– По двум причинам.
– Неужели?
– Во-первых, графиня де Грамон ужасно ревнива.
– Бедная женщина!
– Во-вторых, принц полюбил другую.
– Вот как!
– И странное дело, сказали бы мужья, – он любит ту, которая должна стать его женой.
– Что вы говорите? – вскричала удивленная Маргарита.
– Я передаю вам сплетни и слухи, которые ходят при наваррском дворе.
– Он… любит меня?!
– С тех пор как увидал ваш портрет.
– Ах! – засмеялась Маргарита. – Ваш принц, вероятно, очень быстро увлекается…
– Ему двадцать лет, ваше высочество…
Генрих замолчал и так нежно посмотрел на Маргариту, что у нее сильнее забилось сердце.
– Если бы я увидела этого принца в ботфортах и куртке из толстого сукна, то, ручаюсь, не влюбилась бы…
– Я могу описать его внешность, ваше высочество.
– Нет, не надо. Вернемся к графине. Она, должно быть, в отчаянии…
– На это я ничего не могу ответить вашему высочеству, потому что я уехал из Нерака в то время, когда любовь принца к графине начала угасать…
– А! – протянула немного разочарованная Маргарита.
– Так что я несколько затрудняюсь…
– Знаете ли, – сказала Маргарита, посмотрев на часы, – уже довольно поздно…
Покраснев, Генрих встал.
– Если ваше высочество желает, я завтра могу набросать портрет принца Наваррского.
– Завтра?
Пришел черед Маргариты краснеть. В глазах молодого человека была мольба.
– Хорошо! – сказала она. – Приходите завтра…
Она протянула ему руку, которая слегка задрожала в его руке. Он поднес ее к губам, и рука принцессы задрожала еще сильнее.
Генрих упал на колени.
– Уходите же! – воскликнула смущенная Маргарита дрожащим от волнения голосом. – Нанси! Нанси!
Принц встал, камеристка отворила дверь, взяла принца за руку и увела.
«Нанси сказала правду! – подумал принц. – Маргарита любит меня. Как бы мне хотелось теперь не быть принцем Наваррским…»
В то время как Генрих Наваррский шел на свидание с принцессой Маргаритой, Ноэ направлялся к своей дорогой Паоле.
Какое-то странное любопытство подстрекнуло молодого человека зайти к беарнцу Маликану раньше, чем отправиться на свидание.
Ландскнехт никогда не откажется выпить. Первым делом сменившиеся часовые шли в трактиры. А заведение Маликана было одним из наиболее посещаемых, туда не гнушались заходить даже дворяне.
Зал уже был полон посетителей. Одни играли, другие пили. Маликан и хорошенькая служанка Миетта пытались услужить всем. Однако в этот вечер у них был помощник.
К Маликану приехал племянник, искавший работы в Париже. Юноша был одет в беарнский костюм и в красную шапочку; он был красив, как девушка, но несколько застенчив и неловок.
Маликан представил его посетителям, сказав:
– Миетта не могла справиться одна… это мой племянник.
– Красивый мальчик, – заметил один из ландскнехтов. – Сколько ему лет?
– Пятнадцать.
– Как его зовут?
– Нюно. Это имя часто дают у нас в горах.
Нюно тотчас же принялся обслуживать посетителей. Ноэ, войдя в зал, обменялся с ним многозначительным взглядом. Он занял место за свободным столом и потребовал вина.
– Ах! Вот и вы, господин Ноэ! – попробовала Миетта улыбнуться, хотя невольно покраснела.
– Да, – ответил Ноэ.
– А ваш друг?
– Я пришел по его поручению.
– А! – протянула Миетта.
– Как она чувствует себя здесь?
– Прекрасно… посмотрите…
– Дело в том, – сказал Ноэ тихо на беарнском наречии, чтобы его не поняли, – что я боюсь, как бы она себя не выдала.
– Никогда, – возразила Миетта, – ее нельзя узнать в этой одежде.
– Да, но она может изменить себе.
– Вы думаете?
– Боже мой! Если бы она узнала…
– Что? – с беспокойством спросила Миетта.
– О несчастье, случившемся сегодня ночью.
– Где?
– У нее в доме.
– Верно, муж ее взбесился, – сказала Миетта, еще не знавшая о происшествии на улице Урс.
– Увы! Бедняга ничего не узнал.
– Почему?
– Потому что он умер. Его убили…
– Те, кто хотел похитить его жену?
– Именно.
– Боже мой! – воскликнула Миетта. – Было бы лучше предупредить ее…
– Ты права, дитя мое.
Но они спохватились слишком поздно.
Какой-то швейцарец уже ораторствовал в углу залы:
– Ах, господа, сегодня с самого утра на улице Урс стоит длинный хвост народа.
– Однако, – сказал ландскнехт, – кажется, не сегодня справляют память стрельца, которого сожгли за то, что он оскорбил Мадонну, стоявшую в нише на углу улицы.
– Конечно нет, – вмешался мещанин.
– Так отчего же там собралась толпа?
– Потому что там было совершено преступление.
– Преступление?
– Если вам угодно, пусть это будет преступление, – нахально сказал швейцарец, – а по-моему, только небольшой проступок.
– Да что же случилось?
– Убили купца.
Молодой беарнец подошел к столу, где собрались собеседники.
– Невелик грех – убить купца, – сказал ландскнехт, – вот если бы это был ландскнехт…
– Там убили и ландскнехта.
– И служанку…
– И старика еврея!
Беарнец задрожал и побледнел как смерть.
– Так вот почему, – сказал третий солдат, – Мирон, купеческий староста, приходил сегодня в Лувр?
– Быть может, по той же причине герцог де Крильон арестовал парфюмера королевы – Рене-флорентийца.
Беарнец выронил из рук кружку с вином и прислонился к стене, чтобы не упасть.
К счастью, все смотрели на швейцарца и никто не обратил внимания на племянника Маликана. Ноэ и Миетта подошли к нему. Друг принца Наваррского нагнулся к его уху и прошептал:
– Успокойтесь! Будьте осторожны! Речь идет о вашем муже! Он умер.
Сара Лорио смертельно побледнела, однако невероятным усилием справилась с волнением и стала внимательно слушать.
Швейцарец продолжал:
– Этот купец, о богатстве которого ходило столько слухов и который был убит с целью грабежа, сумел так хорошо спрятать свои сокровища, что убийца ничего не нашел.
Сара вспомнила о погребах и подумала, что убийца, конечно, не догадался нажать пружину, открывавшую дверь в стене, за которой скрывались сокровища.
– Значит, купец был богат?
– Очень богат. Он был ювелир.
– Ювелир Лорио? – спросил один из слушателей.
– Да, я вспомнил, его действительно так звали…
Сара, бледная и дрожащая, продолжала прислушиваться. Миетта взяла ее под руку.
– Пойдем наверх, – сказала она.
Сара, волнение которой достигло крайних пределов, поднялась вслед за девушкой на верхний этаж. Туда же направился и Ноэ.
Известие о смерти мужа было так неожиданно для Сары и так поразило ее, что она лишилась чувств, как только вошла в комнату Миетты.
Ноэ и хорошенькая служанка хлопотали около ювелирши, брызгали ей в лицо водой, натирали виски уксусом и наконец привели ее в чувство.
– Завтра вас навестит Генрих, – сказал ей Ноэ, – и расскажет, как все случилось. Не бойтесь ничего. Рене, убивший вашего мужа и намеревавшийся похитить вас, арестован и по приказу короля посажен в тюрьму.
Вопреки запрещениям принца, Ноэ очень нежно поглядывал на хорошенькую беарнку, продолжая разговаривать с Сарой, и уже не раз заставлял ее краснеть.
Раздался сигнал тушить огни.
– Черт возьми! Я так увлекся глазками Миетты, что забыл совсем о Паоле… А Паола ждет меня… К тому же я не прочь узнать, что случилось у флорентийца.
Ноэ поцеловал руку Сары и сошел вниз. Миетта последовала за ним.
– Прощайте, господин Ноэ, – обратилась она к нему.
– Прощайте?
– До свидания – хотела я сказать.
Швейцарцы и ландскнехты, услышав сигнал к тушению огня, вышли из кабачка, и Маликан остался один.
– А что наш узник? – спросил Ноэ.
– Все еще в погребе.
– Ел он что-нибудь?
– Нет. Он плачет… Он сказал, что хочет уморить себя голодом.
«Гм! – подумал Ноэ. – Его на это хватит. Мне пришла в голову чудесная мысль…»
– Маликан!
– Что прикажете, сударь?..
– Зажги фонарь.
– Прикажете пойти с вами?
– Не надо.
– У него бывают припадки ярости.
– Если он будет злиться, я сверну ему шею!
Ноэ спустился вниз и начал пробираться в извилистом погребе под кабачком, где в строгом порядке были расставлены вина. В самом дальнем отделении погреба, за дубовой дверью с тремя засовами, сидел узник, о котором говорил Ноэ.
Друг принца Наваррского отпер дверь и вошел.
Человек, спавший на охапке соломы, вскочил.
У него оставались свободными руки, ноги же были так опутаны веревками, что он не мог не только ходить, но даже стоять.
Человек этот был не кто иной, как Годольфин.
Хрупкое, болезненное, истощенное существо, здоровье которого окончательно пошатнулось вследствие магнетических опытов, которым подвергал его Рене, накануне был похищен Генрихом Наваррским и Ноэ и с завязанными глазами приведен к Маликану, ставшему его тюремщиком.
Годольфин был в полном отчаянии, лицо его было заплакано.
– А! – зло закричал он. – Чего вам еще от меня надо? Почему вы держите меня взаперти?
Ноэ затворил за собой дверь, поставил фонарь на землю, сел на солому, служившую Годольфину постелью, и сказал:
– Я пришел поговорить с вами, дорогой Годольфин, и утешить вас.
– Вы хотите выпустить меня?
Ноэ улыбнулся.
– Пока еще нет, – сказал он.
Годольфин взглянул на него с ненавистью. Он видел в Ноэ не только своего тюремщика, но и соперника, потому что узнал того самого дворянина, который под предлогом покупки духов зашел в лавку парфюмера и рассыпался в любезностях Паоле.
Годольфин очень долго ломал голову над тем, что могло побудить похитить его, и пришел к заключению, что дворянин, влюбленный в Паолу, захотел отделаться от него.
– Чего же вы хотите, – спросил он, – если вы не желаете освободить меня?
– Я хочу побеседовать с вами.
– Я вас не знаю.