…
Краем глаза я заметила Эша. Он стоял, скрестив руки на груди, и внимательно наблюдал за нами.
– Есть успехи? – тихо поинтересовался он, легко нарушив мою концентрацию.
Пак махнул в мою сторону.
– Как видишь.
Разозлившись на них обоих, я сосредоточилась на швабре. «Дерево есть дерево, – как сказал Пак в то утро. – Будь то полено, борт корабля, деревянный арбалет или простая ручка от швабры, летняя магия может снова вдохнуть в нее жизнь, хотя бы на мгновение. Это твое право по рождению. Сосредоточься».
Вокруг меня кружились чары, мощные, первобытные. Я направила их на швабру, и тошнота обрушилась на меня, как молот на наковальню, узлом скручивая желудок. Я согнулась пополам, задыхаясь и борясь с рвотными позывами. Если именно так себя чувствуют фейри после прикосновения к железу, тогда неудивительно, что они боятся его, как чумы.
– Не работает, – услышала я голос Эша. – Стоит прекратить, пока она серьезно себе не навредила.
– Нет! – С трудом выпрямившись, я вытерла с глаз пот и уставилась на швабру. – Я это сделаю, черт подери. – Не обращая внимания на спазмы в желудке, на заливающий глаза пот, я сделала еще один глубокий вдох и сосредоточилась на кружившихся вокруг швабры чарах. Дерево было живым, пульсировало энергией, просто ожидая толчка, который заставит его взорваться жизнью.
Деревянная палка задрожала. Вверх по пищеводу поползла тошнота. Я прикусила губу, отвлекаясь на боль. И вдруг вдоль ручки расцвели розы, красные, белые, розовые и оранжевые, буйство красок посреди шипов и листьев. Но так же быстро, как и расцвели, лепестки пожухли и опали, усыпав землю вокруг ручки швабры, снова голой и безжизненной. Но это была явная победа, и я торжествующе вскрикнула… а затем рухнула.
Эш подхватил меня и осел на колени. Для меня загадка, как ему удается всегда вовремя меня поймать.
– Ну вот, – выдохнула я, с трудом выпрямляясь и прижимаясь к его рукам. – Это было не так уж трудно. Кажется, у меня начинает немного получаться. Пак, давай еще раз попробуем.
Пак вскинул бровь.
– Э-э, лучше не надо, принцесса. Судя по тому, какие взгляды бросает на меня твой бойфренд, наш урок официально окончен. – Он зевнул и встал, потягиваясь. К тому же я чуть не умер от скуки. Наблюдать, как распускаются цветы, не очень увлекательное занятие. Он посмотрел на нас, на руки Эша вокруг меня, и усмехнулся. – До завтра, голубки.
Он перепрыгнул через ручей и исчез в лесу, даже не оглядываясь. Я вздохнула и с трудом поднялась на ноги, опираясь для равновесия на Эша.
– С тобой все в порядке? – спросил он, удерживая меня, пока отступала дурнота.
Ей на смену пришел гнев. Нет, я не в порядке. Я долбаная фейри, которая не может использовать чары! При этом хлопаюсь в обморок, едва сдерживаю рвоту и чувствую настолько сильное головокружение, что толку от меня никакого. У меня была аллергия на саму себя! Жалкое зрелище.
Я раздраженно отвернулась и пнула ручку швабры, которая с грохотом отлетела в кусты. Гнев домовых будет ужасным, но в данный момент мне плевать. Что хорошего в железных чарах, если они только и могут отравлять меня? В этот момент я была готова отдать Лжекоролю его дурацкую железную магию, ничего хорошего она мне не принесла.
Эш приподнял бровь в ответ на мою вспышку ярости, но никак не прокомментировал, а лишь бросил мне:
– Пойдем внутрь. – Немного пристыженная, я последовала за ним через поляну, через ручей и вверх по лестнице в хижину. На перилах лежал Грималкин, греясь на солнышке, и полностью меня проигнорировал, когда я приветственно махнула ему рукой.
В доме было странно тихо, пианино пустовало. Я огляделась и увидела Пола за кухонным столом. Он сидел над разбросанными в беспорядке бумагами и что-то исступленно писал. Я надеялась, что отец не впал в творческое безумие. Но он поднял взгляд, быстро улыбнулся мне и снова склонился над бумагами. Значит, сегодня один из дней просветления его разума. Ну, хоть что-то хорошее.
Застонав, я рухнула на диван, пальцы онемели и покалывали от последствий чар.
– Что со мной не так, Эш? – вздохнула я, потирая уставшие глаза. – Я даже нормальной полукровкой быть не могу.
Эш опустился передо мной на колени, взял меня за обе руки и поцеловал костяшки пальцев.
– Ты никогда не была нормальной, Меган. – Он улыбнулся, и пальцы начало покалывать совсем по другой причине. – Будь ты нормальной, я бы здесь сейчас не сидел.
Я высвободила руки и погладила его по щеке, проведя большим пальцем по гладкой бледной коже. Эш прикрыл глаза и прильнул к моей ладони, а затем поцеловал ее и поднялся.
– Пойду найду Пака, – заявил он. – Должно быть, мы что-то упускаем из внимания. Должен быть более простой способ.
– Ну, если ты его найдешь, будет здорово. Мне надоело становиться… больной… каждый раз, когда заставляю распуститься какой-нибудь цветок. – Я попыталась благодарно улыбнуться, но, кажется, только поморщилась. Эш ласково потрепал меня по плечу и вышел из дома.
Вздохнув, я подошла к кухонному столу, чтобы узнать, над чем папа так увлеченно работает. На этот раз он не поднял глаз, поэтому я присела на край рядом с ним. Стол был покрыт расчерченными листами бумаги с черными точками. Присмотревшись, я обнаружила, что это нарисованные от руки ноты.
– Привет, пап. – Я говорила тихо, не желая отвлекать или пугать его. – Чем занимаешься?
– Сочиняю песню, – ответил он, коротко взглянув на меня и улыбнувшись. – Она пришла мне в голову сегодня утром, и я понял, что нужно как можно скорее записать ее, пока не забыл. Я все время писал песни для… для твоей матери.
Я не знала, что на это ответить, поэтому наблюдала за карандашом, рисующим точки вдоль черных строчек. У меня это никак не ассоциировалось с музыкой, но папа иногда замирал и закрывал глаза, постукивая карандашом в такт невидимой мелодии, а затем рисовал новые точки.
На мгновение мои глаза затуманились и показалось, что точки на бумаге начали двигаться. Всего на секунду вся мелодия наполнилась чарами. Строгие, прямые линии поблескивали, как металлические провода, в то время как ноты, когда-то черные и плоские точки, сверкали, словно капельки воды на солнце. Пораженная, я моргнула, и написанное снова стало нормальным.
– Странно, – пробормотала я.
– Что странно? – спросил Пол, поднимая глаза.
– Эм… – Я быстро поискала более безопасную тему. Папа не питал большого уважения к магии, видя в ней не что иное, как трюки и обман. После всего, через что он прошел, я не могла его винить. – Э-э, – снова протянула я. – Просто не понимаю, что означают все эти маленькие точки и линии. То есть для меня это совсем не похоже на музыку.
Пол улыбнулся, радуясь разговору о своей любимой теме, и вытащил из стопки исписанный лист бумаги.
– Это нотная грамота, – объяснил он, кладя листок между нами. – Видишь эти линии? Каждая строка представляет собой музыкальную высоту. Каждая нота на шкале располагается либо на линиях, либо в промежутках между ними. Чем выше нота на линиях, тем выше звук. Поспеваешь за мыслью?
– Угу.
– Теперь обрати внимание на разные кружочки или значки, – продолжал папа, как будто я поняла все, что он только что сказал. – Пустой кружочек играет дольше, чем закрашенный. Маленькие палочки и флажки сокращают время звучания пополам, и еще раз пополам. Внешний вид нот говорит музыканту, как долго их держать и какую ноту играть. Все зависит от времени, высоты тона и звукоряда, написанными в совершенной гармонии. Одна неправильная нота или тональность может испортить всю мелодию.
– Кажется очень сложным, – заметила я, стараясь не отставать от его объяснений.
– Может быть. Музыка и математика всегда были тесно связаны друг с другом. Все дело в формулах, дробях и тому подобном. – Пол резко встал с нотами в руках и подошел к пианино. Я последовала за ним и села на диван. – Но потом ты собираешь все вместе и получаешь нечто подобное. – И он сыграл такую прекрасную мелодию, что у меня перехватило дыхание, и захотелось улыбаться, смеяться и плакать одновременно. Я уже слышала его музыку раньше, но эта была другой, как будто он вложил в нее все свое сердце и душу, и она ожила. Вокруг него вспыхнул и закружился вихрь чар самых великолепных цветов, которые я когда-либо видела. Неудивительно, что фейри привлекали талантливые смертные. Неудивительно, что Леананши так неохотно его отпустила.
Произведение оказалось коротким и резко оборвалось, как будто у Пола только что закончились ноты.
– Ну, я ее еще не закончил, – пробормотал он, опуская руки, – но ты уловила идею.
– Как она называется? – прошептала я, в голове все еще звучали отголоски мелодии. Пол улыбнулся.
– Воспоминания о Меган.
Я не успела ничего сказать, так как дверь с грохотом распахнулась, и в комнату вошел Эш, а за ним Пак. Я вскочила при виде направившегося ко мне Эша с суровым выражением лица. Пак остался возле двери и, скрестив руки на груди, выглядывал в окно.
– Что происходит? – спросила я, когда Эш подошел ближе. Он выглядел так, словно готов схватить меня и бежать прочь. Взглянула на отца, чтобы проверить его реакцию, и с облегчением отметила, что он встревожен, но не в панике. Эш взял меня за руку и отвел в сторону.
– Благой и Неблагой дворы, – пробормотал он достаточно тихо, чтобы мой отец не мог услышать. – Они здесь, и ищут тебя.
Глава 9Рыцарская клятва
Я молча смотрела на Эша, пока сердце сжималось от волнения и страха.
– Оба? – прошептала я, взглянув на отца, который вернулся к столу и снова склонился над своей музыкой. Обычно он старался не замечать фейри, когда они находились с ним в одной комнате, никогда не разговаривал с ними, почти не смотрел в их сторону, а парни были рады отплатить ему тем же. Из-за этого некоторые вечера получались довольно неловкими. Но, думаю, Пол до ужаса боялся, что снова потеряет рассудок, если привлечет их внимание.