до завтрака. Где тебя носило?
— По окрестностям. Где-то в десяти милях отсюда я сделала привал и дала Джесс отдохнуть часок-другой, — пожав плечами, ответила Магда. — Я не знаю местных названий, но могу сказать одно: по сравнению с Котсуолдсом здесь приятно носиться верхом. Земля очень ровная…
— С моей лошадью ты обращалась, как я погляжу, не очень-то хорошо. Загнала совсем.
Магда опять пожала плечами.
— Я же говорю, что она утратила форму.
Эсмонд снял свою шляпу и согласился.
— Что ж, зерно истины в твоих словах, наверное, есть. Меня слишком часто не бывает дома, и Джесс застаивается в конюшне.
— Тогда разрешите мне выезжать на ней! — просияв, воскликнула Магда. — Она такая славная, так хорошо чувствует седока! Никогда еще мне не встречалась такая удивительная кобылица!
— Ты права, Джесс — королева среди лошадей, — неохотно согласился с женой Эсмонд. Но, согласись, ты не имела никакого права взять ее без разрешения. К тому же она не любит чужих.
Магда повернулась к лошади и прижалась своей изуродованной щекой к ее влажным ноздрям.
— Я ей понравилась. Стоило мне шепнуть ей на ухо пару нежных словечек и угостить ее сахаром, который я стянула с подноса, когда мне вчера вечером накрыли ужин, Джесс стала моей подружкой. Она позволяла мне делать с собой все, что я захочу.
— Ты сама ее оседлала?
— А вы думаете, мне помогали слуги? — улыбнулась Магда.
Эсмонд был потрясен. Он просто не верил своим глазам. Магда прижималась обезображенной стороной лица к лошади и казалась почти красавицей. Любой, кому оказалось под силу в одиночку оседлать Джесс, приручить ее и скакать с такой скоростью, был способен пробудить в сердце Эсмонда восхищение.
Собрав свою волю в кулак, он сказал:
— Разрешу ли я тебе впредь ездить на Джесс — еще большой вопрос. Но я позабочусь о том, чтобы ты отныне имела возможность выезжать на прогулки.
Она едва не задохнулась от радости:
— Правда?!.. О, благодарю, благодарю вас, Эсмонд!
Словно устыдившись своей слабости, он торопливо добавил:
— Но ты взяла на себя слишком много, твое неповиновение принесло мне много хлопот. Будь добра закрой лицо, и, как только поставим лошадей на конюшню, ты тут же вернешься к себе в комнату!
— Вы очень рассердились на меня?
Он избегал встречаться со взглядом ее огромных глаз.
— Я сделаю так, чтобы вы смогли выезжать, мадам, — повторил он холодно.
Возле конюшни они спешились, Магда погладила Джесс по чуткому бархатному носу и прошептала:
— Милая моя красавица… Прощай… Спасибо тебе за то счастье, которое ты мне подарила. И за свободу…
Подойдя к двери, Эсмонд стал яростно дергать шнур звонка. Двери открыл лакей. Граф тут же послал за миссис Фустиан.
Краснолицая и мрачная женщина приблизилась к нему осторожно, отвешивая свои неуклюжие поклоны и что-то бормоча в свое оправдание. Он резко оборвал ее:
— Все улажено, я тебя ни в чем не упрекаю.
Но учти, что впредь ее светлости нужно будет каждый день дышать свежим воздухом и совершать прогулки. Не дай Бог в ее покоях будет хоть еще один раз душно!
Миссис Фустиан ошеломленно смотрела на своего хозяина. Граф тем временем швырнул на ближайший стул кнут и продолжил:
— Графиня очень молода и совершенно здорова. Лежать в постели целыми неделями… Как вам могло прийти в голову! Попроси сиделку помочь графине одеться. Отныне ее светлость может свободно передвигаться в пределах своих покоев и делать то, что ей вздумается. Позаботься также о том, чтобы слуги решили, что это я пригласил сегодня утром ее светлость на прогулку.
— Да, милорд, слушаюсь… — все еще не оправившись от изумления, повторяла миссис Фустиан.
— Пошли за доктором Ридпэтом, — приказал Эмонд. — Я выясню у него, как долго еще следует ее светлости пребывать в одиночестве и когда она сможет, закрытая вуалью, появиться в свете.
— Позвольте спросить, вы надолго вернулись домой, милорд?
— Только на неделю, собираюсь за границу. На войну.
Миссис Фустиан всплеснула руками. Граф уезжает за границу? На войну?!.. Вот так новость!..
Поднявшись к себе в комнату, Магда сняла костюм для верховой езды и маленькую бобровую шапочку. Ей было жалко снимать этот наряд. С большой неохотой она убрала костюм обратно в сундук и снова надела опротивевшее ей платье. Постылая сиделка суетилась вокруг нее, морщилась и что-то ворчала по поводу здоровья.
Магда, воодушевленная сегодняшним побегом и разговором с мужем, обернулась к ней и крикнула:
— Оставь меня одну, ради всего святого!
В этот момент Эсмонд, постучавшись, вошел в спальню жены. Он все еще не переоделся и выглядел уставшим и встревоженным. Жестом выгнав сиделку и оставшись с Магдой наедине, он сказал ледяным тоном:
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь трогал вещи моей матери. Я любил ее, и мне это неприятно.
Магда опустила глаза. Против воли у нее вдруг выступили слезы.
— С вашей стороны, сэр, я, конечно, не могу рассчитывать ни на любовь, ни на почтение…
— Не забывай, что ты, несмотря ни на что, все же моя жена, — сказал он. — Тебе будет оказываться то внимание и уважение, на которое графиня Морнбери вправе рассчитывать.
— Спасибо и на этом, — прошептала она и украдкой смахнула с носа слезу.
Он заметил этот ее жест, и он его позабавил.
— Как ты вышла из дома?
— Спустилась вниз по стеблям! Я больше не стану вылезать из окна, — прошептала она.
Он подошел к окну и глянул вниз.
— Ты могла разбиться до смерти. Растение могло не выдержать твоего веса.
— Я не так уж много вешу, — сказала она.
Он обернулся и внимательно посмотрел на нее.
Ее голова была опущена. Только теперь, когда волосы были вымыты, он заметил седую прядь, которая вплеталась в темные локоны и извилистым ручейком пробегала от макушки к чистому лбу.
— Не вздумай больше красить и завивать свои волосы.
— Как вам будет угодно. — Скажите, милорд, разве моя смерть не вызвала бы у вас облегчения? Магда вскинула голову. — Она бы с лихвой компенсировала те неприятности, которые были бы у вас от этой постыдной свадьбы…
Неожиданно ему стало стыдно. Он увидел выражение горя и тоску на ее нежном, покрытом рубцами лице. Совсем ребенок. Более мягко он сказал:
— Нет, Магда. Не надо преувеличивать. Я не желаю тебе смерти.
— Значит, наши желания расходятся, — прошептала она. — Я восприняла бы ее, как избавление.
— О чем ты? — спросил он удивленно.
Она не ответила, а только спрятала лицо в ладонях.
Он подошел к ней и коснулся рукой волос. Легко-легко, одними кончиками пальцев.
— Перестань! Плакать — только время попусту терять. Что сделано, того уж не поправишь.
От его ласковых слов она зарыдала в голос:
— Я не могу жить, чувствуя только ненависть и презрение!
— Я не ненавижу тебя и не презираю.
— Ненавидите! Ненавидите! — совсем по-детски возразила она сквозь плач. — И презираете! Я знаю!
— Говорю тебе, ты ошибаешься!
Господи, как ему надоели эти бесконечные слезы и дурацкие упреки! А здесь действительно душно, подумал он. Комната была наполнена едкой вонью горьких трав, настой которых сиделка Воул бережливо выливала на бревна в камине. Быстро подойдя к одному из окон, он распахнул его.
— Должен согласиться с тобой, что в твоей комнате дьявольски тяжелый воздух. Тебе, несомненно, нужно больше гулять, — пробормотал он.
Она не ответила, сидела на краешке своей огромной кровати и тихонько продолжала плакать. Эсмонду показалось, что это не пристыженная мошенница, а всего лишь одинокий несчастный ребенок, который не в силах самостоятельно справиться со своим горем. Он уже сделал шаг, чтобы положить ей руку на плечо, но остановился. Нет, проклятье, он не покажет ей своей слабости.