В следующий миг Джеймс отступил и откашлялся. Она обернулась, чтобы взглянуть на него. Он снова надел свою Маску, и она ничего не могла прочесть на его лице, кроме обычного дружелюбия.
– Очень мило, – произнес он, вытаскивая из кармана сложенную в несколько раз бумажку. – Кстати, я чуть не забыл. Недди принес письма от Люси для нас обоих. Твое я не стал читать, несмотря на сжигавшее меня любопытство.
«Дорогая Корделия! – было написано на бумажке знакомым размашистым почерком Люси. – Мне ужасно, ужасно жаль, но я вынуждена пропустить сегодняшний бал и бросить тебя на растерзание представителям высшего общества. К сожалению, мне нездоровится. Если кто-нибудь попробует тебя задеть, держи голову высоко и помни, что сказала бы в таком случае Прекрасная Корделия: “Я не склонюсь перед вами, и никто не сможет меня заставить!” Завтра с нетерпением жду подробного описания приема, особенно нарядов, и еще мне ужасно хочется узнать, не отрастил ли Тоби дверной молоток. С любовью, Люси».
Пока они спускались по лестнице, Корделия подала Джеймсу записку, чтобы он мог прочесть. Карета уже стояла у дверей. Морозный воздух обжигал лицо; днем снег начал таять, но к вечеру снова похолодало, и теперь тонкий лед трещал и ломался под ногами, как стекло. В карете их ждали тяжелые меховые полости и покрывала для ног. Корделия со вздохом облегчения закуталась в меха.
– Дверной молоток? – переспросил Джеймс, когда карета тронулась, хрустя льдом.
– Это такая борода, – с улыбкой объяснила Корделия. – Я тебе покажу, если увижу.
Сумеречные охотники редко носили бороды; подобно воинам Древнего Рима, нефилимы издревле считали, что борода мешает в сражении, поскольку противник может за нее схватить. Однако для женщин не существовало ограничений относительно длины волос: возможно, потому, что ни римляне, ни средневековые нефилимы не могли представить себе женщину на поле боя.
– Ну что ж, если Тоби отрастил бороду, у меня есть выбор, – сказал Джеймс. – Либо вызвать его на дуэль, либо отрастить бороду в два раза длиннее.
– Надеюсь, ты не сделаешь ни того ни другого, – поморщилась Корделия.
– Думаю, ты, в качестве моей супруги, имеешь право голоса в вопросах, касающихся моей внешности, – ответил Джеймс. Корделия взглянула на него из-под полуопущенных ресниц, но он равнодушно смотрел в окно, на черно-белые ночные улицы. – Уэнтворты редко устраивают большие приемы. С нетерпением жду момента, когда ты увидишь Торт.
– Какой торт? – удивилась она.
– Сейчас приедем, и ты поймешь.
Как только они въехали в ворота, она сразу поняла, что имел в виду Джеймс. Особняк Уэнтвортов представлял собой абсолютно безвкусное сооружение, утыканное множеством башенок с зубцами и бойницами – видимо, архитектор вдохновлялся образами средневековых замков. Стены и башни были покрыты штукатуркой цвета слоновой кости, и здание действительно являло собой некий чудовищный гибрид Тадж-Махала и кремового свадебного торта. Ослепительный свет, лившийся из огромных окон, падал на заснеженную лужайку перед домом, и вся эта варварская роскошь производила довольно нелепое впечатление.
Карета остановилась у зеленого ковра, призванного изображать лесную тропу; ковер вел к сверкающим мраморным ступеням и массивной двери в средневековом стиле. На каждой ступени стояло по два лакея в ливреях цвета слоновой кости, бедняги вытянулись по стойке смирно, когда Джеймс и Корделия проходили мимо. Она невольно прыснула со смеху, войдя в холл, больше напоминавший тронный зал императорского дворца. Пол был отделан розовым и белым мрамором. Да, дом действительно напоминал гигантский торт.
Джеймс подмигнул жене, когда они ступили в бальный зал, просторное, как крытый рынок, помещение с расписными потолками. Среди обильной позолоты и облаков, похожих на взбитые сливки, порхали десятки пухлых розовощеких херувимов. У стен группами собирались гости, и в толпе Корделия среди прочих заметила Уилла и Тессу, которые оживленно беседовали с Габриэлем и Сесили Лайтвуд. «Веселые Разбойники» тоже были здесь в полном составе; они заняли целый столик в углу в компании Анны. Мэтью, заметив новобрачных, поднял бокал шампанского, а Анна лениво помахала рукой. Танцы еще не начались; люди бродили вокруг длинного стола, ломившегося под тяжестью закусок – здесь было достаточно еды, чтобы накормить всех жителей небольшого города. Чудовищные окорока в глазури и лососи размером с новорожденного ребенка, залитые блестящим желе, покоились на серебряных блюдах в окружении гор сэндвичей и пирожных с кремом; рыбы и поросята злобно пялились невидящими глазами на голодных гостей.
Хозяева, Мартин Уэнтворт и его жена Глэдис, стояли в центре зала и с восхищением рассматривали огромную ледяную скульптуру, изображавшую Розамунду и Тоби в развевающихся античных одеждах. На плече Розамунды сидел голубь. Джеймс уставился на скульптуру, не скрывая удивления.
– Может быть, это намек на то, что сегодняшнее мероприятие следует называть «Холодным Приемом»? – прошептал он на ухо Корделии. Она плотно сжала губы, но не могла совладать с собой и затряслась от беззвучного смеха. Джеймс с невинным видом продолжал разглядывать купидонов на потолке, и в это время к ним приблизились Розамунда и Тоби, так сказать, во плоти.
– О, вы оба чудесно выглядите, такая прекрасная пара, я всегда это говорила, правда, Тоби? – бросилась в атаку Розамунда.
Тоби вздрогнул. У него был такой вид, словно его только что разбудили.
– Да? Когда? – пролепетал он.
Розамунда бросила на Джеймса голодный взгляд, как будто он был восхитительным, аппетитным свежим кексом, который ей не терпелось намазать черничным джемом. Чувствуя, что мужа необходимо спасать, Корделия в свою очередь воскликнула с дурацким лицемерным восторгом:
– О, здесь так чудесно, я вижу, весь Лондон пришел вас поздравить! Джеймс, мы должны поздороваться с твоими родителями…
– Не весь, – тяжело вздохнула Розамунда. – Как назло, убили Амоса Гладстона, и кое-кто решил, что праздновать сейчас неуместно. А я считаю, это несправедливо, потому что мы планировали этот вечер еще до его смерти. Конечно, мы бы отменили прием, если бы не ледяная скульптура. Она заранее заказана и оплачена.
– Превосходная речь, Розамунда, – сказал Джеймс.
– Благодарю, – лучезарно улыбнулась Розамунда. – Вы же понимаете, ну как мы могли заранее узнать, что его убьют во время патрулирования?
– Когда это случилось? – спросила Корделия и покосилась на Джеймса. Тот пожал плечами. – Мы еще не слышали…
– О, позапрошлой ночью, – промямлил Тоби, высокий молодой человек с безвольным подбородком и очень светлыми волосами.
– Это было нападение демонов? – продолжал Джеймс.
– Очевидно, да, – сказала Розамунда. – А что еще это могло быть? А теперь, Тоби, будь так добр, покажи Джеймсу бильярдную. Она только что заново обставлена. – Невеста смущенно захихикала и вцепилась в руку Корделии. – Нам, дамам, нужно сейчас в другое место.
Тоби увел Джеймса прочь, а Розамунда с Корделией направились к группе женщин, собравшихся у стола с напитками и закусками. Среди них Корделия заметила Евгению, сестру Томаса, худую девицу в бледно-желтом платье и перчатках.
– Тебе сюда, – с удовлетворением в голосе произнесла Розамунда. Волосы ее были высоко подобраны и украшены огромным количеством живых цветов. Когда она поворачивала голову, на плечи ей дождем сыпались лепестки. – Именно здесь собираются замужние женщины, – театральным шепотом добавила она.
Разумеется, запоздало сообразила Корделия. Замужние женщины во время танцев держались обособленно; в конце концов, им больше не нужно искать себе мужей. Она с надеждой посмотрела на Евгению, но Розамунда уже набросилась на нее:
– Евгения! А ты что здесь делаешь? Пойдем к девицам – там целая толпа молодых джентльменов, и все они просто жаждут потанцевать…
– Не пойду, – упрямо произнесла Евгения, но спорить с Розамундой ей было не под силу. Пару секунд спустя желтое платье исчезло в толпе.
– Корделия Эрондейл, если я не ошибаюсь? – заговорила высокая, угловатая женщина в шелковом платье абрикосового цвета. Корделия вспомнила ее имя – Юнис Паунсби, мать Огастеса Паунсби. Судя по всему, Розамунда оставила ее не просто с замужними дамами, но среди матрон, которые годились ей в матери и бабки. – Вы выглядите усталой.
Дамы коварно засмеялись. Корделия, ничего не понимая, смотрела в лицо своей собеседнице.
– Юнис вас дразнит, – заговорила Веспасия Гринмантл, женщина с приветливым лицом, облаченная в пурпур. – Новобрачные рано спать не ложатся, верно?
Кровь бросилась Корделии в лицо.
– Радуйтесь, пока можете, – продолжала Юнис. – Не пройдет и нескольких месяцев, как вы будете подбирать мебель для детской.
– Маленькие дети – это так скучно, Юнис, – вмешалась Лилиан Хайсмит. Корделия подумала, что в своем старомодном синем платье и сапфировых украшениях она выглядит, словно царица. – А вот оружие, напротив, весьма интересный предмет. – Она протянула руку к Кортане. – Я, например, давно восхищаюсь вашим клинком, дорогая. Можно?
Корделия кивнула, и Лилиан, задумчиво улыбаясь, прикоснулась к эфесу Кортаны.
– Когда я была маленькой, у меня было одно-единственное желание: получить какое-нибудь оружие, выкованное кузнецом Велундом. В двенадцать лет я сбежала из дома, и родители обнаружили меня на Риджуэйской дороге[22]. Я искала курган кузнеца. Я взяла с собой пенни, поскольку знала из легенд, что кузнецу нужно заплатить, и была совершенно уверена, что получу взамен меч! – Она усмехнулась. – Ваш меч прекрасен.
– Благодарю вас, – произнесла Корделия.
Дамы без всякого стеснения перешептывались у нее за спиной. Кто-то вслух интересовался, почему они с мужем не отправились в свадебное путешествие; другая женщина, скорее всего Юнис, ответила, что Джеймс и Корделия не могли позволить себе такую роскошь, как год помолвки, тщательная подготовка и свадьба следующим летом. «Необходимо было срочно спасать то, что осталось от ее репутации, вы же понимаете».