Девчонка, Кими, улыбнулась мне.
– У Леананши много клиентов с очень необычными вкусами, – пояснила она. – Большинство – изгнанники, как и она, которые по каким-то причинам не могут вернуться в Небыль. Она использует нас, – она указала на себя и Нельсона, – чтобы доставать для нее вещицы, которые сама достать не может. Например, то, что мы взяли у дракона. Очевидно, изгнанный ши из Нью-Йорка готов заплатить целое состояние за драконьи яйца.
– Вы украли у него яйца?!
– Только одно. – Кими рассмешила моя пораженная физиономия. – Но потом эта глупая ящерица проснулась, и нам пришлось делать ноги. – Она снова хихикнула, пригладив уши. – Не волнуйся ты так, мы не собираемся истреблять популяцию драконов. Леананши велела оставить парочку в живых.
Пак издал странный звук, возможно, в знак признания.
– А что вы, ребята, с этого получите?
– Бесплатные комнаты и питание, а вместе с этим и репутацию. А иначе мы бы жили на улицах. – Кими и Нельсон переглянулись, но Уоррен смотрел на меня. Он не сводил с меня глаз с тех пор, как мы отправились к Леананши, и мне было от этого не по себе.
– Плата тоже неплохая, – продолжила Кими, не обращая внимания на пристальный взгляд Уоррена. – По крайней мере, это лучше, чем когда тебя преследуют за то, кто ты есть, вытирают ноги и изгнанные, и фейри, которым в мире смертных больше нравится. Леананши предоставила нам защиту – с домашними любимцами королевы не шутят. Даже красные колпачки знают, что нас трогать нельзя. Не все, но все же.
– Но почему? – спросила я. – Вы же тоже изгнаны, так? Почему для вас все иначе? – Я посмотрел на ее пушистые хохлатые уши, на болотного цвета кожу Нельсона и на рога Уоррена. Они явно не были людьми. Но затем я вспомнила, как Уоррен держал перед собой железный крест, как он испугался, что мы чертовы фейри и смогли пройти через дверь, хотя Грималкин не мог. И тогда я догадалась, кто они, еще до того, как Кими озвучила ответ.
– Потому что, – радостно сказала она, подергивая ушами, – мы полукровки. Я наполовину фука, Нельсон полутролль, а Уоррен полусатир. А если изгнанники и ненавидят кого больше, чем фейри, изгнавших их, так это полукровок вроде нас.
Раньше я об этом не задумывалась, хоть и звучало логично. Я подозревала, что полукровкам, таким как Кими, Нельсон и Уоррен, доводилось несладко. Без защиты Оберона их судьбы оставались на усмотрение истинных фейри, которые, вероятно, только усложняли им жизнь. Неудивительно, что они заключили сделку с Королевой Изгнанных в обмен на своего рода защиту. Даже если для этого придется красть яйца прямо у дракона из-под носа.
– Да, кстати, – продолжила Кими, покосившись на Железного Коня, с лязгом топавшего следом за нами. – Леананши знает… э-э-э… о ему подобных. Последнее время они убивают немало изгнанных, и это ее бесит. Вашему «другу» лучше быть с ней осторожнее. Не знаю, как она отнесется к тому, что у нее в гостиной Железный фейри. Она устраивала истерики и по меньшим причинам.
– Кими, заткнись! – резко прервал ее Уоррен. Мы дошли до конца коридора, наверху лестницы находилась ярко-красная дверь. – Говорил же, все просто.
Я взглянула на него хмуро, но кое-что другое привлекло мое внимание. Сверху, за дверью, доносились звуки музыки – низкие робкие аккорды фортепиано или органа. Музыка была мрачной и навязчивой и напоминала мюзикл «Призрак оперы», который я видела еще давным-давно. Помню, незадолго до рождения Итана мама потащила меня в театр. Я тогда думала, как же мне пережить эту пытку трех часов абсолютной скуки, но с самых первых громких аккордов органа была полностью очарована.
А еще помню, как в некоторые моменты мама плакала, чего она не делала даже при просмотре самых грустных фильмов. Тогда я не обратила на это внимания, но теперь мне это показалось странным.
Мы поднялись по лестнице, прошли через дверь и вышли в великолепное фойе с двойной парадной лестницей, ведущей под самый сводчатый потолок, и камином с потрескивающим в нем огнем, окруженным черными плюшевыми диванами. Сверкающий пол был сделан из красного дерева, стены разрисованы красными и черными узорами, а высокие арочные окна в задней части комнаты закрывали тонкие черные занавески. Практически каждое свободное пространство на стене было занято картинами – работами, написанными маслом и акварелью, и черно-белыми набросками. С дальней стены, рядом со своеобразной хаотично нарисованной картиной, вероятно, принадлежавшей Пикассо, нам улыбалась своей странной едва уловимой улыбкой Мона Лиза.
По комнате эхом разносилась музыка, мрачные и навязчивые аккорды фортепьяно звучали так громко и яростно, что от них вибрировал воздух и даже зубы дрожали. В углу у камина стоял огромный рояль, в отражении полированного дерева которого плясали языки пламени. Склонившись над клавишами, в помятой белой рубашке, по клавишам цвета слоновой кости барабанил и стучал изящными пальцами человек.
– Кто?..
– Ш-ш-ш! – шикнула на меня Кими, легонько шлепнув по руке. – Не говори ничего! Она этого не любит, когда кто-то играет.
Я замолчала, продолжая изучать пианиста. Каштановые волосы, вялые и косматые, спадали ему на плечи, и казалось, их не мыли уже несколько дней. Плечи были широкими, хотя рубашка сидела свободно на тощей, костлявой фигуре – такой худой, что позвонки выпирали.
Мелодия оборвалась на трепещущей ноте. Когда звуки стихли и в комнате воцарилась тишина, мужчина так и остался сидеть за фортепьяно, опустив плечи. Лица я не видела, но мне казалось, что глаза его закрыты и руки дрожат от напряжения. Он будто ждал чего-то. Я взглянула на остальных, гадая, может, похлопать ему.
С лестницы послышались медленные хлопки. Я подняла глаза и увидела не кого иного, как Грималкина – он сидел на перилах, обхватим лапы хвостом, чувствуя себя как дома. Если я и злилась на него, то это прошло сразу, как только я увидела его спутницу.
На балконе стояла женщина в развевающемся малиново-золотом платье, хотя буквально секунду назад, могу поклясться, там никого не было. Ее волнистые волосы длиной до талии, парившие в невесомости, отливали медью так ярко, что на них больно было смотреть. Она была высокой и великолепной, как настоящая королева, и я ощутила, как сжался мой живот. Аркадия и Тир-на-Ног остались позади, теперь мы были при ее Дворе и играли по ее правилам. Должны ли мы поклониться?
– Браво, Чарльз! – Голос ее был настолько мелодичным, будто сотканным из звуков поэзии, из всего самого творческого. Услышав его, я почувствовала, что способна выскочить на сцену и поднять на ноги весь зал. – Это было великолепно. Можешь идти.
Мужчина неуверенно поднялся на ноги, ухмыляясь, как ребенок, чей рисунок учитель похвалил. Он был моложе моего отчима, но ненамного, с густой бородой. Когда он повернулся к нам, я вздрогнула. Лицо и карие глаза были пустыми, как безоблачное небо.
– Бедолага, – пробормотал Пак, – похоже, он тут уже давно.
Мужчина взглянул на меня, на мгновение ошеломленный, и глаза его расширились в изумлении.
– Ты! – пробормотал он, ковыляя вперед и указывая на меня пальцем. Я нахмурилась. – Я тебя знаю, да? Знаю? Кто ты? Кто? – Он нахмурился, лицо его исказила гримаса страдания. – Крысы шепчут во тьме, – произнес он, хватаясь за волосы. – Они шепчут. Не помню, как их зовут. Они говорят, что… – Сощурившись, он глядел на меня, тяжело дыша. – Тряпичная кукла над моей кроватью. Кто ты? – выкрикнул он и бросился вперед.
Железный Конь, громогласно зарычав, встал между нами, и мужчина отскочил, прижав руки к лицу.
– Нет! – всхлипнул он, съежившись на полу, обнимая голову руками. – Здесь никого нет. Никого, никого! Кто я? Не знаю! Крысы говорят, говорят, но я забываю!
– Достаточно! – Леананши спустилась по лестнице, платье развевалось за ее спиной. Подойдя к мужчине, она легонько коснулась его головы. – Чарльз, дорогой, у меня гости, – промурлыкала она, и он поднял на нее глаза, полные слез. – Почему бы тебе не принять ванну, а за ужином снова нам сыграешь?
Чарльз хмыкнул.
– Девочка, – всхлипнул он, хватаясь за волосы. – В моей голове.
– Да, я знаю, дорогой. Но если не уйдешь, мне придется превратить тебя в арфу. Давай, ну же, кыш-кыш! – Она легонько взмахнула руками, и, бросив на меня последний взгляд, мужчина побежал прочь.
Леананши вздохнула и повернулась к нам, и, казалось, только сейчас увидела троицу.
– А, вот и вы! – улыбнулась она, и лица их засияли в свете ее внимания. – Вам удалось достать яйца, дорогие мои?
Уоррен выхватил рюкзак из рук Нельсона и протянул его.
– Мы нашли гнездо, Леананши. Оно было там, где вы и сказали. Но дракон проснулся и… – Он расстегнул молнию, показывая желто-зеленое яйцо размером с баскетбольный мяч. – Мы успели взять только одно.
– Одно? – Леананши нахмурилась, и комната утонула в тенях. – Только одно? Мне нужно как минимум два, котятки, или сделки не будет. Бывший Герцог Заморозья четко сказал – пара яиц. Сколько яиц в одной паре, дорогой?
– Д-два, – пробормотал, заикаясь, Уоррен.
– Значит, работа не доделана. Ну-ну, пошли, давайте, живо! Без яйца не возвращайтесь!
Троица, не раздумывая, побежала в ту сторону, куда только что удалился пианист. Леананши посмотрела им вслед, затем повернулась к нам с широкой хищной улыбкой.
– А вот и вы! Ну наконец-то. Когда Грималкин сказал, что ты придешь, я была несказанно рада. Как приятно наконец встретиться!
Грималкин спустился по лестнице со свойственным ему безразличием, совершенно не обращая внимания на наши убийственные взгляды. Запрыгнув на диван, он сел и принялся вылизываться.
– И Пак! – Леананши повернулась к нему, в восторге сцепив ладони. – Вечность тебя не видела, дорогой. Как поживает Оберон? По-прежнему под каблуком у своей женушки-гарпии?
– А вот гарпий оскорблять не надо, – ответил Пак, улыбаясь. Скрестив на груди руки, он оглядел комнату, медленно вставая передо мной. – Что ж, Леа, кажется, ты довольно занятая дама. Что за домашние чудики? Собираешь армию неудачников?