Она схватила его за рукав, Гингалин, не выдержав ее тоскливого взгляда, уставился на носки своих сапог.
– Гингалин, молю, ответьте!
Рыцарь склонил голову, резким движением освободил рукав:
– Доброй ночи, леди.
Гуляки торопливо расступались перед рыцарем, видя его суровое лицо.
Хелия смотрела ему в спину и, когда он скрылся за поворотом, сглотнула слезы.
«Он колеблется, надежда есть», – подумала с робкой радостью.
В рощу с азартными криками въезжали егеря, у многих к седлу были приторочены тушки зайцев, тетеревов. Гингалин остановил разгоряченного коня: бока жеребца раздувались, он беспокойно бил копытом. Юноша сломал ветку, с наслаждением вдохнул запах молодой листвы.
Гингалина окружили егеря, он вдохнул плотный запах пота, испытал терпкое удовольствие, почувствовал в себе звериную силу.
– Удачная охота, сэр, – сказал один из егерей.
Гингалин благодушно кивнул. Его взгляд зацепился за темное тело в зарослях: добыча испуганно порскнула прочь, ломая подлесок, охотничья кавалькада ринулась следом с гиканьем и посвистом.
Пойманным оказался неопрятный виллан: мужлан бухнулся на колени, прижимая к груди охапку облезлых веток. Всадники взяли его в кольцо, копья уставили в лицо, хищно поскрипывали луками. Виллан трясся, затравленно озираясь.
Гингалин глянул с высоты седла брезгливо, крестьянин вздрогнул от жесткого голоса:
– Что ты делал в моих угодьях?
По правде говоря, Гингалин еще не стал хозяином Сноудона, до свадьбы осталось две недели, но никто из егерей не посмел поправить спасителя королевства.
– Я собирал хворост, господин, – пролепетал виллан. Сквозь маску грязи проступала смертельная бледность.
– А кто дал разрешение? – спросил Гингалин грозно.
Егеря засмеялись вилланскому испугу.
– К-королева не против, если подданные в крайней нищете иногда подберут ветку-другую, – сказал виллан плачуще. Подбородка коснулось острие копья, и мужик вздрогнул, кругля глаза, вызывая взрыв хохота.
Гингалин жестко усмехнулся:
– Королева не против, а я, новый хозяин земель, против. И сдается, ты не только палки собирал.
– Нет-нет, господин, только хворост, всего несколько веток, – выпалил мужлан скороговоркой.
Гингалин кивнул егерям, и пара всадников, спешившись, исчезла в сплетении молодой зелени. Через некоторое время к ногам виллана швырнули силки на птицу и мелкого зверя. Мужик под громовой смех покачнулся.
Юноша, оглядев ловчую снасть, презрительно сплюнул:
– Хворост стал летать и бегать?
Виллан тонко закричал:
– Господин, зима выдалась тяжелой! Двое сынков померли, дочери хворают, жена!.. Пощадите, господин! Смилуйтесь!
Гингалин поморщился, словно услышал непристойный звук, присущий свиноферме, махнул рукой:
– Вздерните преступника!
Виллан отчаянно закричал, метнулся в чащу. Швырнув его наземь ловким ударом «пяткой» пики в хребет, егеря с хохотом связали ему за спиной руки, деловито свили петлю и оплели грязную шею белым кольцом.
Гингалин с холодной усмешкой наблюдал, как вопящего крестьянина усаживали на коня, как егерь, взобравшись на дерево, привязывал конец веревки к толстой ветке.
– Хоть раз в жизни побудет господином, покатается на лошадке! – смеялись охотники. Гингалин одобрительно улыбался.
Легкий шлепок по крупу, и вопль виллана оборвался, его судорожный танец вызвал громовой хохот. Гингалин равнодушно отвернулся от первого весеннего плода, скомандовал:
– В замок! Пора пообедать.
Кровь нехотя остывала после бешеной скачки. Гингалин подставил лицо солнечным лучам. В светлом небе плыли кудрявые облака, похожие на белоснежные горы, летающие острова и сказочных животных.
Конь, громко фыркая, тянулся к изумрудным стеблям, вокруг расстилалось зеленое море. Звонко пели птицы, стрекотали насекомые. Гингалин жадно вдыхал чистый воздух, грубое удовольствие щекотало мозг.
«Хорошо! Быстрый конь, ветер в лицо, запахи весны, ощущение полнокровной жизни!»
Во рту пересохло. Увидав справа деревню, Гингалин пришпорил коня.
Жители неустанно работали на полях, чтобы прокормить лордов.
«Хорошо, пусть работают», – подумал он с удовольствием.
Он ехал по улице, всматриваясь в дома, мимо шмыгала домашняя птица, громко лаяли псы. Ощутив чей-то пристальный взгляд, он резко повернул голову, заметил в дверном проеме хижины мелькнувшую фигуру. Конь покорно направился к неказистому домику.
Гингалин, спешившись, бесцеремонно зашел в дом, скривился при виде скудного убранства. В темном углу лежал комок тряпок. Гингалин сказал неприязненно:
– Эй, там, я хочу воды, принеси!
Тряпки зашевелились, и перед взором рыцаря предстала угловатая девушка – юная, почти ребенок, она торопливо проковыляла мимо. Гингалин, сердито сопя, переминался у входа, сплевывал на пол, устланный соломой, от тяжелых запахов в носу свербело.
Девчушка вернулась с водой, юноша брезгливо отпил из грязной щербатой плошки, остатки выплеснул на пол.
– Может, станет чище, – хохотнул грубо.
Девчушка съежилась, в ее огромных глазах читался страх. Гингалин обратил внимание на хромоту, кивнул: понятно, почему не в поле, поранилась, наверное.
– Как живете? – спросил покровительственно. – Что молчишь, отвечай!
– Хорошо, государь, – прошептала девушка.
Гингалин с усмешкой обвел комнату рукой:
– Незаметно.
– Зима выдалась тяжелой, но мы не жалуемся, – сказала смиренно.
– Хорошо, – кивнул юноша.
Девушка попятилась от его пристального взгляда. Гингалин воровато огляделся и прикрыл за собой дверь.
– Нет, пожалуйста, не надо, – прошептала вилланка умоляюще, что распалило его еще сильнее.
Хромоногая попыталась выбежать из дома, но юноша ухватил ее за пояс, грубо развернул и отправил на пол. Захлебываясь темным желанием, он задрал ей юбку на спину, вошел грубо, неистово. Плач и мольбы девчушки возбуждали его лучше изысканных ласк.
С мощным выдохом переждал сладостное ослепление, затем отшвырнул вилланку. Та зарыла лицо в солому, хрупкое тело сотрясала дрожь, по белым бедрам текли красные струйки.
Гингалин, довольно рыкнув, натянул штаны, ладонью смахнул со лба пот. На пол бросил пять серебряных монет:
– Вот, в помощь семье. Да не реви. Я твой господин, гордись оказанной честью.
Девушка надрывно рыдала. Юноша пожал плечами, пинком сорвал дверь с петель и полной грудью вдохнул сладкий весенний воздух:
– Хорошо!
Солнце теплыми лучами гладило по щекам, Гингалин довольно жмурился, наслаждаясь легкостью и силой. Прыжком взлетел в седло, в лицо ударил ветер, приятный холодок остужал пожар в груди.
Облака плыли по синему небу, сливаясь в кудрявые пары, кружились в медленном танце. От распирающего восторга Гингалин привстал в седле, захохотал.
До свадьбы оставалась неделя.
Глава десятая
Все в замке пребывали в хлопотах.
Носились прачки, разнося аромат свежего белья. Поломойки и горничные скоблили залы, разливая по полу реки мыльной воды. Стучали молотки, вжикали пилы, вкусно пахло свежим деревом.
Во дворе резали птицу, забивали быков и свиней, а на кухне сбивались с ног, целые рощи дров шли на поддержание огня в печах. В саду повязывали на ветки цветные ленты, а залы украшали цветами.
Вереницы знатных гостей стекались в замок всю неделю. В замке стало не протолкнуться от пришлых слуг, челяди, гомон звучал днем и ночью.
Гингалин забрел в отдаленный тупик с зарешеченным окном, на стенах тускло поблескивали мечи, топоры, умбоны щитов. От стен гулко отражались его беспокойные шаги.
Гингалин снял со стены огромный топор, вгляделся в шероховатую рукоять, темную от времени, рассек воздух пробными махами.
Затем вернул топор на стену, пальцем с преувеличенным любопытством поковырялся в кладке каменной стены. Подошел к окну и завороженно уставился на бурлящий двор.
Прикусил указательный палец, задумался. Резким выдохом колыхнув стоячий воздух, помял левую сторону груди и, резко повернувшись, стал гулко печать шаг по коридору.
Пустая каменная вена влилась в полноводную артерию: Гингалин, милостивыми кивками приветствуя челядь, рыцарей, знатных гостей, продирался сквозь людское месиво, словно рыба сквозь мелкоячеистую сеть.
«Да провалитесь вы все!»
Волна раздражения спадала, но накатывала новая, заставляя его нервно метаться по замку.
Юноша решил заглянуть в конюшню, проведать белоснежного любимца. Конюхи при появлении жениха удалились.
Гингалин на прощанье взъерошил белую гриву, и конь брезгливо фыркнул от поцелуя в нос. Юноша, коротко хохотнув, вышел во двор.
– Пошевеливайтесь, лентяи, чтоб двор блестел! – кричал конюх сердито на двух мальчишек.
Подростки покорно кивнули и зашаркали по грязной земле метлами.
– Чего мести? – бурчал один подросток недовольно. – Все равно скоро опять заляпают дерьмом.
Второй молча очищал двор.
Гингалин с любопытством наблюдал за ними, прислонившись к стене конюшни.
– А катись оно!.. – вдруг крикнул первый паренек, отбрасывая метлу. – Все равно нагадят.
Прекратив шаркать метлой, второй подросток спросил:
– И что, не убирать?
– Пусть дураки убирают, я лучше посижу в сторонке, а перед вечерней проверкой все и сделаю, так проще! – объяснил напарник. Второй подросток, пожав плечами, продолжил подметать двор.
– Дурак! – сказал первый. – Ну и корячься!
– Убирать надо, – ответил второй уборщик назидательно, упрямо поджав бледные губы.
Сердце юноши мощно забилось, удары принесли тупую боль, в голову ударила злая волна.
– А ну, пошли отсюда, мелкие сволочи! – заорал он так, что все на него обернулись.
Подростки испарились, а Гингалин злобно оглядел замерших слуг, и двор мигом загудел, как шмелиный рой. Юноше стало стыдно, и он кинулся в замок, расталкивая встречных.
Вид дверей в покои успокоил, будто моряка – берег. Гингалин поспешно распахнул резные створки, обежал, захлопнул их за собой, затем прислонился к твердому дереву…