Руби сидела на маленькой пухленькой попке и самозабвенно жевала ветку.
– Что это у нее во рту?
Рауль за спиной Алексис склонился над Руби. С явным недовольством он забрал из цепких пальчиков Руби ветку. Девочка плачем показала, как сильно она недовольна таким бесцеремонным поведением.
– Мне казалось, ты должна присматривать за ней.
– Я присматривала. Я…
– Как видишь, недостаточно хорошо. Одному Богу известно, что еще она могла подобрать с земли и засунуть в рот, пока ты витала в облаках.
– Рауль, не преувеличивай. Это всего лишь палочка, это не какое-то ядовитое растение. Дети так узнают мир. С ней все в порядке, не волнуйся.
Рауль отчитывал Алексис как школьницу, и это заставило ее кровь заледенеть в жилах. Она не должна была отвлекаться на посторонних, она это понимала. Но и Рауль был не прав по отношению к ней. Алексис подняла Руби с земли и прижала к себе. Она почувствовала себя спокойнее и увереннее, держа девочку на руках. Алексис поглаживала спинку малышки и покачивала ее из стороны в сторону, пока та не успокоилась. Рауль выкинул злосчастную ветку на землю.
– Нам не следовало приезжать. Собирайся, мы уезжаем, – сказал он и пошел прочь.
– С тобой все в порядке? – спросила Лаура, медленно подходя к Алексис. – Я не хотела подслушивать, но так получилось. Слишком бурно на все реагирует, да?
– Он вбил себе в голову, что может потерять ее. Я имею в виду, что все мы переживаем за своих детей, но Рауль – это отдельный разговор.
Алексис вздохнула, наблюдая, как Рауль прощается с друзьями, собирает корзинку для пикника и детскую сумку и укладывает все в багажник. Его движения были четкими и отрывистыми – явный признак недовольства.
– Да, вижу, ты права.
– Он справится. Ты знаешь, мы все сомневались, что он признает Руби и полюбит ее после смерти Бри. Мы думали, что он винит ребенка в смерти жены. Но сейчас, после этой небольшой сцены, я понимаю, что он просто слишком любит дочь и больше всего на свете боится ее потерять.
– Я тоже так думаю, – согласилась Алексис. – Спасибо за приглашение провести с вами день и извини, что мы так поспешно уезжаем.
– Не бери в голову. Мы все очень рады, что вы смогли приехать и ты уговорила Рауля присоединиться. Думаю, мы можем собраться еще раз. Как ты на это смотришь?
Алексис улыбнулась, попрощалась со всеми и подошла к Раулю, ждавшему ее с плохо скрываемым нетерпением.
– Нам надо поговорить, – сказал он, как только она подошла ближе.
– Поговорим дома, – бросила Алексис.
Всю дорогу домой Алексис смотрела в окно. В первый раз за все то время, что она провела здесь, она начала сомневаться в своих действиях, в своем желании помочь ему. Ей не хватало хладнокровия, чтобы справиться со всем, что здесь происходило. Боже, о каком хладнокровии вообще может идти речь, если единственное, что она хотела сделать каждый раз, когда его видела, – это уничтожить его горе своей чувственностью, своей любовью!
Рауль свернул на подъездную дорожку и вздохнул с облегчением. Атмосфера в салоне была напряженной. Казалось, что они ехали не двадцать минут, а как минимум два часа. К тому же Руби была очень беспокойна, и это волновало обоих.
Он припарковал машину недалеко от дома, вышел из машины, подошел к багажнику и достал коляску. Алексис в это время вынимала Руби из детского кресла.
– Я сейчас приготовлю для нее бутылочку, чтобы она немного успокоилась, и уложу ее спать.
– Я жду тебя в кабинете, – ответил он сухо.
В замкнутом пространстве кабинета Рауль чувствовал себя тигром, загнанным в клетку. Он не знал, что делать со всем, что произошло после приезда Алексис. Он не знал, что делать с самой Алексис. Он хотел, чтобы она уехала. Он не мог вынести того, как она стремительно меняла его маленький уютный мирок. Как она заставляла его испытывать эмоции настолько сильные, что иногда ему казалось, что его сердце больше не выдержит.
Алексис пришла к нему только через полтора часа. Она прошла в кабинет, не дожидаясь разрешения. Это нисколько не удивило Рауля – она никогда и ни на что не спрашивала его разрешения.
– Я еле-еле уложила Руби, но сейчас она спит без задних ног, – проговорила Алексис, проходя в дальний конец кабинета и садясь в кресло.
Когда она прошла мимо него, он не удержался и посмотрел на ее ягодицы, обтянутые джинсовой тканью. Красивая, подтянутая и очень женственная. Мягкие изгибы манили его взгляд словно магнит. Он словно загипнотизированный смотрел на совершенную попку Алексис, пока она не села в кресло напротив его стола.
Не имея ни малейшего представления о том, какую борьбу с самим собой ведет Рауль в данную минуту, Алексис спокойно продолжила:
– Она сегодня очень устала – свежий воздух, общение, но мне кажется, что у нее режутся зубки.
Рауль что-то пробормотал в ответ и сел за стол, устанавливая таким образом между ними хоть какой-то барьер. Он глубоко вдохнул и попытался собраться с мыслями.
– По поводу сегодняшнего дня… – начал он, но Алексис его прервала, начав свою сбивчивую речь:
– Извини. Все, что случилось, целиком и полностью моя вина. Я только на секунду отвернулась от Руби и потеряла ее из поля зрения. Мне не следовало поступать так непрофессионально. Мне очень жаль.
– Одних извинений недостаточно, Алексис. Я думаю, что совершил ошибку, позволив тебе остаться и заботиться о Руби.
Рауль не мог заставить себя посмотреть в глаза Алексис. Но он не мог не заметить разочарованного выражения ее лица. Прядка волос выбилась из ее прически, и она заправила ее за ухо.
– А тебе не кажется, что ты слишком остро реагируешь? – спросила она дрожащим от волнения голосом.
– Ты здесь для того, чтобы присматривать за малышкой. Ты этого не делала.
– Рауль, ты тоже присутствовал там, как и другие родители. Она была в безопасности.
Алексис встала с кресла и перегнулась через стол, чтобы быть ближе к нему. В вырезе футболки он увидел ее грудь идеальной формы. Бледно-розовый бюстгальтер оттенял белизну ее кожи. Ему стало жарко. Одежда показалась чересчур тесной. Он забыл, что хотел сказать.
Ее щеки пылали, в глазах стояли слезы, отчего они казались еще больше, а сама она – еще более уязвимой.
– Послушай, я совершила ошибку, я признаю, – произнесла Алексис пылко, ее голос дрожал. – Но ничего страшного не произошло. Я обещаю, я буду лучше присматривать за ней. Я больше не отойду от нее ни на шаг.
– Я не знаю, – сказал Рауль, покачав головой. Ему становилось труднее и труднее бороться с желанием прикоснуться к ней.
– Руби нужна няня. Если не я, то кто, Рауль? Катерине только недавно сделали операцию. Она пробудет у сестры еще как минимум две недели. К тому моменту Руби уже, скорее всего, начнет ходить, и Катерина не сможет успевать за таким активным ребенком. И кто у нас остается? Ты?
Эти слова мгновенно остудили его желание. Ни при каких обстоятельствах он не будет самостоятельно заботиться о Руби. Он просто не сможет. Если даже Алексис – опытная няня – совершает промахи, чего уж ждать от него?
– Конечно, ты в любой момент можешь отдать ее в ясли, – продолжала Алексис, – но ты уверен, что это именно то, чего хотела бы Бри для вашей дочери? Любящая семья – вот что важно для ребенка, и Бри это знала. И именно этого хотела бы для своего ребенка. Хотя бы это желание Бри ты можешь исполнить? Ты запер себя в этом доме, живешь воспоминаниями о ней, всех от себя отталкиваешь! Думаешь, Бри была бы рада увидеть тебя таким?
– Хватит! – прокричал он. – Я тебя услышал. Я даю тебе еще один шанс. Последний, Алексис.
– В чем дело, Рауль? – уже не могла остановиться Алексис. – Правда глаза колет?
– Не смей говорить о вещах, в которых ни черта не понимаешь, – прошептал он зловеще.
– Я знаю, что Бри бы не понравилось видеть тебя таким – замкнутым, холодным, бесчувственным. Настолько бесчувственным, что ты даже родную дочь полюбить не можешь! – не унималась Алексис.
Рауль вскочил со своего кресла, обогнул стол и, схватив Алексис за плечи, резко развернул ее к себе лицом:
– Ты думаешь, я бесчувственный, холодный и мне на все наплевать? Позволь показать тебе, дорогая, как сильно ты ошибаешься!
Не задумываясь о том, что делает, он накрыл ее губы своими в жгучем поцелуе. В нем не было ни капли нежности. Это был поцелуй, полный отчаяния и долго сдерживаемого желания.
Алексис тихо простонала его имя и обняла его за плечи. Скользнув по рукам, она запустила пальцы в его волосы и крепче прижалась губами к его губам, неосознанно пытаясь утешить его.
Утешение – последняя вещь, о которой Рауль думал в данный момент. Он ослабил хватку и стал целовать Алексис нежнее, наслаждаясь мягкостью ее губ, сладостью ее рта. Он хотел забыться, потеряться в ее женственности, получить наконец то, чего так долго желал.
Рауль задрожал от наслаждения и теснее прижал Алексис к своему телу. Он хотел слиться с ней в единое целое, быть частью ее, быть с ней. Алексис бедрами прижалась к нему плотнее и потерлась о его возбужденный член. От этого движения его тело задрожало сильнее, и Рауль крепче прижал ее к себе.
Его руки скользнули на ее талию, ниже, к краю футболки, он медленно приподнял ее и кончиками пальцев почувствовал тепло ее кожи – мягкой, нежной. Его руки двинулись выше, пока не наткнулись на кружевной лифчик. Он сжал грудь Алексис. Ее соски были напряжены. Он зажал их между большим и указательным пальцами, слегка помял и мягко потянул. Алексис застонала, и он погладил твердые горошинки снова и снова, успокаивая, возбуждая. Он был готов продать душу дьяволу за то, чтобы попробовать ее на вкус. Взять ее соски в рот, заставить кричать в экстазе. Он хотел наконец заглянуть ей в душу и понять, почему он никак не может забыть ее с того самого дня, как впервые встретил.
Собрав всю волю в кулак, Рауль оторвался от ее губ, опустил футболку вниз и мягко оттолкнул Алексис. Их взгляды встретились.
В ее глазах он увидел отражение своего желания. Ее губы опухли от поцелуев и молили о новых. Он был готов заново начать то, что они только что прервали. Рауль отступил к столу и, тяжело дыша, произнес: