Мерцающий тонким кровом,
Одел меня… зренье меркнет
От неудержимых слез…
Даймон
Хор в Небесном Кремле
Плещут в эфире
Дивные ткани,
Блещет трикирий
В поднятой длани, —
То из Синклита
Шаданакара
Брат наш крылатый
Близится скоро.
Приближающийся голос старейшего из святителей
Мир тебе, город тоскующий!
Вам, изнемогшие в скорби!
Вам, издалека слышащие
Голос мой на земле!
Старичок-священник, рыдая, почти без слов
О, чудотворче, свете…
Отче… предстатель русский…
Мгновенная вспышка дает различить, как отовсюду стекаются лучезарные сонмы святителей и праведников прошедшего.
Голос Яросвета
Вы озаряли тем, кто погас,
Тропы в загробном горе;
Вы облегчали в их судный час
Противовесы и гири;
Чем искалечил их души колосс,
Правивший в русском мире?
Голоса святителей и праведников
Первый
Безрадостны были посланничества,
Бесплодны были паломничества
К Голгофе нашей страны:
Сходили мы узкими лестницами,
Стояли под темными виселицами
Виновных
и без вины;
Второй
Встречали новопреставленных
Дарами сил уготовленных,
Лобзанием братских уст,
Но, властью тирана ослабленный,
Лишь мукою смерти повапленный,
Каждый был наг и пуст.
Третий
Народ в ознобе и в оторопи;
На матерь доносят отроки,
На друга — старинный друг;
В годины преобразования
Доходят жертвы растления
До людоедских мук.
Четвертый
Других, ослепленных сызмальства,
Влечет воронка предательства,
В посмертную злую глушь;
Их крылья совести — сломаны,
Чтоб после впивали демоны
Страданья и боль их душ.
Еще один
Тираном растленная заживо,
Впитавшая злобу и ложь его,
Бесчисленна их толпа;
Весами бесстрастными взвешивается,
В страдалища, в пламя низбрасывается
Их утлая скорлупа.
Голос Яросвета приобретает опять мощь зова, слышимого внизу и вверху — везде
К вам призывы мои
безрадостнейшие —
к вам,
Ратоборцы отгрохотавших уже времен,
В поле брани,
по черностепью
и диким рвам
Жизнь за други своя отдавшим без похорон.
Кто оружьем Противобога не умертвим,
Кто лишь крепнет
в безумном пении
гроз и пург,
Кто боролся
перед Друккаргом
как серафим,
А в грядущем эоне{43} станет
как демиург!
Мрак, заслоняющий Вышние и Нижние слои, озаряется: множество фигур в блистающих, как латы, одеждах, с факелами в высоко поднятых руках, движутся по невидимым стезям к Небесному Кремлю.
Голоса героев прошедшего
Первый
Вот — то, что веками подкрадывалось
По тропам столетий изрытым,
Отмаливалось,
откладывалось,
Отсрочивалось
Синклитом!
Другой
Заслышав твой клич ли, трубы ли,
Спеша от подземных отрогов,
Мы кольца воли ослабили
Вкруг города игв и раруггов.
Третий
Мы здесь, Яросвете, но некоторых
Гнетут чугунные грузы:
Судьба их из битвы повергла
В кромешные вражьи узы.
Четвертый
Они в плену преисподней:
Их давит мертвая арка
Глубиннейшей, самой задней
Из тайных темниц Друккарга.
Еще один
Но от решающей битвы
Неуловимо сторонятся
Лукаво-умные игвы
И бешеная их конница.
Гул голосов стихает, как бы расступаясь перед кем-то более могущественным, приближающимся издалека.
Тихий говор
— Спешит в ристании
Рушитель ига…
— Грядет — в блистании
Архистратига!
— Его присутствие
Нам мощь умножит!
— Его напутствие
Броней послужит.
Мерный скач-полет воздушного всадника явственно определяется для слуха.
Голоса
— Горяч, как полдень,
Под ним носитель:
— Он мчится в молниях,
Как в ярой свите,
— Он сам — оружие,
Поборник сирым,
— Конь нашей дружбы
С животным миром!
Неизвестный, вслушиваясь
Топот Белого Всадника…
Кем был он? где коронован?
Даймон! Ты — наш посредник;
Дай угадать мне, кто он!
Даймон
В твоей стране
Он жил, он правил;
Он сам прибавил
Свой груз к Вине,
Но, взяв Вину,
Он понял, с кем он;
Он понял: демон
Влечет страну
Чредой подмен,
Столь явных ныне,
В кольцо гордыни
И в адский плен.
И ложь держав
Отверг он сердцем;
Быв самодержцем,
Ушел, избрав
Седой туман
Да нищий посох,
Омытый в росах
Нездешних стран.
Звук конского скача стихает.
Голос Яросвета
Ты предшественника Антихриста поборол;
До Синклита
Шаданакара
ты досягнул;
Что увидел ты с поднебесия, мой орел?
Что за свиток
тебе Сын Господа
развернул?
Голос императора-искупителя
Гибель зарится,
Яросвете,
на твой чертог.
Чужеземные уицраоры разъярены;
Их обуздывает
великий
Противобог,
Устрашая из непонятной им глубины.
Ибо братья твои —
водители
всех земель —
Их на Жругра вооружают; и, трепеща,
Враг лукавит,
чтоб не изведала
Цитадель
Взмах погибельный их чудовищного меча.
Яросвет
Уицраоров чужеземных сооруженья
Не усилим
и не оправдаем
мы никогда,
Ни сиянием святорусского благословения,
Ни согласием
на неистовство
их суда.
Голос Яросвета усиливается до мощи призыва — в третий раз
Для общения
с высшей правдой
Шаданакара
Единитесь же в целокупности наших сил,
Вы, кто светочами
пророческого
дара
Души русские озарял и преобразил!
Неизвестный
Вижу, как зов несется
По всем небесным селениям,
Не к витязям, не к полководцам —
Только творцам и гениям.
Шепот в катакомбах:
Девушка
О, если б хоть краем зрения
Постигнуть, как блещут там
Загробные их создания,
Их общий, их вышний храм…
Ректор
Как, и они удостоены
Венцов Небесной России?
Не родомыслы, не воины,
Не праведники, не святые.
Пусть — гении… разве гений —
И много ль найдешь творений,
Светливших туман сердец?
Молодой интеллигент
А я — за любое творение,
Где жаркая кровь страстотерпца,
Отдам мое тусклое зрение
И утлое, нищее сердце.
Даймон
Творец и гений, как и любой,
Влекомы выбранною судьбой,
Сквозь просветление здесь иль там,
К высокоцарствующим мирам.
Кто ж ведал творчество на земле,
Дар провозвестника не предав —
Творит стократы в Святом Кремле,
В краю наивысших свобод и прав.
Неизвестный, напряженно вглядываясь
Но незнаком приближающийся
Первейшим: он прям и строг,
Одежда его развевающаяся —
В пыли нездешних дорог;
В бесплотных руках — меч воина,
Опущенный вниз лучом…
Лазурью — нет, синевою
Пророчат глаза — о чем?..
Даймон
В кромешной России ведомо
Едва ли десятку тысяч
То имя