– Со мной все в порядке. – Он не узнал собственный голос, грубый, сиплый. – Маргаритка…
Джеймс сел, привлек ее к себе, нашарил скомканное одеяло. Ему хотелось ее согреть, но как только она легла рядом и прижалась к нему, он понял, что все будет наоборот. У него зуб на зуб не попадал от холода, а Корделия буквально излучала жар. Стоило ему прикоснуться к ней, и он мгновенно согрелся. Ее тело было горячим и нежным под тонкой сорочкой. Он никогда, ни разу за всю свою жизнь не видел девушку в одной сорочке и, естественно, даже не мог представить себе, каково это – обнимать полуобнаженную женщину. Это было прекрасно.
Он обнимал ее за талию. Она лежала очень тихо, глядя на него с некоторым удивлением, но без трепета. Стесняться и волноваться могли другие девушки, кто угодно, только не Маргаритка. Она была такой красивой, такой ласковой. Она пошевелилась, прижалась к нему теснее, и ему невольно вспомнился тот вечер, когда она попросила его помочь снять свадебное платье. Тогда Джеймс заставил себя отвести взгляд, но он до сих пор помнил ее фигуру под золотой тканью. А теперь он мог чувствовать все изгибы ее тела, тонкую талию, крутые бедра… словно скрипка, подумал он.
– Ты такой холодный, – прошептала Корделия, обнимая его за шею. Голос ее слегка дрожал. Она приникла к нему, нежно поглаживала его затылок. Он не мог остановиться, гладил ее спину. Груди у нее были круглые, упругие. Он понял, что под сорочкой на ней ничего нет. С каждой секундой он терял контроль над собой, чувствовал, как разрушается хрупкая преграда здравого смысла, которой он себя окружил. Сладостное тепло разливалось внизу живота. Пальцы его сминали ткань рубашки, коснулись шелковистой кожи ее бедер, скользнули вверх…
Ему показалось, что от этого шума содрогнулся весь дом до основания.
Звонили в дверь. Джеймс мысленно проклял ту минуту, когда ему пришло в голову установить в доме дверной звонок. Послышались шаги – кто-то бежал по лестнице, – и он проклял себя за то, что нанял слуг. Как хорошо было бы сейчас остаться вдвоем с Корделией в этом доме… нет, лучше даже не здесь, а где-нибудь на вершине горы или на необитаемом острове.
Снова топот, взволнованные голоса.
Корделия отодвинулась от него, неловко поднялась с кровати, убрала волосы. Щеки ее пылали. Золотой шарик, кулон в виде глобуса, блеснул в вырезе сорочки и скатился вниз, на грудь.
– Джеймс, мне кажется, нам лучше…
– Одеться, – машинально произнес он. – Да. Наверное.
Не глядя на него, Корделия выбежала из комнаты. Джеймс выпутался из простыней, слез с кровати, ругая себя на все лады. Он потерял над собой контроль, смутил и перепугал Корделию. Шепотом повторяя непристойные ругательства, он подошел к открытому окну и захлопнул его с такой силой, что по стеклу побежали трещины.
Корделии казалось, что не только ее лицо, но и все тело горит огнем, однако она довольно быстро оделась и, путаясь в юбках, торопливо спустилась в холл. Райза обернулась к ней с озабоченным и встревоженным видом.
– Oun marde ghad boland injast, – сказала она. Приблизительно это означало: «Пришел очень высокий человек».
И действительно, на пороге, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, топтался Томас. Летом, в самом начале их знакомства, Корделия решила, что он почти блондин, но позже поняла, что его волосы просто выгорели на солнце. Сейчас они были темно-каштановыми, промокли от снега и висели сосульками. У него был такой странный вид… будто он затаил дыхание или боялся заговорить.
– Что-то случилось? – раздался с лестницы голос Джеймса.
Корделия искоса посмотрела на него. При мысли о том, что произошло между ними в спальне каких-нибудь десять минут назад, при воспоминании о нем, каким он было только что, у нее сладко и тревожно сжималось внутри. Однако Джеймс уже не был ни взволнованным, ни растрепанным; он застегивал последнюю пуговицу пиджака, но в остальном выглядел совершенно так же, как всегда. Взгляд его золотых глаз был прикован к Томасу.
– Я был у Мэтью дома, – заговорил Томас. Казалось, он не соображал, что делает и где находится, а может быть, торопился уйти и поэтому не закрывал дверь, хотя в вестибюле было уже холодно, как на улице. Корделия не заметила у крыльца экипаж – видимо, Томас пришел пешком или прибежал.
– Точнее, я пошел повидаться с Мэтью. Но Генри сказал, что его нет дома и что он не знает, когда тот вернется. И что Мэтью взял с собой Оскара. Мне показалось, что Генри чертовски зол, и я еще подумал: очень странно. Генри никогда не сердится и не раздражается. Странно, правда? Мне следовало расспросить его, но я почему-то не смог, особенно после того, что мне рассказали…
– Том, – мягким голосом перебил его Джеймс. – Погоди. Давай сначала. Что произошло?
– Сегодня утром мы должны были встретиться с Мэтью, – объяснил Томас. – Но когда я пришел в дом Консула, там был только Генри. Про Мэтью он не хотел говорить, но сказал, что Шарлотту вызвали в Институт – опять кого-то убили… – Он с силой потер глаза тыльной стороной ладони.
– Сегодня ночью кого-то убили? – воскликнула Корделия. – Сумеречного охотника из патруля?
Она вспомнила, как пронзительно кричал Джеймс – она буквально вломилась к нему в спальню, потому что слышать это было невыносимо. Он что-то бессвязно выкрикивал во сне и как будто дрался с кем-то. Что же ему приснилось?
– Нет, не из патруля, – сказал Томас. – Генри говорил, что убили девушку, которая возвращалась домой после вечера у Анны.
– Люси была на вечере у Анны, – прошептала Корделия. – Томас…
– Нет-нет, это не Люси. Насколько я понял, дядя Габриэль встретил ее вчера вечером у ворот Института. А эта девушка погибла намного позже, перед рассветом. Люди из патруля, которые нашли тело, просто сказали, что это девушка с темными волосами. И… Евгения… я не видел ее сегодня утром. Я знаю, что вчера она поехала к Анне, но я не думал ни о чем плохом, пока Генри не рассказал… – хрипло пробормотал Томас. – Я должен был сразу бежать домой, но… после того как не стало Барбары, я не могу один… Мне нужно, чтобы ты пошел со мной. Ты должен пойти со мной, Джеймс.
В этом году Томас лишился сестры, умершей от яда демона-мандихора. Неудивительно, что он выглядел больным от страха. Джеймс подошел и обнял его за плечи, а Корделия обратилась к Райзе:
– Пожалуйста, прикажи подать карету. Мы должны попасть в Институт как можно быстрее.
Во дворе Института уже стояло несколько экипажей. Ворота были распахнуты, и Ксанф пробежал под аркой, весело цокая копытами, как будто радовался возвращению домой.
У крыльца собралась довольно большая группа людей. Корделия узнала старших членов Лондонского Анклава – Инквизитора, Шарлотту, Сесили Лайтвуд. Кроме того, здесь были Люси, Анна и Мэтью. Корделия испытала некоторое облегчение оттого, что он все-таки нашелся, хотя Оскара нигде не было видно. Лица у всех были бледные, мрачные.
Когда кучер остановил карету посреди двора, люди расступились, и Корделия увидела у крыльца какой-то белый мешок. Томас толкнул дверцу кареты, и, присмотревшись, она поняла: нет, это не мешок, а тело, накрытое простыней. На белой ткани проступили кровавые пятна, видна была прядь темных волос и рука, словно несчастная тянулась к людям, умоляя о помощи.
Томас спрыгнул на землю. Смотреть на него было страшно. Джеймс выбрался из кареты следом за ним, и Люси, заметив брата, бросилась к нему. За ней подошли Мэтью и хмурая Анна в мужском пальто с капюшоном. Корделия вдруг вспомнила о Кристофере. Интересно, где он? Ведь он жил в Институте. Наверное, в доме, с отцом, подумала она.
Люси стиснула Джеймса в объятиях.
– Я должна была дождаться ее! – воскликнула она. Ее хрупкое маленькое тело сотрясали рыдания. – Это я во всем виновата, Джейми!
Джеймс прижал ее к груди.
– Кто это? – настойчиво спросил он. – Скажи, кого убили?
– Ну скажите же, наконец, – прохрипел бледный как смерть Томас. – Просто скажите мне…
– Филомена ди Анджело, – ответила Анна. – Ее закололи, как и Бэзила Паунсби. Скоро сюда прибудут Безмолвные Братья, чтобы забрать тело в Оссуарий.
– Я думал… – начал было Томас, но не смог договорить. На лице его отразилось облегчение, потом появилось виноватое выражение. Корделия его прекрасно понимала – она тоже обрадовалась, узнав, что сестра Томаса жива. Но Филомена… она была еще совсем молода, полна жизни, по-детски радовалась возможности посмотреть мир, с таким восторгом говорила о картинах, литературе, театре…
– Ты думал, что это Евгения? – спросила Анна и положила руку на плечо Томасу. – Бедняга. Нет, Евгения мирно спит у меня в квартире. К сожалению, вчера вечером ее стошнило в цветочный горшок, но, если не считать этого маленького эпизода, она жива и здорова.
– А мои родители, – прошептал Томас, – они знают?
– Матушка отправила к ним курьера с сообщением, – заговорил Мэтью. – Должно быть, они уже едут сюда.
– Когда Филомена ушла с вечеринки? – спросила Корделия. – Она ушла одна или в компании?
– Она провела в моей квартире почти всю ночь, – рассказала Анна. – Когда начало светать, она собралась уходить и уверяла меня, что благополучно доберется до Института. – Анна нахмурилась. – Надо было мне пойти с ней. Кому-то надо было пойти с ней.
– Перед рассветом, – задумчиво произнес Джеймс. – Значит, ее убили несколько часов назад.
– Анна, это не твоя вина, – успокаивала ее Корделия. – Ты не могла знать.
– Я, я должна была подождать ее и убедиться в том, что она вернулась в Институт целой и невредимой… – начала Люси.
Джеймс окинул ее суровым взглядом.
– Прежде всего, тебе не следовало идти домой без провожатого среди ночи, Люс. Обещай, что это не повторится. Это слишком опасно.
– Но я была не… – И тут Люси как будто опомнилась и прикусила язык. Потом смущенно пробормотала: – Наверное, сейчас никому из нас не следует выходить ночью в одиночку. Бедная Филомена.
– Где Кристофер? – вмешался Томас.
– Насколько я поняла, отец отправил группу людей обследовать место убийства и искать улики, – сказала Анна. – Кристофер вызвался пойти с ними. Они еще не вернулись.