Наконец рывки ошаэрта слабели, хрипы перешли в жалобный скулеж. Рыцарь осознал, что молотит безвольное тело.
Поднялся, пнул труп. Шатаясь, двинулся прочь, угадывая за черными стволами блики костра.
Послышались мужские голоса, и его сердце ухнуло в пропасть. Рыцарь побежал, спотыкаясь, – корни обрели жизнь, хватали за ноги, земля рвалась к лицу. Едва не снес голову о меч, увязший в стволе. Выдернул клинок и осторожно двинулся к стоянке.
Пятеро мужчин, бородатые, в кожаных куртках с нашитыми железными бляхами, вооруженные мечами и луками, обступили фрейлину и оруженосца. Двое сноровисто разоружили Гарета, положили лицом в прелые листья. Леди Хелия смотрела на них с ужасом, но подбородок держала вызывающе вздернутым.
– Не вставайте, леди, – сказал старший из незнакомцев. – Ни к чему.
Четверо остальных гнусно захохотали. Губы девушки прыгали, кулачки она беспомощно прижала к груди. Тот, что уселся на Гарета, сказал:
– Рано тешиться. Где-то еще один бродит.
Еще один поднял с земли щит, усмехнулся:
– Странный рыцарь. Совсем не защищает даму.
Инконню выбежал на стоянку, но, обуздав гнев, продолжил холодно наблюдать.
– Леди, где ваш заступник?
Фрейлина не удостоила разбойника даже взглядом.
– На него напал ошаэрт. Он убежал в лес, – прохрипел Гарет.
Разбойники снова захохотали.
– С тремя справился, а последнего забыл!
– Жаль, что наездник его задавил. Гахерис не отказался бы помучить благородное мурло.
Сидящий на оруженосце буркнул:
– Это еще неизвестно.
– Ай, Джонни, – отмахнулся темноволосый разбойник, – если наездник кого оседлает – пиши пропало. Утром поищем труп, сымем доспехи. А сейчас…
Разбойники уставились на сидящую фрейлину. Лицо девушки залила смертельная бледность.
– Не смейте, мужланы! – пролепетала фрейлина.
– Мы будем нежны, леди, обещаю, – сказал разбойник.
Инконню молча ринулся вперед, и голова разбойника скатилась наземь. Изумленные товарищи растерянно подхватили безголовое тело, а рыцарь безжалостно раскроил грудины еще двоим. Четвертый, бросив оружие, с криком задал стрекача.
Пятый, оглушив Гарета кулаком, молниеносно натянул лук. Уверенный шаг рыцаря замедлился от толчка в грудь. Стрела застряла в панцире и повисла, будто ветка. Рыцарь, резко вырвав стрелу, досадливо вскрикнул от легкой боли. Разбойник вновь спустил тетиву: рыцарь дернул головой, и железный клюв, миновав глазную щель, со звоном отскочил от виска.
Ему удалось уклониться от третьей стрелы: разбойник потянулся за новой, но замер – стальной язык коснулся шеи.
– Сэр Инконню, где вы были?! – закричала фрейлина гневно, захлебываясь слезами.
Горячку боя сдуло, как пламя грошовой свечки. Разбойник дернулся, поднял раскрытые ладони.
– Кто такие? – спросил рыцарь зло.
– Э-э… вольные люди, – пролепетал разбойник, опасливо косясь на меч.
– Кто такой Гахерис?
– Главный над нами.
– А неспроста здесь оказались?
Разбойник вздрогнул, затрясся, губы его прыгали, нижняя закрывала нос.
– Мы раньше в другом месте промышляли, доблестный сэр. Это Гахерис велел идти сюда. Сказал, надо оприходо… э-э… встретить леди и рыцаря.
– Кто такой Гахерис, что указывает демоническим тварям?
– У него амулет, – пожал плечами разбойник. – Говорят, писанул по горлу колдунчика, надыбал вещицу.
– Сэр Инконню, избавьте меня от общества мужлана, – сказала фрейлина брезгливо. – Его речь груба и царапает слух.
Разбойник в ужасе расширил глаза. Инконню сказал с отвращением:
– Убирайся, душегуб! Радуйся, что не хочу твоей гибелью портить леди настроение. И скажи Гахерису, пусть держится от меня подальше!
– Понял, понял, благородный сэр, – залопотал разбойник.
Рыцарь убрал меч от горла душегуба, и тот, пятясь, скрылся за деревом.
Инконню обернулся, двинулся к фрейлине, мельком глянув на продолжавшего лежать оруженосца, презрительно скривился.
Глаза фрейлины вдруг округлились.
«Что на этот раз?» – подумал он досадливо.
Но тут левую лопатку ожгло болью, парализующий разряд растекся по телу, меч вывернуло из пальцев. Земля вздыбилась, пыль запорошила смотровую щель. Рыцарь потерял сознание.
Глава седьмая
Грубый гогот сверлил мозг, а резкие окрики били кузнечными молотами. С трудом разлепил веки – глаза резануло светом костра.
Рыцарь пошевелил лопатками, чтобы сбросить тяжелый камень, и охнул от боли. Это рана так ощутимо колола острой судорогой, с горячими волнами, будто от булыжника, упавшего в пруд.
Зубами он выбивал затейливый ритм – теплый гобиссон исчез, равно и котт-де-май. От холодной осенней ночи рубашка и брэ – штаны длиной до лодыжек – не спасают. Малейшее движение разбитого тела давалось с трудом, отзываясь слепящей болью.
Рыцарь огляделся: его и Гарета бросили в просторную клетку на кучу перепрелой соломы. Клетка стояла возле деревьев, обрамляющих просторную поляну, в центре которой горел огромный костер. Свет вырывал из темноты хижины, явно построенные наспех. По поляне бродили отвратительного вида люди с бурдюками вина, кричали пьяными голосами. Инконню заметил среди чужих коней своего белого красавца, и на сердце потеплело.
Внимание привлекла огромная куча тряпья у дальней стены деревьев. Разбойники боязливо обходили ее, понижали голоса. Пламя бросило яркий оранжевый блик, и дыхание Инконню остановилось.
– Великан! – прошептал он потрясенно.
Перепрелая солома зашуршала, оруженосец сдавленно застонал.
– Что такое? – пробормотал он недоуменно. – Инконню, где мы?
– Сэр Инконню, не забывай, – процедил рыцарь.
– А то что? – зло спросил оруженосец.
– Как смеешь так разговаривать с патроном?!
Гарет окрысился:
– Иди к бесу, патрон! Почему отпрыск знатного рода должен подчиняться какому-то ублюдку? Безродный!
Рыцарь сузил глаза. Движение далось ему с болью: растопыренную ладонь приблизил к лицу оруженосца, тот испуганно отпрянул.
– Трус! – прошипел рыцарь.
Гарет раскрыл рот, но замер, услышав сильный, жесткий голос:
– Надо же! Похоже, они перебьют друг друга без нашей помощи.
Инконню повернулся, встретил взгляд высокого мужчины с тонкими чертами лица. Гладко выбритый, в светлых глазах холодное любопытство. Рыцарь, посмотрев на блио главаря, усмехнулся:
– Красный цвет. Не слишком ли, Гахерис?
Главарь придирчиво оглядел свою одежду, окрашенную в «цвет цвета», покачал головой с укором:
– Вполне соответствует происхождению. Куда лучше грязной рубашки и брэ.
Свита угодливо захохотала. Инконню зарычал от злости:
– Трусы! Где леди Хелия?
Гахерис ответил скучающе:
– В моих покоях, греет ложе.
– Мерзавец! – вырвалась у Инконню.
Разбойники снова захохотали. Гахерис недовольно махнул рукой, и смех будто обрубило.
– Потише. Разбудите Громерсрона – скормлю кого-то из вас, – сказал он жестко. – А с вами, – протянул задумчиво, глядя на пленных, – поступим следующим образом… Меня огорчила гибель ошаэртов и трех людей. Заказчику придется заплатить вдвое больше.
– Презренный наемник! – вырвалось у рыцаря. – Постой, кто заказчик?
– Узнаешь на небесах, – ответил Гахерис с тонкой улыбкой.
– Как же вы можете? – спросил Инконню недоуменно. – Вы по виду благородных кровей.
– Не только по виду, но и по сути, – кивнул главарь. – Удивлены? Я был рыцарем, давным-давно. Не самое плохое было время, но понял, что рыцарские принципы прокормить не способны. Быть на привязи у короля не захотел, хотелось обзавестись землей, построить замок. Увы, земли, как младшему сыну, не полагалось, сюзерен также не одарил, наследницу лорда не встретил. Все ничего, но обязательно найдется злой язык, высмеивающий подобную судьбу.
– И найдется рука, вырвавшая злой язык, – перебил рыцарь.
Гахерис чопорно поклонился, оглядел заскучавшую свиту:
– Однако, мы отвлеклись. Сейчас вас выпустят и дадут оружие. Будете биться на потеху моим молодцам.
– С кем? – спросил Инконню.
Разбойники засмеялись, Гарет ожег его презрительным взглядом. Рыцарь густо покраснел.
– Ты жестоко ошибаешься, если думаешь, что мы будем тешить извергов… – начал он.
– Я согласен, дайте меч, – сказал Гарет сухо.
Инконню развеселил разбойников обиженно-удивленным выражением лица. Мелькнула безумная мысль, что оруженосец хитрит, хочет получить оружие, а там…
Со смешками и оскорбительными криками разбойники открыли клетку, и оруженосец, отпихнув рыцаря, оказался в кольце крепких тел.
– Вот это по-нашему!
– Правильно! Бей благородных, чтоб нос не задирали!
Гарет сказал с обидой:
– Это я благородный, а он вообще безродный. Может, его и зачали-то на мусорной куче!
Хохот душегубов лился зловонной жижей. Рыцарь вылез из клетки, кривясь от тупых горячих ударов под левую лопатку.
– Ну вот, Громерсрон проснулся, – сказал вожак досадливо.
Раздался раздраженный рев. Испуганно заржали кони. Рыцарь пристально наблюдал за Гахерисом: главарь вытащил из-за пазухи красный камень в золотой оправе, сжал в кулаке.
Великан рявкнул глухо, оскаленный рот с гнилыми зубами зарос грязной бородищей, монстр тряхнул башкой раздраженно, и патлы цвета грязной меди закрыли полыхающие глаза. Великан сел, взял ошкуренный ствол и любовно пригладил дубину.
Лицо Гахериса стало задумчивым.
– Хм, может, Громерсрона размять? Хотя – нет, будет скучно. Эй, выведите их на середину лагеря, дайте оружие. Да, и приволоките благородную девку из моего скромного жилища. Растолкуйте, что если будет кричать, отрежем язык.
– Ты мерзавец! – воскликнул рыцарь.
Его толкнули в спину:
– Шагайте, сэр.
Боль накрыла огненной волной, схлынула, смыв остатки тепла. Кожа покрылась холодной пленкой, звенящая слабость пригнула к земле.
– Джонни, ты – садист, – сказал главарь с шутливым порицанием. – Надо было зарезать либо оглушить. Видишь, как мучается? Мы ведь не звери.