– Ко мне! – неистово возопил де Можирон. – На помощь!
Шпаги противников скрестились. Звон и скрежет стали донеслись до ушей короля и его миньонов.
– Господа, – заметил Генрих, – малышку-то, оказывается, недурно стерегут! Что нам теперь делать, как вы считаете?
– Думаю, нам следует вернуться в замок и улечься спать! – ответил де Келюс, человек, в чьей голове просто не укладывалась мысль, как можно рискнуть жизнью ради какого-то там любовного приключения.
Д’Эпернон предпочел отмолчаться, и лишь Фредерик де Шомбург взволнованно воскликнул:
– Надо поспешить ему на помощь!
– Это вполне достойно благородных людей! – отозвался король, широко зевая. – По крайней мере, слегка согреемся. От этой сырости в долине Луары просто нет спасения!
Де Шомбург уже поднимался по приставной лестнице. Тем временем схватка между маркизом и таинственным защитником Берты де Мальвен становилась все ожесточеннее. Уже дважды клинок незнакомца задевал грудь де Можирона, но тот все еще продолжал упорно сопротивляться, ибо недаром был выучеником самого Генриха III, который заслуженно считался лучшим фехтовальщиком Франции.
– Гляди-ка! – вдруг выкрикнул гасконец. – Оказывается, со шпагой ты управляешься совсем недурно. А не угодно ли тогда отведать вот этого! – Он ловко парировал выпад де Можирона, уведя его оружие далеко в сторону, а затем нанес миньону еще один тяжелый удар эфесом шпаги в висок, после чего тот мешком рухнул на землю. В то же мгновение на верхушке стены появился де Шомбург.
– Ах, вот оно что! – без особого удивления буркнул гасконец. – Значит, вас здесь двое?
Но едва де Шомбург спрыгнул вниз, как на стене зачернела тень третьего врага.
– Ба, да эти молодчики нынче сыплются сюда, прямо как град! – изумился защитник девушки. – Что ж, будь я проклят, но придется, видимо, выступить в роли солнца и покончить с этим неприятным явлением природы!
Произнеся это, южанин занял позицию у каменной ограды, прикрывавшей его тыл, и проделал это с тем мастерством и хладнокровием, которые изобличают подлинного мастера граненого клинка.
Фредерик де Шомбург был храбр от природы, но это была та слепая, почти животная отвага, которой нередко отличаются потомки тевтонов. Он не придавал значения рыцарским обычаям, которые обычно соблюдали французы, а всякая учтивость в таких обстоятельствах казалась ему излишней. Поэтому он немедленно ринулся на противника, уже успевшего уложить маркиза.
– Я вижу, месье, вам неведомы даже азы этого благородного искусства! – насмешливо воскликнул гасконец. – В сущности, я могу прикончить вас как цыпленка, предназначенного для вертела.
Одно-единственное едва заметное движение шпагой – и оружие было выбито из рук ошеломленного де Шомбурга.
Убедившись, что и этот негодяй обезврежен, защитник чести Берты де Мальвен произнес:
– А вот и следующий!
Пока обескураженный де Шомбург разыскивал в темноте свою шпагу, гасконец повернулся к новому противнику, только что спрыгнувшему со стены. Лицо его скрывала черная бархатная полумаска.
– Вот даже как? – расхохотался гасконец. – Оказывается, вам, месье, угодно сохранять инкогнито?
Кончик его шпаги уже мерцал в нескольких дюймах от лица врага. Однако король – а это был именно он! – немедленно встал в позицию, и гасконец моментально понял, что имеет дело с опытным фехтовальщиком, на счету которого не один десяток поединков.
– Тем лучше! – сказал он. – Это уже гораздо забавнее!
Де Шомбург, наконец-то отыскавший свою шпагу, бросился на помощь королю, но тот резко осадил миньона:
– Не вмешивайся! Пусть этот фанфарон убедится, что мне не нужен помощник, чтобы прикончить какого-то нищего проходимца, клянусь собачьим хвостом!
Шомбург покорно отступил к воротам, а гасконец невольно подумал: «Сдается мне, где-то я уже слышал подобную клятву!»
– Ну-с, месье, к делу! – заявил король. – Я намерен как можно скорее убить вас, чтобы согреться.
Гасконец расхохотался и сделал выпад из третьей позиции, что было совершенно необычным приемом, изобличавшим полную свободу владения оружием.
– Вашей милости не на что жаловаться, поскольку мое положение гораздо менее выгодно! – заметил он, немедленно переходя в еще более изящную кварту[87].
– Каким это образом? – спросил король, удивленный такой сменой позиций. Гасконец, не прекращая поигрывать шпагой, насмешливо ответил:
– У меня на родине никто не боится, когда стынут ноги или руки.
– А чего же там боятся? – рассеянно спросил король, напряженно следивший за каждым движением незнакомца. Он уже успел заметить, что имеет дело с достойным противником.
– У нас любят доброе вино, а от него краснеет кончик носа.
– Значит, в ваших краях много пьют?
– Чрезвычайно – ведь вино дешево. Но ведь всем известно, что покрасневший от вина кончик носа не менее чувствителен к холоду, чем виноградная лоза в плохую зиму!
– Остроумный ответ, – отступая на шаг, заметил король. – Но он не объясняет, почему я в более выгодном положении, чем вы.
– Да ведь нос вашей милости прикрыт полумаской, тогда как мой совершенно беззащитен! – с этими словами гасконец сделал совершенно неожиданный выпад, и острие его шпаги коснулось плеча короля.
Прикосновение стали заставило Генриха вскрикнуть.
Этот возглас словно подстегнул де Шомбурга – он бросился к воротам и с силой отчаяния принялся трясти кованый железный брус, испуская вопли: «Сюда! Сюда! На помощь!» В конце концов скобы не выдержали тевтонского натиска, брус выскочил из них, и створки ворот начали поддаваться. Едва они разошлись настолько, что в просвет смог бы протиснуться человек, во двор, споткнувшись о бесчувственное тело де Можирона, ворвались де Келюс и д’Эпернон.
– Вот тебе на! – пробормотал гасконец. – А я-то думал, что град уже кончился!
Теперь придется иметь дело сразу с четырьмя противниками, не считая одного поверженного. Он неожиданно отпрыгнул в сторону – и ровно в то же мгновение король сделал очень резкий выпад. Шпага его, не найдя цели, просвистела в воздухе, Генрих подался вперед, потерял равновесие и упал на одно колено. Воспользовавшись краткой паузой, гасконец выхватил из-за пояса оба пистолета и крикнул:
– Эй, вы, малопочтенные господа! Я с удовольствием прикончу вас одного за другим, но если вам взбредет в голову наброситься на меня вчетвером, то, клянусь собором всех святых, двоих из вас я мигом отправлю в преисподнюю парочкой пистолетных пуль. А что будет потом, мы еще посмотрим!
Эта угроза удержала миньонов от опрометчивых действий. Тем временем король уже снова был на ногах.
– Господа, ни шагу дальше! Даже не пытайтесь прийти на помощь. Месье принадлежит мне!
– Вот речь истинного дворянина! – тут же откликнулся гасконец, возвращая пистолеты на место.
Король снова шагнул к нему, высоко держа шпагу.
– Вы ранили меня! – оскорбленно проговорил он.
– Уж таков мой обычай! – хмыкнул в ответ гасконец.
– Следовательно, мне придется вас убить!
– Если бы так и вышло, я бы несказанно удивился!
– Клянусь собачьим хвостом, с этим я еще ни разу не ошибался…
– Меньше слов, ваша милость, – посмотрим, каковы вы в деле.
Обменявшись этими репликами, противники вновь приступили к поединку. Однако он долго оставался безрезультатным, так как оба фехтовали с невообразимым искусством. Самые виртуозные выпады, неожиданные удары и приемы встречал умелый рипост[88].
– Клянусь собачьим хвостом, – наконец воскликнул король, переводя дух, – вы отменно фехтуете!
– Ваша милость слишком снисходительны ко мне! – насмешливо ответил гасконец.
– Не желаете ли немного передохнуть?
– С удовольствием! – учтиво согласился гасконец и воткнул шпагу в землю. Король последовал его примеру.
В тот же миг на улице послышались звуки торопливых шагов и в проеме ворот возникло новое действующее лицо. То был генерал Луи де Крильон.
При виде начальника королевской стражи миньоны испытали невыразимое облегчение. Они уже начали опасаться, что королю придется туго и им придется ввязаться в драку, чтобы отомстить храброму гасконцу. Вот тут-то и пригодилась бы прославленная шпага де Крильона!
Несмотря на то что черты его лица оставались неразличимы в темноте, король моментально узнал фигуру генерала. Однако он спросил:
– Вы ли это, Крильон?
– Да, – сдержанно откликнулся тот. – Похоже, я подоспел вовремя. Ваша милость нуждается в помощи.
Как и все прочие, Крильон опасался разоблачить инкогнито своего государя, поэтому избегал каких бы то ни было титулований.
Король тем временем продолжал:
– Нам повстречался здесь дворянин с берегов Гаронны, и фехтует он, скажу я вам, на славу!
– Следует делать то, что умеешь и можешь! – небрежно откликнулся гасконец. Тем не менее при звуках его голоса Луи де Крильон вздрогнул.
– Что с вами, генерал? – спросил король.
– Нет-нет… ничего! – генерал сделал шаг вперед, пытаясь рассмотреть в сумраке лицо гасконца.
– Желаю здравствовать, ваше превосходительство! – проговорил тот.
– Тысяча пороховых бочек! Это же он! – вскричал де Крильон.
– Вы хотите сказать, что знаете этого господина? – осведомился король.
– Еще бы не знать! – ответил генерал и поспешно склонился к уху короля.
– Государь! – вполголоса начал он. – Если тридцать лет преданной службы короне что-нибудь значат в ваших глазах, то вы немедленно отошлете прочь этих холуев, нарядившихся дворянами, этих миньонов, смердящих мускусом, этих…
– Тише, тише, генерал! – с явным неудовольствием остановил его король. – В конце концов, речь идет о моих друзьях!
– Но не столь верных, как я, государь! Умоляю вас исполнить мою просьбу во имя короны Франции!
– Ох, Крильон! – проворчал король. – Вечно вы заставляете меня плясать под вашу дудку! Ступайте в замок, господа, – Генрих обернулся к миньонам, – я вскоре вас нагоню.