– То есть?
– Четверть часа назад два господина увезли красавицу Паолу.
Екатерина подавила крик ужаса; она вспомнила о беспокойстве Рене, о том, что он рассказал ей.
«Не права ли флорентийская цыганка и не обречен ли уже на смерть мой дорогой Рене?» – подумала суеверная итальянка.
Предсказание, по-видимому, должно было скоро исполниться.
Носилки, в которых ехала Паола, доехали до квартала Святого Павла и затем до ворот Святого Антония.
– Шутка сыграна, – сказал всадник, ехавший по левую сторону носилок. – Вылезайте, дорогая Паола. Если даже и пойдут по следам носилок, все равно ничего не узнают.
Паола вышла, а всадник нагнулся к ней, схватил ее за талию, поднял и посадил к себе на лошадь.
В это время другой всадник сказал носильщикам:
– Друзья мои, вы можете вернуться; вы нам больше не нужны.
Он бросил им четыре экю, и носильщики через ворота Святого Мартина вернулись в Париж.
Ноэ и Генрих поскакали во весь опор по направлению к Шарантону мимо монастыря Святого Антония. Но через четверть часа бешеной скачки они повернули назад и поехали по тропинке вдоль городской стены в северном направлении.
Паола все еще сидела в седле Ноэ.
Доехав до Монмартрских ворот, всадники остановились. Генрих спрыгнул с лошади и помог слезть Паоле.
Итальянка, поставив ногу в стремя, вскочила на лошадь Генриха.
– Прощайте, до вечера… – сказал Генрих другу.
Ноэ и Паола поскакали вдоль стены, а Генрих снял маску и вернулся в Париж пешком через Монмартрские ворота. Он шел к Лувру. На берегу Сены около Луврских ворот он догнал носилки, двигавшиеся в одном направлении с ним. Сидевшая в носилках женщина высунула из дверцы голову, и принц узнал Екатерину Медичи.
Генрих поклонился очень низко и посторонился, чтобы пропустить носилки.
Но королева махнула ему платком.
– Господин де Коарасс! – сказала она.
Генрих подошел.
– Вы идете в Лувр? – спросила королева.
– Совершенно верно, ваше величество.
– К королю?
– Ваше величество изволит насмехаться надо мной; я слишком ничтожный дворянин, чтобы иметь право запросто входить в королю. Я иду к де Пибраку, своему двоюродному брату…
Королева внимательно посмотрела на Генриха и нашла, что вид у него самый простодушный и естественный.
– В таком случае попрошу вас побыть несколько минут у Пибрака и подождать, пока я пришлю за вами.
– За мной… ваше величество?
– Я только что видела Рене, – сказала королева.
Генрих вздрогнул, но лицо его осталось бесстрастным.
– Рене сказал, что вы обладаете замечательным даром угадывать по звездам.
– Вашему величеству, без сомнения, известно, что я беарнец.
– Да.
– Я долгое время прожил в Пиренеях среди пастухов и цыган, занимающихся некромантией и хиромантией, и они посвятили меня в свою науку…
Генрих говорил с таким убеждением, что произвел сильное впечатление на королеву.
– Но я должен предупредить ваше величество, что, хотя я иногда угадываю, часто и ошибаюсь. Наука эта еще не вполне ясна для меня. Часто я иду ощупью, и достаточно малейшего препятствия, чтобы сбить меня с пути, то есть заставить погрешить против истины.
– Однако вы сказали правду Рене.
– Неужели?
– Да, де Коарасс, идите к Пибраку и ждите, пока я пришлю за вами. Я иду сейчас к принцессе Маргарите, а затем к себе. И хочу посоветоваться с вами, де Коарасс.
И королева отправилась в Лувр.
Генрих встретил Пибрака, осматривавшего пост швейцарцев.
– Пойдемте, – живо сказал ему принц, – проведите меня скорее к себе… это необходимо.
– Пойдемте!
Он провел принца по маленькой лестнице.
– Заприте дверь на задвижку, – сказал Генрих, – и не отпирайте, если постучат.
Он подбежал к шкафу, отворил его и поспешно проскользнул в потайной ход, оставив Пибрака в совершеннейшем изумлении.
Когда принц приложил глаз к отверстию в стене, королевы в покоях принцессы Маргариты не было.
Маргарита была с Нанси.
Прекрасная принцесса, лежа на оттоманке, подбрасывала своей маленькой ножкой красную атласную туфельку и грустно смотрела на камеристку, которая, сидя на скамейке, пришивала банты к платью принцессы.
– Ты думаешь, он любит меня? – спросила Маргарита.
– Я уверена в этом, ваше высочество.
Маргарита вздохнула.
– Господи! Как печально положение принцев… Принцы – рабы, дитя мое. Они не имеют права ни любить, ни быть любимыми, ни плакать, ни радоваться.
– Ваше высочество, вы преувеличиваете…
– Ты думаешь? Если бы я могла располагать собой, то вместо того, чтобы выйти замуж за этого противного принца Наваррского, стала бы простой дворянкой и отдала свою руку…
Нанси улыбнулась.
– В жизни бывают странные предчувствия, – продолжала Маргарита. – Когда я увидела его впервые неделю назад, я почувствовала необъяснимое волнение… и услышала внутренний голос, говоривший: «Этот человек сыграет важную роль в твоей судьбе».
Принц с радостью слушал признания Маргариты, но они были прерваны стуком в дверь. Вошла Екатерина. Она была бледна и взволнована.
Королева сделала знак Нанси, и камеристка немедленно вышла.
Екатерина не любила дочь; в жизни у нее была только одна искренняя, серьезная привязанность – к младшему сыну, герцогу Алансонскому. Но вследствие привычки или, быть может, потребности высказаться она приходила к дочери и поверяла ей свои горести.
Маргарита знала, что королева навестила Рене в тюрьме.
– Ну что, ваше величество? – спросила она.
– Ах! – вздохнула Екатерина. – Это ужасно… его заковали в цепи! Он сидит в сырой тюрьме! Король приказал, чтобы с ним обращались как можно суровее. Однако я надеюсь спасти его, – прошептала королева.
– Неужели! – воскликнула Маргарита.
– Но одно странное обстоятельство сильно расстроило меня.
Екатерина передала рассказ Рене о предсказаниях цыганки и де Коарасса.
Если бы королева была не так сильно взволнована, она заметила бы, как Маргарита сначала покраснела, а потом побледнела.
Принцесса ничего не знала о разговорах, происходивших между Рене и принцем, и его дар ясновидения глубоко поразил ее.
Королева продолжала:
– Я сначала думала, что гасконец – обманщик, но оказалось, что он рассказал Рене такие вещи, которых, кроме него, никто не знал.
– Неужели это правда? – воскликнула расстроенная принцесса.
– Он предсказал так же, как и цыганка, что его дочь станет причиной его смерти…
– Какой вздор!..
– …когда полюбит дворянина. Это предсказание так сильно поразило Рене, что он умолял меня увезти его дочь в Лувр и охранять ее. Но, прежде чем отправиться за Паолой, я заехала к Ренодену, президенту Шатле, который допрашивает преступников. Реноден обязан мне всем, и он обещал приложить все усилия, чтобы спасти Рене.
– Реноден – не парламент, – заметила Маргарита.
– Он обещал найти способ.
– Какой?
– Пока еще не знаю, но он найдет его. Я жду его сегодня в девять часов вечера. Итак, из Шатле, – продолжала королева, – я отправилась к Ренодену и уже от него на мост Святого Михаила.
– И что же?
– Паолу похитили.
Маргарита сделала жест удивления.
– За четверть часа до моего прибытия носилки в сопровождении двух всадников в масках остановились перед лавкой Рене; дверь отворилась, и Паола села в носилки.
– Это странно! – пробормотала Маргарита.
– Тогда у меня явилось новое подозрение; я вспомнила, что у де Коарасса, уверяющего, будто он умеет гадать по звездам, есть товарищ, так же, как и он, двоюродный брат Пибрака, и я подумала: уж не они ли похитили Паолу?
– Не может быть! – воскликнула принцесса, у которой сердце защемило от ревности.
– Если мое предположение верно, то Паола любит одного из них, – продолжала Екатерина, – и обманывает отца… В таком случае легко объяснить мнимый дар этого дворянчика.
– Действительно, – пробормотала Маргарита.
– Но это невероятно, – продолжала королева, не обращая внимания на возрастающее волнение дочери.
– Вы… думаете? – спросила с глубоким вздохом Маргарита.
– Я спросила, по какой дороге направились носилки.
– И последовали за ними?
– Да, до ворот Святого Антония. Там я встретила носильщиков и носилки, но уже пустые. Один из всадников посадил Паолу к себе в седло, и они поскакали по шарантонской дороге. Носильщики сильно устали. Было бы безумием преследовать людей, едущих на свежих лошадях. Я повернула в Лувр.
– Как же вы узнали, ваше величество, – спросила Маргарита, – что де Коарасс не принадлежит к числу похитителей?
– Я встретила его у ворот Лувра, идущего пешком и направлявшегося к Пибраку.
Лицо Маргариты просветлело.
– Следовательно, – прошептала королева, – этот человек сказал правду: он предсказал, что, когда дочь Рене будет похищена дворянином, флорентиец подвергнется смертельной опасности.
– Все это очень странно, ваше величество! – заметила Маргарита.
Екатерина была в отчаянии.
– Король неумолим, – сказала она, – и если Реноден не найдет способа…
– Реноден человек изворотливый, он сумеет найти выход, – возразила Маргарита, пытаясь успокоить королеву.
– Коарасс колдун, и я хочу посоветоваться с ним.
– Вы решились на это, ваше величество?
– Да, – подтвердила королева, – я хочу узнать… Нанси! Нанси!
Девушка не отвечала. Маргарита дернула за сонетку, проведенную в верхний этаж. Нанси, услышав звонок, сошла вниз.
– Дитя мое, – обратилась к ней Екатерина, – пойди к де Пибраку…
– Слушаю, ваше величество.
– Там ты увидишь его двоюродного брата де Коарасса.
– Слушаю, ваше величество.
– И проводишь его в мой кабинет.
Нанси поклонилась и вышла.
Генрих вышел из своего убежища, вернулся в комнату Пибрака, запер шкаф и сказал капитану гвардейцев:
– Отодвиньте задвижку… сейчас войдут.
Пибрак с удивлением взглянул на принца.