Между тем, зубы моего дракона щелкают, как ножницы, каждый раз, когда он двигает своим ртом, и он издает мягкие шевелящиеся звуки, «ухаживая» за мной.
Ошеломленная, кожа поет везде, где Халки кусает меня, я смотрю на Ятанака, который все еще стоит с остальными и жадно смотрит.
— Что такое кастинг?
Морщинистое лицо Ятанака от улыбки становится еще грубее. Его глаза смотрят на моего дракона, когда он отвечает:
— Говорят, что кастинги очень важны для Великих Хохлатых. Они их хранят.
— Но что это, собственно, такое?
Халки толкает меня в плечо, как будто хочет привлечь мое внимание. Когда я поворачиваю голову, я вижу, что он ждет, когда мои глаза встретятся с его.
— Это те части еды, которые не перевариваются. Поэтому наша система уплотняет эти кусочки и отрыгивает кирпичи.
Он оглядывается назад через свои длинные клинья с множеством шипов и смотрит на то место, где его блевотный кирпич болтается рядом с моей спальней, как будто ему становится поудобнее.
— Ты не поверишь, какое сокровище можно найти в их отливках.
— Ты прав. Я бы не поверила этому.
— Я считаю, что кольцо в носу крупного рогатого скота выполнено из чистого золота, — продолжает Халки, как будто он меня не слышит. — Очень хорошенькое. Хороший подарок для моей новоиспеченной пары.
— Что? — слышу я, как одна из моих соплеменниц задыхается, прежде чем несколько из них бросаются за неожиданно ценным кирпичом.
Блестящий черный хвост Халки хлопает вниз, блокируя дверной проем. Он сердито смотрит, пока все не отступят.
— Это гнездо Налле и мое. Вы не войдете в него.
— Это наш домик, — жалуется Врайли.
Гребень Халки раздувается, и полосы, которые его украшают, становятся яркими и опасно красными, а вся его мантия начинает предупреждать.
— Ты не украдешь гнездо моей пары.
— Она «твоя пара», — отмечает Врайли, делая особый акцент на этих двух словах, — всего день. Это чертов домик был нашим в течение многих лет.
Хвост Халки обвивается вокруг меня…
Аааа! Гигантская змея! Я позволяю себе одно содрогание, прежде чем подавляю свой инстинктивный приступ паники.
…и притягивает меня ближе, пока я не натыкаюсь на его переднюю лапу.
— Тогда у тебя было достаточно времени, чтобы насладиться им. Примите перемены, потому что вы расстаетесь с ними. И знайте: Хохлатые Мерлины спариваются раз и навсегда.
Его прищуренные глаза угрожающе светятся.
— Я обожаю свою Налле, поэтому прощу, что вы спросили меня в этот раз, потому что вы ее любимый народ.
Халки переносит свой предупреждающий взгляд на всех остальных.
— Но Хохлатые Мерлины не известны своим терпением. Не делайте ошибки, полагая, что я буду и дальше проявлять снисходительность.
Он поворачивается, его хвост тянет меня за собой к нашему «гнезду».
Глава 9
Халки
Налле молчит, когда я присоединяюсь к ней в нашем длинном доме, возвращая себе человеческий облик и направляя ее рукой на поясницу, чтобы заменить свой хвост.
— Обычно я не захожу внутрь, пока не закончу все дела, — слабо делится Налле.
Я иду вперед, чтобы собрать наши упавшие на пол перья. К моему удовольствию, Налле присоединяется ко мне, опускаясь рядом со мной, чтобы помочь собрать их все.
— Какие у тебя дела? — спрашиваю я.
— Все заботятся о посевах и животных. А когда это будет сделано, у нас есть другая работа.
Она указывает на вешалку, установленную в стене у ее скамейки, на свернутое постельное белье и на нашу лепку.
— Я тку на ткацком станке.
— Ткацкий станок?
Она смотрит на меня, ее губы растягиваются в улыбке особого счастья. Я понимаю, гордость. На человеческом лице она выглядит иначе, чем на драконе, но, тем не менее, на лице моей Налле она выглядит очень красиво.
— Хочешь посмотреть?
— Я хотел бы все, что ты мне покажешь, — говорю я ей, глядя в глаза.
Я вслепую положил перья рядом с отливкой.
Налле почти застенчиво смотрит в сторону. Она скрывает свою реакцию, прочищая горло и напрягая позвоночник, отходя от меня и приближаясь к своему ткацкому станку, как будто она идет в бой.
— Это ткацкий станок с утяжелением основы. Видишь эти кольца? — указывает она на глазированные кольца из камня или глины. Разноцветные струны проходят через их середину. — Это прялка.
— Да, — говорю я. — Что с ними?
Глянец на кольцах очень блестящий. Один из них, в частности, был темно-сине-фиолетовым цветом, и я хотел бы его сохранить. Интересно, смогу ли я оставить его на ее ткацком станке или мне придется хранить его в нашей коллекции сокровищ.
Налле хватает меня за руку и наступает на меня. А потом она давит мне на плечо.
В ужасе глядя на нее, я поддаюсь давлению и отступаю.
Очевидно, это то, чего она хочет. Она награждает меня еще одной улыбкой.
— Стой здесь.
Она поставила меня на один конец ткацкого станка. Налле занимает место на противоположной стороне и протягивает мне палку.
— Что мне с этим делать? — спрашиваю я.
— Продень челнок через уточные нити, как я только что сделала, пока он не достигнет моей стороны.
Я с трудом отрываю взгляд от ее прекрасного лица, пытаясь сосредоточиться на том, что ей было бы приятно показать мне.
— Я не смотрел на твою работу за ткацким станком. Покажи мне еще раз?
Ее щеки окрашиваются в более темный оттенок.
Что-то касается моей руки.
Это ее челнок. Она уже прошла свой лабиринт ниток, а я это пропустил.
Мой взгляд возвращается к ней.
— Прости. Твоя веревочка — это тоже не то, что я наблюдал на этот раз.
Из нее вырывается задыхающийся, застенчивый звук. Это похоже на тихий смех, и это очаровательно. Она берет меня за подбородок.
Она собирается поцеловать меня по-человечески?
Она поворачивает мою голову так, что я смотрю на ее ткацкий станок.
— Кревк'д, — грустно ругаюсь я.
— Что?
Она все еще держит мой подбородок, поэтому не могу ее видеть, но я представляю, что она качает головой, чтобы прояснить ее, потому что звучит сосредоточенным, когда она говорит.
— Это то, что ты должен сделать, когда передаешь его мне.
И вот как она учит меня ткать. Она держит мое лицо, чтобы удержать мое внимание там, где хочет. Каждый раз, когда она убирает руку с моей головы, мой взгляд возвращается к ее лицу. Ее грудь. Ее талия. Изгиб ее ягодиц в красивой одежде землистых тонов.
Когда она замечает, что я смотрю на нее, она взволнована.
Она очаровательна.
Еще на ней ожерелье из резных костей, такое замысловатое, что я должен его сохранить.
К счастью, я сохраню ее всю, поэтому мне не придется требовать это у нее. В идеале, хотя она могла бы согласиться жить в куче сокровищ, которую мы соберем вместе, в особом месте, где я буду хранить все свои драгоценности в целости и сохранности.
— Халки?
Налле смотрит мне в глаза, что означает, что я не справился с ткацким станком и снова смотрел на нее.
— Мне очень жаль, — говорю я. — Я не знаю, потому ли это, что я нахожу тебя совершенно очаровательной, или приближающаяся кровавая луна влияет на мою концентрацию, но я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме тебя.
— Думаешь, я очаровательна? — спрашивает она, пристально глядя на меня своими красивыми карими глазами.
— Ты очаровала меня, — говорю я ей.
Я провожу большим пальцем по ее щеке, наслаждаясь ощущением ее гладкой кожи на моей.
— Это из-за связи?
Я считаю, что меня тянуло к ней задолго до того, как она физически прикоснулась ко мне и вызвала связь между супругами. Это было задолго до того, как лунная лихорадка тоже стала предметом рассмотрения.
— Я не знаю, почему это так. Я просто знаю, что я очарован тобой с того момента, как мы встретились.
Ее кожа покрывается пятнами еще глубже, наливаясь человеческой кровью. Ее глаза опускаются, и я не уверен, что расстроил ее, пока не наблюдаю, как она изгибается от удовольствия.
Я порадовал свою дрхему.
Когда она снова пытается передать мне свою ткацкую палку, я хватаю ее за запястье, подношу ее руку к своему лицу и целую тыльную сторону ее пальцев.
Все пятеро обвисают, и прежде, чем ее палка для ткацкого станка может упасть из-за того, как они ослабли, я ловлю ее и неуклюже передаю ей обратно, как будто я ей нужен, чтобы завершить плетение.
Вместо того, чтобы начать следующую линию плетения, Налле прижимает ткацкий станок к груди и смотрит на меня.
Я чуть не чихаю, когда в воздухе витает запах нервозности.
Это отчетливый запах, похожий на запах кроличьего чертополоха.
Я сосредотачиваюсь на нижней губе Налле, когда она втягивает ее между зубами, и ее плоские верхние зубы впиваются в подушку, которую обеспечивает ее пухлая губа.
Просто видеть, как она это делает, мне становится неудобно.
Наверное, лунная лихорадка. Если бы моя пара была драконом, мы бы сплелись вместе, празднуя неминуемое наступление события, спариваясь, как сумасшедшие.
Сама идея объятий с Налле, мои странные человеческие конечности обвивают ее, и ее странно красивые человеческие конечности цепляются за меня, когда я вхожу в ее тело…
Внезапно я разворачиваюсь и отвлекаюсь, проверяя свой кастинг. Потому что Налле неохотно присоединяется ко мне, и добиться ее удовольствия прикосновениями, как если бы она была драконицей, было не совсем удачно. Я даже не смог помочь ей достичь пика удовольствия. Самки драконов отказались от дальнейших ухаживаний со стороны самцов, которые терпят неудачу таким образом, и это понятно.
Решив доставить ей должное удовольствие в следующий раз, я пододвинул отливок ближе к подстилке Налле. Как ни странно, он был отодвинут от него, вероятно, Налле, случайно.
Если бы был в форме дракона и один, я мог бы прижать свой отливок к себе, чтобы удовлетворить свое внезапно возникшее желание заботиться о гнезде из яиц. Так как у меня нет яиц, которыми я мог бы заняться, и поскольку Налле наблюдает, и играть роль родителя кашляющего сокровища немного жалко, я соглашаюсь добавить больше перьев вокруг его основания и еще сильнее прижать его к узлу одеял, пахнущих Налле.