Халат соскользнул с худеньких плечей Магды. Ему открылась девичья красота ее бархатной кожи и розовые кончики грудей. Седая прядь волос упала на обезображенную щеку и закрыла ее. В Эсмонде проснулся мужчина. Он стал срывать с Магды остатки одежды, понимая только одно — это его жена. Законная супруга. Эта женщина принадлежит ему, и он имеет полное право овладеть ею. Он обезумел от страсти и не слушал ее мольбы. Эсмонд заломил Магде руки, отнес к постели и швырнул на нее, как куклу.
— Я научу тебя покорности! Я отучу тебя думать, что тебе здесь позволено говорить и делать все, что захочется! Ты запомнишь отныне, что Эсмонд Морнбери твой муж и господин. Ты клялась менее двух месяцев назад любить и подчиняться мне! Так люби же и подчиняйся!
Она затравленно молчала. Его необузданная чувственность приводила ее в ужас.
Он дунул на свечи, погрузив тем самым комнату в полумрак и встал перед кроватью, освещаемый отблесками огня из камина. Затем он задернул полог.
Первые несколько минут Эсмонд неистовствовал. Его поцелуи жгли ей губы. Она лежала неподвижно, не в силах сопротивляться. Но вдруг он почувствовал соленый вкус горьких слез, которые обреченно текли из ее глаз. Буря ярости улеглась в Эсмонде. Он поднялся, вновь зажег свечи, оделся и налил себе стакан воды из графина, стоявшего на столе. Увидев свое отражение в зеркале, он поморщился — ему стало противно за себя. Он знал, что вел себя, как зверь.
Магда лежала неподвижно. Сквозь ресницы она наблюдала за Эсмондом. Страх парализовал ее, и она ждала, что вот он сейчас снова набросится на нее, превратившись в дьявола.
Он подошел, склонился и коснулся ее волос. Еще несколько минут назад вся кровь его забурлила бы от этого прикосновения. Теперь же он выглядел просто глубоко смущенным, ощущая на себе взгляд бездонных измученных глаз. Эсмонд ощутил страдания так, словно сам был на ее месте. И вдруг произошло чудо: обезображенная щека уже не отталкивала его взгляд, потеряв былое значение.
— Я поступил плохо. Твои слова о Доротее свели меня с ума.
— Я сожалею, милорд… — прошептала она.
— То, что сделано, уже не поправишь. Давай не будем причинять друг другу еще большую боль, — продолжал он, с трудом произнося слова. — Завтра я уезжаю. Возможно, мы видимся с тобой в последний раз. Я прошу от тебя только одного: не урони мою честь в глазах тех, кто меня знает. Она отвернулась к подушке и зарыдала.
— Хорошо. Но… Эсмонд, постарайтесь хоть немного относиться ко мне по-человечески. Я так устала от ненависти…
— Я постараюсь… Я мог бы жалеть тебя, если тебе нужна жалость, бедное дитя.
Она не верила своим ушам. Это были первые по-настоящему добрые и теплые слова, которые она слышала от своего мужа.
— Я не прошу жалости… Я прошу только прощения.
— Я прощаю тебя, Магда. И ты прости меня, я не понимал тебя!
Она повернулась к нему, взяла его руку и прижала ее к своим горячим губам.
— Ты не должна целовать руку, которая несколько минут назад тебя ударила. Не должна.
— Завтра вы уедете, и я останусь совсем одна.
— Сделай все то, о чем я тебя просил, и терпеливо жди моего возвращения. Я вернусь и постараюсь как-нибудь наладить нашу жизнь, — сказал он мягко. Я буду писать тебе время от времени, — добавил он, отворачиваясь в сторону. — До свиданья, Магда.
Она села на постели. Сердце у нее неистово колотилось. Магда изнывала от желания, которое пробудилось в ней и толкало в объятия Эсмонда.
— Эсмонд… Эсмонд… — шептала она.
Но он ушел.
— Миледи. Миледи. Просыпайтесь.
Магда села на кровати. В руках у мисс Воул было письмо.
— Что это?
— Это от его светлости, миледи.
— Где он?
— Он уехал из Морнбери, миледи, два часа назад и просил передать вам это письмо.
— Уехал… Уже уехал… — отрешенно повторила Магда.
Пока сиделка суетилась вокруг, отодвигая шторы на окнах и клича служанку, чтобы та разожгла огонь в камине, Магда распечатала письмо и стала внимательно читать. Оно было коротким, но, прочитав его, Магда улыбнулась.
«Миледи, воспоминание о прошлой ночи всегда будет вызывать у меня на лице краску стыда. Прошу еще раз простить меня, как я простил тебя. Не будем возвращаться к прошлому. Помни — ты моя жена, будь достойна нашего титула. Да поможет тебе Бог — помогут и врачи. Ты можешь гулять в Годчестере, где тебе захочется. Пока меня не будет, заботься о Джесс и выезжай на ней каждый день. Я доверяю ее тебе.
Магда перечитывала это письмо еще и еще, упиваясь каждым словом и словно не веря своим глазам. Такой поворот казался поистине невероятным. Он, конечно, не любил ее, но перестал издеваться и даже жалел и заботился о ней. Он доверял ей и подписался «твой муж»! Он разрешил ей кататься на Джесс!
С чисто женской способностью прощать человека, который недавно сделал ей больно, Магда порывисто прижала письмо Эсмонда к губам и страстно поцеловала подпись. Безумная жестокость, которую он обрушил на нее накануне, превратилась в нежное и греющее душу воспоминание о любви, о первой брачной ночи.
Она вскочила с постели, бросилась к окну, выглянула наружу и, напрягая зрение, стала всматриваться на север, куда уехал Эсмонд, словно еще надеялась увидеть его.
— Эсмонд… О, Эсмонд… Муж мой, — словно в бреду шептала она.
Сзади подошла мисс Воул.
— Миледи, вы простудитесь! Вам лучше вернуться в постель!
— Нет, — круто обернувшись и порозовев, сказала Магда. — Я не простужусь. У меня никогда не бывало простуды. Скажи конюхам, чтоб седлали Джесс, и принеси мне мой новый костюм для верховой езды.
— Но скоро придут врачи, миледи…
— Подождут, — ответила графиня Морнбери высокомерно и прижала дорогое ей письмо к груди.
Сиделка тут же бросилась к своей подружке миссис Фустиан. Им предстояла разлука — сиделка покидала Морнбери Холл, а Магде будет прислуживать новая горничная.
— Она требует передать конюхам, чтобы они седлали для нее Джесс, — шмыгая носом, жаловалась сиделка.
— Джесс! — взвилась миссис Фустиан. — Ну уж нет! Его светлость запретил ей приближаться к его лошади! Это уж слишком!
Она тут же отправилась наверх, в спальню Магды, и там, как могла вежливо, предложила ее светлости взять для прогулки лошадку, на которой она в последнее время выезжала.
Магда, сидевшая за туалетным столиком, повернулась к ней:
— Как ты осмеливаешься обсуждать мое распоряжение? Ты что, забыла свое место, а?
Миссис Фустиан с трудом проглотила комок в горле и исчезла. Она не понимала, что происходит.
Скорее всего леди Морнбери ведьма. Судя по всему, она просто околдовала бедного графа.
Спустя час Магда в своем темно-синем костюме для верховой езды, отороченным золотым кружевом, выехала из Морнбери на знаменитой серой кобылице.
Лицо было закрыто вуалью, но сидела в седле Магда горделиво выпрямившись, подбородок ее был вызывающе вздернут. Слуги, которые должны были сопровождать ее на прогулке, следовали за ней чуть поодаль.
В это пронизывающее холодное утро, ощущая забирающийся под вуаль ветер и румянясь на морозе, Магда чувствовала себя до смешного счастливо. Она скакала, наслаждаясь радостью, которой никогда прежде не чувствовала.
В гостиной, греясь у камина, ее ожидали врачи.
С волнением она приветствовала джентльменов, попросила провести их в библиотеку и приказала принести вина. Прогулка верхом пошла ей на пользу. Магда чувствовала себя прекрасно, на щеках у нее играл живой румянец. Доктор Ридпэт смотрел на свою пациентку с удивлением. Мрачная, всхлипывающая девушка, которую он помнил, превратилась в настоящую леди с горделивыми манерами и решительностью во взоре. Она приветствовала доктора Ридпэта, как старого друга, и любезно пошутила с известным голландским хирургом.
— Вы приехали для того, чтобы вернуть мне красоту, сэр? — спросила она весело.
Голландец оказался маленьким, кругленьким человечком, на голове которого нелепо сидел высоченный парик. В ответ на приветствие леди Морнбери он учтиво поклонился. Доктор Ридпэт уже достаточно рассказал голландцу о своей пациентке, чтобы пробудить в том любопытство. Однако он не был готов к потрясению, которое обрушилось на него, когда эта молодая фея, такая утонченная и милая, сняла свою маленькую бобровую шапочку и вуаль. Она улыбалась… Он отметил про себя эту смелую улыбку, хотя основное его профессиональное внимание было сосредоточено на загнутом вниз жалком рте и на шрамах.
— Видите, ничего поделать нельзя, — сказала графиня торопливо. — Я знаю, знаю, вы сейчас скажете это. Я понимаю. Слишком поздно…
Наступила минутная пауза. Доктор Ридпэт заложил руки за спину, покачался на носках и кашлянул. Доктор Дик подошел к графине ближе. Лицо его было абсолютно бесстрастно. Только маленькие умные глаза выглядывали из-под кустистых бровей, внимательно исследовали ее лицо.
Боже мой, думал он. Какой мясник зашивал ей раны? Ужас! Бедное дитя, бедное дитя!
Сначала доктор осмотрел одну сторону лица, затем другую, отметив красоту нетронутой шрамами щеки. Подняв руку, коснулся правым большим пальцем — очень осторожно — углов губ и приподнял их так, как они должны быть. Пальцы у него были ловкие и осторожные, словно он держал бабочку и боялся смазать с ее крыльев пыльцу. Этим же пальцем он провел по маленьким впадинкам и выпуклостям на лице и наконец вдоль больших шершавых рубцов. Затем, откинув назад ее темные волосы, доктор осмотрел маленькие уши, которые отличались красивой формой. После этого он раз или два кивнул самому себе и отступил назад.
Магда закрыла глаза. Душа ее была до краев заполнена болью и желанием услышать хоть одно слово надежды из уст знаменитого хирурга. Она ощутила вдруг безумное желание рухнуть на колени и молить этого голландского врача, как Бога, о помощи.
И тут она услышала его голос. Немного хриплый, но дружелюбный. Говорил он на ломаном английском: