Внизу продолжала играть тихая, скорбная мелодия, от которой у меня внутри все сжималось. Эш залез на кровать и сел у меня за спиной, осторожно приспустил рукав с моего плеча, обнажив тонкую красную полосу на коже. Прохладная, покалывающая мазь легла на кожу, и я уловила ощущение раскаяния, тусклый отблеск сожаления.
– Знаешь, я все еще на тебя злюсь, – сказала я, не оборачиваясь. Нестройные звуки пианино угнетали и погружали в задумчивость. Я старалась не обращать внимание на холодные пальцы, скользившие по ребрам и оставлявшие за собой ощущение приятного покалывания. – Было бы неплохо сначала предупредить. Ты не мог хотя бы сказать: «Эй, в рамках твоей сегодняшней тренировки я собираюсь избить тебя до бесчувствия?»
Эш обхватил меня обеими руками, отдал мне банку и притянул к своей груди.
– С твоим отцом все будет в порядке, – пробормотал он, когда в груди заныло от сдерживаемых рыданий. – Просто его разуму требуется время, чтобы все вспомнить. Сейчас Пол растерян и напуган, а потому находит утешение в знакомых ему вещах. Продолжай с ним говорить, и в конце концов он начнет вспоминать.
От Эша так приятно пахло, смесь мороза и чего-то острого, похожего на мяту. Запрокинув голову, я поцеловала его в шею, прямо под челюстью, и он тихо вздохнул, сжав руки в кулаки. Я вдруг поняла, что мы на кровати, вдвоем в уединенной хижине, без взрослых – во всяком случае, здравомыслящих – которые могли бы нас осудить или высмеять. В ушах зашумело, и я почувствовала ускоренное сердцебиение Эша.
Слегка подвинувшись, я хотела еще раз поцеловать его в челюсть, но он наклонил голову, и наши губы встретились. И вот я уже целовала его так, словно собиралась раствориться в нем. Эш запустил пальцы мне в волосы, а я скользнула ладонями под его рубашку, обводя твердые мышцы груди и пресса. Он застонал, притянул меня к себе на колени и увлек нас на кровать, стараясь не раздавить меня.
Все тело словно пробудилось, чувства обострились до предела, внутри все сжималось от такого количества эмоций, что трудно было назвать каждую. Эш нависал надо мной, целуя губы, пока я ласкала пальцами его прохладную упругую кожу. Я не могла говорить. Не могла думать. Все, что я могла – лишь чувствовать.
Эш слегка отстранился, остужая мое разгоряченное лицо своим свежим дыханием. Его серебристые глаза блестели.
– Ты прекрасна, ты ведь знаешь это, верно? – пробормотал он со всей серьезностью, нежно коснувшись ладонью моей щеки. – Знаю, что не часто говорю подобные вещи, а стоило бы. Но я хочу, чтобы ты знала.
– Ты ничего не должен говорить, – прошептала я, хотя от его признания мой пульс взлетел до небес. Вокруг нас кружили эмоции, разноцветная светящаяся аура. Я закрыла глаза. – Я чувствую тебя, – прошептала я, ощущая, как под моими пальцами на его груди часто бьется сердце. – Я почти чувствую твои мысли. Это очень странно?
– Нет, – произнес Эш сдавленным голосом, и по его телу пробежала дрожь. Я открыла глаза, глядя в его прекрасное лицо.
– Что случилось?
– Ничего. Просто… – Он покачал головой. – Я никогда не думал… Что смогу снова ощутить подобное. Не знал, что такое возможно. – Он вздохнул и посмотрел на меня извиняющимся взглядом. – Прости, я не могу объяснить лучше.
– Все в порядке. – Я сцепила руки за его головой, улыбаясь. – Вообще-то сейчас я рассчитываю не на разговоры.
Эш слабо улыбнулся и снова опустил голову.
И замер.
Нахмурившись, я выгнула шею, оглядываясь назад, и пискнула.
На верхней ступеньке лестницы стоял Пол, глядя на нас широко раскрытыми пустыми глазами. Хотя он не сказал ни слова и, вероятно, не понял, что происходит, мои щеки вспыхнули, и мне мгновенно стало стыдно. Эш скатился с меня и встал, на его лице появилась пустая, ничего не выражающая маска, пока я пыталась собрать остатки самообладания, чтобы заговорить.
Сев, я пригладила одежду и спутанные волосы, а затем посмотрела на отца, уставившегося на меня, будто в оцепенении.
– Папа, что ты здесь делаешь? – спросила я. – Почему не играешь на пианино внизу? «Где тебе и полагалось быть», – кисло добавила я про себя. Не то чтобы я не радовалась тому, что отец впервые за эти два дня обратил на меня внимание, но время он выбрал самое неудачное.
Пол моргнул и ничего не ответил. Он все еще действовал, как в тумане. Я вздохнула, бросила извиняющийся взгляд на Эша и повела отца вниз по лестнице.
– Пойдем, пап. Пойдем поищем одного кота, которого я убью за то, что он нас не предупредил.
– Почему? – прошептал Пол, и мое сердце подпрыгнуло к горлу. Он смотрел прямо на меня широко раскрытыми, полными слез глазами. – Почему я… здесь? Кто… кто ты?
Ком в горле стал еще больше.
– Я твоя дочь. – Он тупо уставился на меня, и я посмотрела в ответ, молясь, чтобы он меня узнал. – Ты был женат на моей маме, Мелиссе Чейз. Я Меган. Последний раз, когда ты меня видел, мне было шесть, помнишь?
– Дочь?
Я кивнула, затаив дыхание. Эш молча наблюдал из коридора; я спиной чувствовала его взгляд.
Пол печально и безнадежно покачал головой.
– Я не… не помню, – пробубнил он и отстранился от меня, пятясь вниз по лестнице, его взгляд снова затуманился.
– Папа…
– Не помню! – В его голосе появились печальные нотки, и я остановилась. На лице отца вновь отразилось безумие. – Не помню! Крысы кричат, но я не помню! Уходите, уходите! – Он подбежал к пианино и принялся стучать по клавишам, громко и отрывисто. Я вздохнула и печально посмотрела на него через перила.
Секундой позже сзади подошел Эш и притянул меня к себе.
– Это начало, – произнес он, и я кивнула, уткнувшись лицом в его руку. – По крайней мере, он начал разговаривать. Со временем вспомнит.
Прохладные губы прижались к моей шее, короткий, легкий поцелуй, но я вздрогнула.
– Прости за это, – прошептала я, эгоистично сожалея, что нас прервали. – Уверена, что раньше с тобой такого не случалось. – Эш фыркнул, и я задалась вопросом, сможем ли мы как-то вернуть потерянный момент. Я потянулась назад и зарылась пальцами в его шелковистые волосы, притягивая его ближе. – О чем ты думаешь?
– О том, что это позволило взглянуть на ситуацию с другой стороны, – ответил Эш. Его голос тонул в звуках пианино, сотрясавших воздух. – Что нужно подумать о более важных вещах. Мы должны сосредоточиться на твоих тренировках и на том, что будем делать с Лжекоролем, когда придет время. Он все еще здесь и ищет тебя.
Я надулась, мне не понравился его план. Но Эш усмехнулся и провел пальцами по моей руке.
– У нас есть время, Меган, – пробормотал он. – После того, как все это закончится, после того, как к твоему отцу вернется память, после того, как мы разберемся с Лжекоролем, у нас будет вся жизнь впереди. Я никуда не денусь, обещаю. – Он обнял меня крепче и поцеловал в ушко. – Я подожду. Просто скажи мне, когда будешь готова.
Затем он отпустил меня и спустился вниз. Но я еще несколько минут слушала музыку и позволяла ей уносить мои мысли и фантазии в запретное русло.
Глава 7Лето и Железо
Дни проходили если не в комфортной, то по крайней мере безопасной атмосфере. На рассвете, еще до того, как солнечный свет касался леса, я выходила на небольшую поляну, чтобы попрактиковаться в бое на мечах с Эшем. Он был терпеливым, но строгим учителем, вынуждающим меня каждый раз выходить из зоны комфорта и сражаться так, как будто я собиралась его убить. Он научил меня обороне, как кружить вокруг врага, не получая ударов, как обратить энергию противников против них самих. По мере того, как мое мастерство и уверенность росли, а наши тренировочные схватки становились все более серьезными, я начала подмечать закономерность и свой ритм в искусстве фехтования. Это больше походило на танец: быстрые вращения, взмахи оружием и постоянная работа ног. Я все еще была далеко не так хороша, как Эш, и никогда такой не стану, но продолжала учиться.
Послеобеденные часы я проводила за разговорами с отцом, в попытках заставить его вылезти из своей раковины, но чувствовала, как будто постоянно бьюсь головой о стену. Это оказался медленный и болезненный процесс. Моменты просветления были редкими и краткими, и в половине случаев он меня не узнавал. Большую часть дня Пол играл на пианино, а я сидела в соседнем кресле и говорила с ним всякий раз, как стихала музыка. Иногда Эш тоже был с нами и лежал с книгой на диване, а иногда часами пропадал в лесу. Я не знала, куда он уходит и чем занимается, пока на ужин в наших тарелках не стали появляться зайчатина и другая дичь. Тогда мне пришло в голову, что Эш тоже чувствует нетерпение из-за отсутствия прогресса.
Однажды он вернулся из леса и протянул мне большую книгу в кожаном переплете. Когда я ее открыла, то была потрясена, обнаружив там фотографии моей семьи. Старые снимки. Пол и моя мама, в день их свадьбы. Симпатичный щенок смешанной породы, которого я не узнала. Я в младенчестве, потом чуть постарше, потом уже ухмыляющаяся четырехлетняя малышка на трехколесном велосипеде.
– Я попросил об одолжении, – пояснил Эш при виде моего потрясенного выражения лица. – Для меня это разыскал буги, живший в шкафу твоего брата. Может быть, они помогут вернуть твоему отцу память.
Я обняла его. Эш держал меня легко, осторожно, чтобы не подтолкнуть нас к искушению. Я наслаждалась ощущением его рук, вдыхала его аромат, но затем он аккуратно отстранился. Я благодарно улыбнулась и снова повернулась к своему отцу за пианино.
– Папа, – тихо позвала я, осторожно присаживаясь рядом с ним на скамейку. Он бросил на меня настороженный взгляд, но, по крайней мере, не вздрогнул, не отпрянул и не начал молотить по клавишам пианино. – Я хочу тебе кое-что показать. Взгляни на это.
Открыв первую страницу, я дала ему время рассмотреть фотографии. Сначала он старательно игнорировал снимки, сгорбив плечи и не поднимая глаз. Скользнул взглядом по странице альбома и продолжил играть, выражение его лица не изменилось. Еще через несколько минут я была готова сдаться и ретироваться на диван, чтобы самой полистать альбом, когда музыка внезапно смолкла. Замерев, я посмотрела на отца и внутри все сжалось.